— Звёзды?
Пение оказалось шумом двигателей. Мы летели.
В каюту вошли два человека: Райнер и Арсеньев.
— Как вы себя чувствуете? — спросил астроном.
— Хорошо.
Не знаю, почему мне в голову пришёл вопрос, который я тотчас же задал:
— Почему тот город светился? Разве это был люцит?
Стоявшие у койки переглянулись.
— Нет, это бариево-натриевый сплав, не имеющий ничего общего с люцитом. Он светится потому, что был облучён в момент взрыва, — сказал Райнер, очень довольный, что может ответить так обстоятельно.
— Взрыв? Ах, верно... этот кратер... — заговорил я. — Послушайте...
Тарланд прервал меня:
— Вам нельзя разговаривать. Время у нас есть, позже всё узнаете.
Он попросил обоих учёных уйти из каюты. Я слышал, как в дверях он говорил что-то о сотрясении мозга и о том, что мне нельзя волноваться.
— Но что было дальше? — слабо протестовал я, когда он вернулся. Открылся ли проход?
Тарланд нащупал мой пульс.
— Профессор Арсеньев вынес вас из темноты на свет, а я — я создал вас заново, — улыбнулся он.
Я хотел спросить ещё о чём-то, но всё спуталось, перемешалось, уплыло куда-то далеко. Я увидел голубое небо... пели птицы... Я уснул.
Прошло много времени, пока из сдержанных бесед, всё время прерываемых наблюдавшим за мной Тарландом, я узнал, как Арсеньев вынес меня из-под земли, когда открылся проход, как он старался зажать разрывы на моём скафандре, как ему показалось, что я в агонии, как потом приехал вызванный ракетами автомобиль и увёз нас на «Космократор».
Бесчувственного, отравленного ядовитой атмосферой, проникшей в разрывы скафандра, с переломами рёбер положил меня биолог на операционный стол. Прошло тридцать часов, прежде чем я впервые открыл глаза. Но потом я начал быстро поправляться, почти всё время спал и, только когда приходило время поесть, просыпался и с волчьим аппетитом набрасывался на еду. Скоро я начал уже вставать, и Тарланд лечил мне лёгкие искусственным горным воздухом и кварцевой лампой. Но мне всё ещё не разрешали расспрашивать товарищей о мёртвом городе и обитателях Венеры. Биолог объяснял это тем, что у меня было сотрясение мозга и что мне нельзя волноваться. Напрасно я твердил ему, что неудовлетворённое любопытство — самое сильное волнение, в ответ на это он советовал мне сидеть в Централи перед большими экранами, так как считал, что в период выздоровления нет ничего более успокоительного, чем зрелище звёздного неба. После случая со мной «Космократор» ещё с неделю кружил над планетой, потом, удалившись от неё по расширяющейся спирали, повернул к Земле.
Понятно, что созерцание звёзд вовсе не успокаивало меня и уж наверняка не могло утолить мою жажду узнать всё, что знали товарищи. Я долго мучил Тарланда и, наконец, так измучил его, что он разрешил рассказать мне обо всём.
Учёные работали в кабине «Маракса». Некоторое время я ходил по коридору. В этот день двигатели с утра были выключены и ракета летела, притягиваемая Солнцем. Стояла глубокая, словно исторгнутая из вечности, тишина. Когда я вошёл в кабину, учёные стояли у центрального пульта «Маракса». Верхний свет был погашен; люди вырисовывались тёмными силуэтами на фоне зеленовато светящихся экранов. Монотонно шумели электродвигатели. Из недр «Маракса» вываливались клубы металлической проволоки; проволока бежала по желобчатым плитам к электромагнитам и снова наматывалась на катушки, подвешенные к штативам. Чандрасекар перевёл рычаги. Конец проволоки ещё некоторое время извивался на скользкой поверхности пульта, как металлический червяк, потом задрожал и исчез в наматывающем механизме. Шум токов умолк. Все экраны покрылись сероватой тенью, и рой неподвижных зеленоватых иероглифов на них постепенно таял. Вспыхнула трубчатая лампа на потолке.
Арсеньев прошёлся по кабине, тыльной стороной ладони потёр себе лоб, остановился и взглянул мне в глаза.
— Хотите знать?
Я кивнул.
— Не так легко восстановить по уцелевшим остаткам историю чуждых нам существ... тем более, если это история гибели...
Последний отсвет, тлевший на экранах, исчез. Они стояли теперь серыми, мёртвыми кругами.
— Отрывки из хроник, имеющиеся в нашем распоряжении, охватывают период в сто восемьдесят лет. Первый отрывок, который нам удалось разобрать, касается плана захвата Земли. Сначала я думал, что овладение Землёй является для них выполнением религиозного мифа и что изображение двойного, перечёркнутого прямой линией круга, которое мы встретили в развалинах, всего лишь символ; но хроники дают совершенно иную картину. Планета была населена холодными расчётливыми существами. Полтораста лет назад, приступая к осуществлению своего плана, они прежде всего обсудили, могут ли им для чего-нибудь пригодиться люди; а увидев, что использовать нас не удастся, они решили уничтожить всё население Земли. Средство, которое они хотели применить для этого, не должно было разрушить ни наших городов, ни дорог, ни заводов... чтобы потом их можно было использовать. Они хотели бросить на Землю радиоактивную тучу, а потом, когда напряжение ионизации снизится, Белый Шар должен был выслать тысячи кораблей, которые опустятся на поверхности вымершей Земли. Они хотели уничтожить жизнь, сохранив, всё, что не было жизнью; они всё добросовестно рассчитали, приняли во внимание все факторы, но забыли включить в расчёты одно обстоятельство: себя самих. Когда большие излучатели и Белый Шар были уже почти готовы, на последнем этапе реализации плана у них началась междоусобная война. Им удалось осуществить поставленную цель... но на своей собственной планете!..
Всё вокруг Арсеньева расплывалось и исчезало в сумраке. Я старался разглядеть его лицо, но видел только белое пятно на тёмном неясном фоне. С невозмутимым спокойствием он продолжал:
— Какое значение имели для них машины, неясно. Быть может, машины были у них чем-то вроде высшей государственной власти. Во всяком случае, они разработали подробный план захвата Земли. Они готовили также планы войны.
— За что они боролись?
Арсеньев приподнял пучок проволоки со стола, словно взвешивая его на ладони.
— Это неясно. Быть может, за право колонизовать Землю. Это было общество с высокой цивилизацией, раса превосходных конструкторов и строителей, воодушевлённая далеко идущими замыслами уничтожения и владычества. Такое общество должно было рано или поздно обратиться против себя самого, но прежде, чем окончиться катаклизмом, война длилась десятки лет. Некоторые этапы её мы бы, очевидно, не поняли, даже если бы не было больших пробелов в хрониках подземного архива. Укрывшись под поверхностью грунта, они наносили друг другу удары зарядами концентрированной энергии, засыпали тучами ядовитой пыли, вызывали искусственные тектонические сдвиги и обвалы грунта. Они затратили в войне такое количество энергии, которое могло бы превратить всю планету в цветущий сад.
