— Несмотря на то, что это место воняет аристократией, в нем хранится часть культурного наследия Малайсии, так же, как в государственном музее графа Ренардо. Эндрюс Гойтола эксплуатирует дешевый труд — этого нельзя отрицать. Он классовый враг, если такие вообще имеются, тем не менее он не просто торговец, но и художник, человек, обладающий даром предвидения. Однако, вернемся к моему изобретению.
В Бентсоне была загадочность, не соответствующая моей открытой натуре. Он подтолкнул меня в угол, сказав, что собирается прочесть мне лекцию о вещах, которых обыватели не разумеют.
— От ученых алхимиков до нас дошли знания о том, что некоторые соли определенным образом взаимодействуют со светом. Отсюда следует вывод, что часть солей выпала с солнца, а другая — с луны. Я разработал процесс, посредством которого определенная смесь йода и серебра обеспечивает закрепление на стеклянном слайде любого размещенного перед заноскопом изображения. С помощью другого процесса, в котором задействованы масло лаванды и нагретая ртуть, происходит прочная фиксация изображения на стекле. Это создание картины без помощи человеческих рук, мой дорогой де Чироло.
Он улыбнулся и сразу помолодел на несколько лет.
— Почему вы открываете мне свои секреты? Бентсон, не соглашаясь, покрутил головой.
— Это лишь секрет природы. Любой, кто захочет, может воспользоваться им. Ты не представляешь гнетущую атмосферу государства, в котором мы живем…
— Я люблю свой родной город.
— И поэтому как иностранец, я не имею права его критиковать? И все же, любые научные достижения, подобные описанному мной, в этом государстве подавляются… В Малайсии отвергается справедливость и красота.
Бентсон схватил с одной из подставок слайд и заставил меня поднести его ближе к свету. На слайде было изображено извержение вулкана. По снежным склонам, оставляя борозды, неслись потоки лавы, и сквозь них я смотрел на одно из самых красивых лиц, которые когда-либо встречал в своей жизни темно-золотистые глаза, красивая переносица, сверкающая улыбка, которая, правда, предназначалась не мне, благородная форма головы, черные и непослушные, но хорошо уложенные волосы, перевязанные голубой лентой; женщина, лицо которой материализовалось сквозь вулканическое извержение, сначала стояла ко мне в профиль, затем повернулась спиной, и я мог рассматривать лишь ее локоны и ленты. Но даже это было достаточно волнующим. Никогда в жизни я не видел такого восхитительного профиля, такого оригинального очертания аристократического носа. Он был идеален.
Чуть-чуть опустив картину с изображением Везувия, я посмотрел на фигуру, которой принадлежала эта сказочная головка. И хотя у меня была возможность рассматривать ее только сзади, я заметил тонкую талию, роскошные бедра и ягодицы, с которыми не могли сравниться снежные склоны вулкана. Вся обворожительная фигура была заключена в длинное шелковое платье абрикосового цвета, достигавшее пола. Мои эстетические чувства, возбужденные пропорциями лица, были подавлены плотским желанием, и я решил приблизиться к красотке любой ценой.
Во время всей этой сцены Бентсон продолжал говорить в своей эксцентричной манере, ошибочно определив объект моего глубокого погружения: «…этого прекрасного пейзажа никогда не касалась рука человека».
— Я рад слышать ваши слова.
— Эффект сочетания огня и снега…
— О да, этот эффект…
— Тем не менее это лишь копия копии.
— Нет, в это я не могу поверить. Это, наконец-то, настоящий шедевр.
— Ты льстишь мне. Но заноскоп действительно может копировать реальные вещи. Он может имитировать жизнь без посредства искусства.
Я поставил слайд на пол. Видение собиралось покинуть галерею. Возможно, мне никогда больше не представится случай увидеть ее снова и мое счастье не будет полным.
— Вы должны меня извинить, маэстро. Я отдаю предпочтение жизни перед искусством, так же как и вы. Занимайтесь своими делами, а я буду заниматься своими.
Увидев, что я собираюсь уходить, он схватил меня за руку.
— Послушайте, пожалуйста, молодой человек. Я предлагаю вам работу и деньги. Глас Народа не может ошибиться. У тебя же нет ни работы, ни денег. Я задумал новое дело. Хочу закрепить ртутью на слайдах, именно так я это называю, всю историю не только посредством картины, но и с помощью живых актеров. Это будет иметь ошеломляющий успех, это революция в искусстве, и ты можешь сыграть выдающуюся роль. Сейчас же пойдем в мастерскую, и позволь мне все должным образом объяснить.
— Я только что увидел друга. Кто это прекрасное создание у выхода из галереи?
Маэстро ответил резко:
— Это Армида Гойтола, дочь владельца галереи, ветреная, непостоянная девушка. Она паразит, классовый враг. Не теряй времени на…
— Тысяча благодарностей за обед, но я не могу работать на вас. Глас Народа посмотрел не на то созвездие. У меня имеется более подходящая работа…
Я поклонился Бентсону и направился к выходу. Маэстро, скрестив на груди руки, провожал меня взглядом. На его лице было написано крайнее удивление.
В дальнем конце галереи, позади прилавка, находился вход в кофейную комнату. Прекрасная незнакомка и ее подружка направились в кофейню. Дуэньи, сопровождающей, как правило, молоденьких девушек из знатных семей, с ними не было. Подружка Армиды, симпатичная, пухлая девушка с каштановыми локонами, примерно одного с Армидой возраста, наверняка привлекла бы чье-то внимание, если бы не присутствие божественной Армиды.
И хотя девушки составляли прекрасную пару, все мои помыслы были направлены лишь на неповторимую Армиду.
Остановившись в дверях, я решал, какую роль сыграть перед девушками бесшабашного весельчака или трагика.
Окинув быстрым взглядом свой костюм и найдя его довольно бедным, я выбрал веселье.
Девушки уселись за соседний столик. Армида рассеянно посмотрела на меня. Наши глаза встретились. От нее исходили токи природного магнетизма. Импровизируя на ходу и глядя ей прямо в глаза, я шагнул вперед, взялся за спинку стула и произнес, обращаясь лишь к ней:
— Сударыни, ваши лица излучают такую человеческую теплоту, что я позволил себе без приглашения вторгнуться в вашу компанию. Мне отчаянно необходима помощь и, поскольку мы абсолютно незнакомы, вы можете дать мне беспристрастный совет в момент, когда вся моя жизнь находится в глубочайшем кризисе.
Как только я заговорил, они обменялись высокомерными взглядами. Девушка с каштановыми волосами была так же красива, элегантна и изящна, как и Армида. Пухлость лишь придавала ей дополнительную привлекательность.
