Без четверти десять Джон Рэйнберд незаметно проскользнул в наблюдательную комнату - по соседству с квартиркой Чарли. Перед мониторами сидел Луис Трантер, мужчина необъятных размеров, едва помещавшийся на стуле. За стеной, если верить термометру, стабильно держались шестьдесят восемь градусов. Луис полуобернулся на скрип двери и при виде Рэйнберда весь напрягся.
- А говорили, что вы уехали, - сказал он.
- Отмотался, - сказал Рэйнберд. - Учтите, Луис, сегодня утром вы меня не видели.
Луис смотрел на него непонимающим взглядом.
- Вы меня не видели, - повторил Рэйнберд. - После пяти - все что угодно. Но до пяти вы меня не видели. А если что ляпнете, жирку у вас малость поубавится. Уразумели?
Луис Трантер заметно побледнел. Сладкий пирожок, который он ел, упал на наклонную металлическую панель пульта обслуживания. Пирожок скатился и, незамеченный, упал на пол, оставив за собой шлейф крошек. У Луиса мгновенно пропал аппетит. Ему приходилось слышать, что этот малый псих, теперь он и сам убедился.
- Уразумел, - прошептал он под прицелом горящего глаза и какой-то жутковатой ухмылочки.
- Вот и хорошо, - сказал Рэйнберд, надвигаясь. Луис попятился, но Рэйнберд уже забыл про него, сосредоточив все внимание на одном из мониторов. На экране была Чарли в своем голубом джемпере - как с картинки сошла. Влюбленный взгляд Рэйнберда отметил, что сегодня Чарли не заплела волосы, и они красиво рассыпались по плечам. Она сидела на кушетке, просто сидела. Ни книги. Ни телевизора. Так женщина ждет автобуса.
Чарли, произнес он про себя восторженно, я люблю тебя. Правда.
- Что у нее на сегодня? - спросил он.
- Ничего особенного, - суетливо пробормотал Луис. "Пролепетал" было бы точнее. - Без четверти час идет чистить свою лошадь. На завтра назначен новый тест.
- На завтра, говорите?
- Да, сэр. - Луис плевать хотел на все тесты, но он подумал, что это обрадует Рэйнберда. Может, уйдет скорее. Вроде бы обрадовало. Вон как ухмыльнулся.
- Говорите, без четверти час она идет в конюшни?
- Точно.
- Кто ее сопровождает? Учитывая, что я уже лечу в СанДиего?
Луис тоненько захихикал, почти по-женски, желая показать, что он оценил шутку.
- Ваш приятель. Дон Джулз.
- Он мне не приятель.
- Да-да, конечно, - быстро согласился Луис. - Он... ему приказ показался немного странным, но поскольку сам Кэп...
- Странным? Что ему показалось странным?
- Он, понимаете, должен отвести ее в конюшки и там оставить. Конюхи, сказал Кэп, за ней присмотрят. Они же в этом деле ни бум-бум. Дон подумал, что тут можно здорово...
- Ясно. Но разве ему платят, чтобы он думал? А, толстячок? - Он с оттяжкой хлопнул Луиса по плечу. Звук раздался нешуточный.
- Нет, конечно, - ответил Луис, проявив чудеса сообразительности. Его прошиб пот.
- Ну, бывайте, - сказал Рэйнберд и направился к выходу.
- Уходите? - Луис не сумел скрыть своего облегчения. Рэйнберд, уже взявшийся за дверную ручку, обернулся:
- Что значит - ухожу? Меня здесь и не было.
- Не было, сэр, - тотчас согласился Луис. Рэйнберд одобрительно кивнул и выскользнул за дверь, прикрыв ее за собой. Несколько секунд Луис оцепенело смотрел на дверь, а затем с облегчением шумно выдохнул. Подмышки у него намокли, белая рубашка прилипла к спине. Еще через несколько секунд он поднял с пола пирожок, смахнул с него пыль и продолжил прерванное занятие. Девочка по-прежнему сидела неподвижно. Чем Рэйнберд - именно Рэйнберд! - сумел приворожить ее, было загадкой для Луиса Трантера.
Без четверти час - прошла целая вечность с тех пор, как Чарли проснулась, - послышался короткий зуммер, и дверь открыл
Дон Джулз в тренировочной бейсбольной фуфайке и заношенных вельветовых брюках. Он взглянул на нее отчужденно и без особого интереса.
- Пошли, - сказал он.
Чарли направилась к выходу.
День был прохладный, ясный. В двенадцать тридцать появился Рэйнберд; он с удовольствием шел по еще зеленой траве по направлению к г-образным конюшням с их темно-красными стенами - цвета спекшейся крови - в яркую белую полоску. По небу медленно скользили легкие облачка. Ветерок колыхал рубашку. Если уж помирать, лучше дня не придумаешь. В конюшнях он отыскал каморку старшего грума. Он показал ему свое удостоверение с грифом "А".
- Да, сэр? - вопросительно посмотрел на него Дрэббл.
- Очистить помещение, - сказал Рэйнберд. - Всем. Пять минут.
Грум не стал спорить или возмущаться, и если он несколько побледнел, загар скрыл это.
- Лошадям тоже?
- Только людям. Через задний выход.
На Рэйнберде было солдатское хэбэ, которое они во Вьетнаме иногда нызывали "конговкой". Из кармана брюк - огромного, глубокого, с клапаном он извлек увесистый армейский пистолет. Старший грум воспринял это без удивления, как должное. Пистолет уткнулся дулом в пол.
- Что, сэр, ожидается заварушка?
- Все может быть, - спокойно сказал Рэйнберд. - Пока не знаю. В общем, давай, папаша.
- Надеюсь, с лошадьми ничего не случится, - сказал Дрэббл. На это Рэйнберд улыбнулся, подумав: "Она тоже надеется". Он видел, как она смотрела на лошадей. Нет, не зря здесь всюду надписи "не курить": охапки сена, сложенные в простенках, сеновал, заваленный набитыми тюками, и дерево, дерево... только спичку поднеси.
Как на пороховой бочке.
Ничего, с тех пор как он все меньше и меньше стал дрожать за свою жизнь, он сиживал и не на таких бочках.
Опять подошел к выходу и выглянул из-за двустворчатой двери. Ни души. Он повернул обратно, к стойлам, вдыхая сладковатый острый полузабытый запах лошадей. Он убедился, что все стойла на запоре.
Затем снова вернулся к выходу. Идут. Двое. Пока еще на том берегу, значит, будут здесь минут через пять. Это не Кэп и Энди. Это Дон Джулз и Чарли.
ИДИ КО МНЕ, ЧАРЛИ, подумал он с нежностью. ИДИ ЖЕ КО МНЕ.
Он быстро оценил взглядом черноту сеновала на верхнем ярусе, подошел к примитивной лестнице - стойке с набитыми перекладинами - и начал легко взбираться наверх.
Спустя три минуты в прохладный полумрак обезлюдевших конюшен шагнули Чарли и Дон Джулз. Они постояли, обвыкаясь в темноте. Рэйнберд держал наготове "магнум" 357-го калибра, на который он поставил глушитель собственной конструкции, облапивший дуло, точно невиданный черный паук. Глушитель, собственно говоря, глушил звук лишь до некоторой степени, да и невозможно совсем погасить выстрел из такой "пушки". Когда он первый раз нажмет (если нажмет) на спуск, раздастся всхрип, второй выстрел сопроводится отрывистым лаем, а дальше - дальше глушитель практически бесполезен. Рэйнберд надеялся, что до стрельбы дело не дойдет, но на всякий случай зажал пистолет обеими руками, направив его так, что глушитель закрывал кружок на груди Дона Джулза.
