– Видел что?
– Подвижное изображение. Звук. Реальная картина происходящего в другом месте. Сейчас это – дорогая игрушка. Но,… подождите несколько лет, и Остров продаст Эгваль свои новинки, не даром, конечно. Хозяйка уверена, что спрос на ее чудеса будет. Вот вам доказательство ее миролюбия. Она не станет рушить собственными руками такой роскошный рынок сбыта. А что до прививок от крэг… Эна – гений и видит далеко. Теперь Остров защищен от мора, что несут с собой горцы.
Авель тяжело вздохнул, кряхтя, встал, прошествовал к тяжелому сейфу в углу кабинета. Долго набирал шифр, наконец, открыл свое тайнище и извлек на свет нечто плоское. Вернулся и положил это на стол. И так же молча уселся, наблюдая за моей реакцией из-под набрякших век.
Портрет. Небольшой: три ладони на три. Эна, изображенная в левый полупрофиль, смотрела на невидимого собеседника с мягкой, кроткой полуулыбкой. Я никогда не знал ее такой и не мог отвести глаз – от нее, настоящей.
– Похожа?
– Невероятное сходство!.. Чтоб я лопнул. Откуда он у вас? Она обрадуется такому подарку, я знаю!
Авель ушел от прямого ответа.
– Может и подарю. Лично ей. При встрече… Скажи, сынок, а как гм-м-м…Ну, скажем, разговаривает она: похоже на простолюдинку… бывшую или как?
Я честно ответил Авелю, что Эна – человек высокообразованный и речь ее безупречна и грамотна. Он смутился еще больше и долго подыскивал подходящие выражения. Авеля интересовали особые приметы Эны, и я с удовольствием его разочаровал:
– Обыкновенная молодая симпатяшка. На улице можете ее и не заметить. Ни тебе бородавок на носу, ни родинок на заметных местах.
– А на незаметных?
По-моему, Авель слегка покраснел. Я не преминул его поддеть, даром, что он меня порядком разозлил своими нападками на Эну:
– Готовите покушение? «Тело было опознано, как принадлежащее…» и так далее… Оставьте дурные мысли, чтоб самому в скорости не лечь трупом!
– Извини еще раз, сынок… Не думай ничего такого.
Авель так же неторопливо вернул портрет Эны в сейф. Вид у него стал очень печальный.
– Встреча с Хозяйкой… да, необходима. И… передай ей мои наилучшие пожелания. Хочу надеяться - она поймет: ничто в этой жизни не дается даром и за все придется платить.
Второй день «Мангуст» пробивался в южные пределы Эгваль. Мы часто меняли высоту, стараясь уйти от сильного встречного ветра, что само собой, увеличивало расход горючего. Я знал о недовольстве команды самоуправством «хозяйкиного любимчика» – так назывался я у них в самом мягком переводе. Но в открытую никто не прекословил и я все еще сохранял в своих руках командирскую власть.
Местность под нами выглядела узорной чашей с приподнятыми желтыми размытыми краями. Пыльная буря. И безлюдные города и деревни внизу. Людская масса, составлявшая их население, расплескалась по дорогам, тропам, проселкам. Телеги со скарбом, равнодушные ко всему стиксы, лошади горцев, уставшие шарахаться от страшных для них умных зверей и полумертвые люди: мужчины, женщины, дети. Исход не был добровольным, мирных жителей гнали вперед горцы, чтобы вслед за этой людской лавиной самим растечься по Эгваль и отвоевать себе новое пристанище. Даже десятилетние горские мальчишки уверенно держали оружие в тонких, смуглых руках, каждый стоил двоих взрослых наших мужчин. Разгромив Горную страну, не совершила ли Хозяйка очередную ошибку, ослепленная своим «величием»? Сеяла ветер, и урожай вышел подстать… Народ гор не сломить.
Скоро я изменил свое мнение. Перед болезнью все оказались равны. И беспомощные в долгом пути горожане, и крепкие, глядящие исподлобья деревенские мужики и невероятно выносливые и сильные духом горцы. «Лихорадка крэг не смертельна». Разумеется. Если есть, кому за тобой ухаживать пока ты лежишь пластом. Если не палит сверху злое южное солнце, от которого не спасает полотняный походный шатер. Если тебе есть, что есть. И что пить… Горький парадокс состоял в том, что невидимая порча – крэг достает только человека, а братьев наших меньших щадит. Через месяц во всей округе останутся лишь стиксы, да лошади, которых еще живые хозяева успеют распрячь. Люди и животные даже в сильной оптике визира казались мне муравьями. Глаза и голова болели от напряжения – я слишком долго пялился в окуляры.
Закат охватил полгоризонта узким кровавым серпом и стал, постепенно утончаясь, потухать пока «Мангуст» вместе с нами не повис в центре молчаливой черной вселенной. Сверху она становилась светлее, разбавленная пригоршнями звезд, в то время как под нами расстилалась мгла огромного кладбища. Я включил сигнал оповещения, выждал положенные семь секунд.
– Командир – экипажу. Курс: Гана – Вагнок.
С нашими остатками бензина добраться домой без дозаправки мы уже не могли. И только через одиннадцать дней после расставания с Хозяйкой я снова предстал пред ее темные очи. Поспел вовремя – к завтраку.
Эна неторопливо смаковала кофе со сливками, спустив голые ноги с постели. Ригли с очень серьезной миной поспешно ставила еще один прибор – мне, а сама втайне, внутри себя прямо светилась от радости. Неестественно спокойная Пини строила из печений, вынимая их по одному из вазы, сложной архитектуры пирамидку. Я небрежно отдал честь светочу Острова (что-то она мне уготовит за четырехдневное опоздание?) и замер в дверях.
– Устал, присядь, – ее ресницы взметнулись и опали вновь.
С удовольствием опустился на стул, лицом к Хозяйке, краем глаза наблюдая и странное поведение Пини. По телу разлилась истома усталости – все же я чертовски вымотался. Пакет с посланием Авеля живо перехватила Ригли и протянула Хозяйке, а та молча положила его на подушку, не к спеху, дескать.
– Опять работа тебе. Займешься сейчас же.
Надо, так надо. Но что за срочность такая, важнее общенья вождей Острова и Эгваль? Кондитерская постройка рассыпалась под рукой Пини.
– Кир пропал… – прошептала она.
– Позавчера, – сказал Мэтью Храпун, и ямочки на его щеках стали глубже. - Я плохо сплю, и видел, как Кир сквозанул.
– В котором часу, вспомни…
Он смешно пошевелил бровями.
– Темнотища была… А! Вот! Селинда в окне еще стояла. Яркая такая.
В год противостояния сестра нашего Мира, Селинда представляла расчудесное зрелище. С зеленоватым отливом, немигающая крупная точка, почти крошечный диск в южной половине неба. Значит, Кир бежал где-то около четырех утра. Я оборотился к Пини.
– Пойдемте. Здесь больше делать нечего.
Ребятня вместе с одним из воспитателей проводила нас до катера.
– Спасибо, парни! – напутствовал я их. – Вы нам очень помогли.
