– Дело стоящее, – оживился Рябой. – Давай не будем откладывать его на потом.
Вот так я стал у тенетников главным и единственным военным советником. На волю я больше не просился – знал, что не отпустят.
Когда башни Бученя покрылись глиняной коркой, неуязвимой для зажигательных снарядов противника, а спущенные на воду плоты доказали свою надежность, встал вопрос о распространении передового опыта на всю страну.
Раньше это делалось так: инициатор сообщения передавал его пяти-шести ближайшим соседям, те поступали точно так же, и, следуя принципу цепной реакции, новость за считанные часы облетала Ясмень.
Поскольку ничего нового нам придумать не удалось, пришлось прибегнуть к испытанному средству, хотя о прежней быстроте и эффективности оставалось только мечтать: плавать на плоту – это вам не летать по воздуху, тем более что мореходы из тенетников получились аховые.
Но радовало уже хотя бы то, что многие поселки оказались вызволенными из блокады, а у тенетников появилось конкретное занятие, отвлекающее от тяжких дум. Летуны и торговцы превратились в штукатуров и корабелов. Я, кстати говоря, не чурался работать наравне со всеми.
И тем не менее завершить оборонительные работы в срок не удалось. Однажды в тумане, застилавшем горизонт, вспыхнуло сразу несколько костров. На безлесой, полузатопленной равнине так гореть могли только паутинные сооружения тенетников.
Потянулись часы тревожного ожидания, в ходе которого число костров, близких и дальних, достигло дюжины.
Затем из мглы, затопившей Ясмень наряду с грунтовыми водами, появились первые вредоносцы. Не знаю, что творилось сейчас в душах тенетников, выстроившихся на околице поселка, но мною в такие поистине роковые мгновения всегда овладевал подъем, сопоставимый разве что с ожиданием любовного свидания.
Эх, сюда бы еще барабан, отбивающий четкий ритм, да звонкую военную трубу! Тогда и умереть не страшно…
Пришельцы, надвигавшиеся на нас, не нуждались ни в плотах, ни в лодках. Чревесы, даже не сняв кольчуг, плыли или просто шли по горло в воде, а на плечах у них восседали прытники, каждый из которых, кроме всего прочего, имел при себе огниво и сухой трут.
Метнув в нашу сторону несколько ядрышек, войско вредоносцев последовало к соседнему поселку, и скоро в той стороне заметались огни и послышался глухой шум, мало напоминавший привычные для меня душераздирающие звуки боя.
Да и чему там, собственно говоря, было грохотать? Колючки и железные ядрышки поражают свои жертвы бесшумно, ножи имеют то же самое свойство, а драть глотки не в обычаях вредоносцев и тенетников. Это вам не Полтавское сражение! Чик-чик, и оттаскивай готовеньких…
– Что вы стоите, словно одуревшие! – заорал вдруг я. – Ведь рядом убивают ваших сестробратьев! Хотите, чтобы вас всех передавили по очереди, как тараканов! Так поступать нельзя! Так не воюют! Немедленно пошлите соседям подмогу! Пусть вас поддержат другие поселки! Атакованные с тыла вредоносцы сразу утратят свой гонор.
Вполне возможно, что мои слова выразили всеобщее неосознанное стремление, поскольку все без исключения зажглись этой идеей. Первая десантная группа, составленная из отборных бойцов, погрузилась на плоты в мгновение ока, а те, кому не хватило места, отправились вброд, что для сухопутных жителей, никогда не видевших большой воды, уже было подвигом.
Одни тенетники отправились сражаться, а другим досталась не менее тяжкая доля – ждать и молиться. По себе знаю, как это мучительно, когда рядом погибает товарищ, а ты ничем не можешь ему помочь.
Судить о перипетиях боя, происходившего всего в версте от Бученя, мы не могли, но скоро огни, уже ставшие для нас каким-то олицетворением вредоносцев, стали гаснуть. Утих и военный шум.
Чуть погодя показались возвращающиеся плоты. Из тех, кто уплыл на них, вернулось не больше половины, а из тех, кто ушел вброд и напоролся на врагов прямо в воде, не вернулся никто. Зато соседний поселок был спасен.
С собой победители доставили двух пленников – чревеса и прытника. Первый, по словам тенетников, сдался сам, убедившись в бессмысленности сопротивления, а второй отчаянно сражался до тех пор, пока стрелы не пронзили его руки сразу в нескольких местах.
Допрос, конечно же, пришлось проводить мне. И если прытник на каждый вопрос отвечал только грязной бранью, которая в силу своей специфики почти не поддавалась моему пониманию, то чревес запираться не стал.
С детской непосредственностью (возможно, и наигранной) он сообщил, что досель мы имели дело только с авангардом вредоносцев, а основная армия еще и не выступала. Воинов в ней больше, чем песчинок на берегу реки, и они даже не собираются брать с собой съестные припасы, надеясь поживиться за счет тенетников.
Эти безотрадные вести я не стал доводить до сведения Рябого, присутствовавшего на допросе, а ограничился информацией сиюминутного порядка, которую мне с той же охотой поведал пленник.
Десять приграничных поселков уже взяты, разграблены и сожжены, еще полсотни находятся в осаде, но пока держатся. Свои потери вредоносцы не считают, ведь не станешь же нырять за каждым трупом, но во всяком случае они велики. Никто не ожидал, что стрелы тенетников летят так далеко и бьют так метко. Бывали случаи, когда от них не спасала и кольчуга.
Не знаю, остался ли Рябой доволен этими известиями. Полагаю, что, даже получив нож в сердце, он не моргнул бы и глазом.
Чтобы спасти пленникам жизнь, я придумал хитрый ход – дескать, пусть они отправляются к своим и расскажут о том, что боевой дух тенетников высок как никогда, их твердыни неприступны, а в самое ближайшее время Светоч вновь засияет на небе и высушит болота заодно со всей мразью, обитающей в них.
Рябой, пусть и нехотя, согласился (мало кто мог поспорить со мной сейчас), но благое дело изрядно подпортил неугомонный прытник. Воспользовавшись тем, что мы отвлеклись, он освободился от пут и сиганул наружу, где был в упор расстрелян бдительной стражей.
Сильно опасаясь за жизнь отпущенного на волю чревеса, я сам проводил его до окраины поселка и на прощание сказал:
– Если встретишь где-нибудь кузнеца Костолома Маету, передавай ему от меня привет. Скажешь, чтобы берег то, что я ему подарил. Если он вдруг поинтересуется судьбой своих подарков, можешь ответить, что они потерялись на долгом пути из болот в Ясмень.
Кольчугу пленника я оставил себе. Правда, она висела на мне, как кавалерийская попона на ишаке да вдобавок сковывала движения, но зато сейчас можно было не опасаться ножевого удара, а равно и попадания стрелы.
Не успели тенетники Бученя хорошенько отдохнуть и перевязать свои раны, как по их души явилось новое войско вредоносцев, на мой взгляд, превышающее прежнее раза в два, а то и в три. Теперь вся надежда была только на помощь соседей.
