Хоррору в его классической версии свойственно нагнетание мрачной атмосферы, саспенс, ощущение мистической, не поддающейся разумному истолкованию угрозы. В этом смысле особое значение приобретает замкнутость действия в ограниченном пространстве, изоляция героев от внешнего мира. И — непрерывное возрастание напряжения, которое, впрочем, для контраста может перебиваться нейтральными эпизодами, усиливающими у зрителя чувство ожидания опасности.
Хотя режиссерами хорроров нередко являются жизнелюбы и оптимисты (как, например, «отец живых мертвецов» Джордж Ромеро), режиссер такого рода фильмов неизбежно облачается в маску Кассандры — пессимистичного пророка, заведомо сомневающегося в благоприятном исходе. Даже в случае хеппи-энда хоррор оставляет у зрителя ощущение тревоги и неустроенности. Воспоминания о леденящих кровь жутких образах неизбежно омрачают радостное облегчение от счастливой развязки.
Юмор, даже «черный», редко привлекается экохоррором в союзники. Когда кореец Бун Чжунхо («Хозяин», 2006) рассказывает нам историю об ужасном ящере, утащившем героиню на дно реки Хан возле Сеула, да еще к тому же угрожающем распространить смертоносный вирус, то этим не напугаешь даже ребенка. Дело в том, что все перипетии борьбы с чудовищем трактуются с откровенным комизмом и служат способом изобразить в сатирическом ключе сильных мира сего. Конечно, в готическом хорроре черный юмор — это почти что норма (вспомним продукцию британской киностудии «Хэммер», да и не только ее). Но одно дело, когда вы с плохо скрытой иронией рассказываете о противостоянии Драку-лы и Ван Хелсинга, и совсем другое, когда потешаетесь над людьми, на головы которых сыпется радиоактивный пепел. Смех не только притупляет чувство страха, но и девальвирует серьезность проблемы.
Есть и другой принципиальный момент. В полноценном экологическом хорроре природный катаклизм трактуется как возмездие, «Божья кара» за варварское, непочтительное и недальновидное отношение землян к своей планете. Если в этой вредительской роли выступают инопланетные пришельцы и космические вирусы, экохоррор лишается своих важнейших атрибутов — пророческого пафоса и социальной злободневности. С учетом этого «фильтра» в русло экохоррора не попадают такие шедевры жанра фильма ужасов, как «Нечто» Д.Кар-пентера: ведь причиной страшных биологических метаморфоз, происходящих с персоналом полярной станции, становится вирус, занесенный из космоса, а не продукт деятельности человека.
«Зима, которую мы потеряли»
«Последняя зима» Фессендена примечательна именно тем, что представляет собой экологический хоррор в его «лабораторно-чистом» виде.
Нефтяная корпорация «Норс Индастриз» собирается бурить скважины в заповедных землях Северной Аляски и для этого посылает туда исследовательскую группу. Это не космические пришельцы, поражающие полярников из фильма Карпентера. Кузнецами глобального несчастья становятся сами люди, причем не инфернальные злодеи, вставшие «поперек горла» всему человечеству, а вполне обычные мужчины и женщины — трудолюбивые, смелые, настойчивые, способные пренебрегать бытовым комфортом и даже жертвовать жизнью ради ближнего. Соответственно, и экологическая коллизия, возникающая на этой почве (уточним: на вечно мерзлой почве, которая начинает катастрофически оттаивать), носит вполне реальный характер. Под влиянием парникового эффекта Арктика теряет свой холод. Огромные полыньи образуются во льдах даже в феврале.
Конечно, фантастичны сами масштабы и темпы экологической катастрофы, но не будем забывать, что Фессенден играет на поле научной фантастики.
Исследовательская группа, обитающая в модулях арктической станции — это, по сути, та крошечная канарейка, которую раньше брали с собой шахтеры, спускаясь во взрывоопасный забой. Эти люди первыми испытывают на себе гнев духов Севера. Самого неопытного и эмоционального начинают преследовать неотвязные кошмары, под влиянием которых он среди ночи устремляется в снежную пустыню. Постепенно сдают нервы и у лидеров. Не выдерживает и техника: нарушается радиосвязь, а самолет, на котором должна прибыть долгожданная помощь, словно заколдованный, теряет высоту и врезается в жилой модуль, обращая его в пламя и руины.
Набор характеров, которые по произволу Фессендена сходятся в экстремальной ситуации на затерянной в белой пустыне исследовательской станции, сделает честь хорошей психологической драме. Есть грубый «северный волк», лидер-мачо — руководитель всей группы; есть его антагонист, интеллигентный эксперт-эколог; есть соблазнительно-женственная исследовательница, которая из объятий мачо ушла в объятия антагониста; а еще есть невротичный новичок-стажер, которому мерещится всякая чертовщина; пара туземцев-северян, обезличенных цивилизацией, и т.д. Удача фильма состоит в том, что реализм северных пейзажей и психологию характеров удалось органично соединить с мистикой и саспен-сом, атмосферой усиливающегося страха, жутью кошмарных видений, кадрами страшных ран и заиндевевших обнаженных трупов. Одним словом, хоррор — он и в Арктике хоррор.
Партнерами американцев в этом проекте были исландцы. Причем партнерами, по праву разделившими успех фильма. Большая часть натурных съемок проходила в Исландии, и я бы сказал, что арктические пейзажи, снятые камерой Магни Агустсона, привносят в фильм не меньшее ощущение мистической угрозы, чем сфабрикованные с помощью компьютера стада оленеподобных демонов, несущихся в ночи над заснеженной равниной. Не забудем и про запоминающиеся «звуковые панорамы» с использованием музыки Энтона Санко, акустическую гамму которых лучше всего оценить в зале хорошо оборудованного кинотеатра.
В отличие от голливудских блок-бастеров, эксплуатирующих ту же тему «потревоженной природы» (как в «Пике Данте» или «Послезавтра»), в «Последней зиме» нет героя-спасителя, обеспечивающего хеп-пи-энд. Катастрофа надвигается с фатальной неизбежностью, и никто из героев, будь то «диктатор» Эд Поллак (Рон Перлман) или «гуманист» Джеймс Хоффман (Джеймс Ле Гро), не в силах ее предотвратить.
Когда бросившие сломанный снегоход герои начинают из последних сил пробираться через полыньи и торосы, у нас возникает иллюзия, что им воздастся за героизм, и встреча с цивилизацией станет для них равноценной победе над демоническими силами Арктики. Такова инерция восприятия, воспитанная все тем же голливудским мейнстримом (да и нашими старыми фильмами об Арктике — вспомним «Красную палатку»), но… Фильм надо смотреть до последнего эпизода и даже до последнего кадра, ибо этим кадром Фес-сенден и определяет участь человека и человечества в данном конкретном сюжете. Надо ли добавлять, что «страшилки», последний кадр которых не только приковывает взгляд, но и заставляет задуматься о судьбах Земли, имеют право на существование?
