— Ну, рассказывай давай, как тебя сюда занесло, гуманист липовый и почему тебе не нужны свидетели… Только давай сразу договоримся — не ври.
— Какие свидетели? — дружелюбно улыбаясь, ответил Моро. — Я космический турист. Любитель экстремального отдыха…
Мы переглянулись.
— Твердый профессионал, — сообщил мне Шеф через его голову. — Только дурак. Для полноты картины он должен был бы первым делом спросить почему мы его сбили… Не догадался.
Он помолчал, словно давал нашему пленнику время что-нибудь исправить в сказанном и сказал:
— Так вот, Моро. Не знаю, насколько твоя точка зрения отличается от моей, и готов это обсудить, но я думаю, что в этой ситуации у тебя есть только два выхода. Первый — дать показания. На суде.
Моро поднял брови.
— А что это за ситуация? Не знаю никакой ситуации.
— Контрабанда оружия, обман страховой компании, нанесение ущерба чужой собственности… Покушение на убийство…
Я загнул четыре пальца и совсем готов был загнуть пятый, но тут Шеф скорбно покачал головой.
— Точно! Слушай, а я про это уже и забывать начал… Он же и меня чуть не убил!
Он опять повернулся к Моро.
— Так вот от того, что на суде скажешь ты, будет зависеть, что там скажем мы.
— Это вы о чем? — ненатурально удивился Моро.
— О том, — подтвердил его догадку Шеф. — О покушении на убийство…
— Да не было ничего такого, — заявил раненый. — А если и было, то я вас перепутал с дикими зверями и действовал в беспамятстве. Новый, незнакомый мир, немотивированная агрессия с поверхности, шок… А тут и вы, на ночь глядя…
Взгляд его сделался удивленно-виноватым. Но в меру. В самую малость. Шеф покивал, соглашаясь.
— Это ты верно сказал. Ты упал, а мы уже тут. Знаешь, что это означает?
Улыбка у Моро стала еще шире. Улыбался он так широко, что это ни в какие ворота не лезло. Что-то он упускал в нашей мимике
— А означает это, — продолжил Чен, — то, что планета попадает под земную юрисдикцию, и следствие будет вестись по Земным правилам. Что в свою очередь означает, что я могу требовать допроса с помощью психотропных средств. Слышал о машине правды? Журналисты его еще называют «Допрос подкорки»?
Что-то этот тип знал о нашей судебной системе и поэтому угрюмо полюбопытствовал.
— А второй выход?
— Ты уходишь — мы остаемся. Ты нас не видел, мы тебя не видели. Станешь местным… Детей нарожаешь… Остепенишься. Врать научишься.
Он молчал и о чем думал — неизвестно. Не исключено о том, чтоб снова попытаться нас поубивать. Я бы не удивился. Оставаться тут без надежды на помощь… Это было ни чем иным, как немного растянутой во времени смертью.
Моро молчал больше минуты. Какие комбинации строились в голове нашего нового приятеля я даже не гадал, но потому как сверкали его глаза он какие-то свои варианты просчитывал. В конце концов, он закрыл глаза и сделал вид, что потерял сознание.
— Ладно, — не стал печалиться Чен. — Полежи, подумай. Только уж прости, чтоб ты про нас гадостей не думал, мы тебя снова парализуем. У нас и без тебя с твоим грузом проблем хватает…
Решение проблемы, которую мы считали неразрешимой, оказалось настолько простым, что даже говорить об этом не хотелось. Горюя, о потерянном «воробье» мы совсем забыли о том, что наши НАЗы тоже имеют аварийные передатчики.
Вспомнили об этом, когда, глядя на парализованное тело несостоявшегося убийцы, мы вслух горевали о том, что его НАЗ пропал вместе со всем содержимым, в числе которого должно быть как минимум два «воробья».
Говоря это, я погладил свой опустевший ранец и пальцем наткнулся на датчик. Он тихонько подмигивал мне, словно укорял за короткую память. Наверно все это появилось у меня на лице, так как Чен сказал:
— Так… Осталось придумать как его выключить.
— Зачем? — удивился я. — Зачем выключать?
— Чтоб донести до ямы. «Воробья» мы могли включить и выключить…
Тут я засмеялся. Этот-то ответ просто лежал на поверхности.
— А как мы с тобой комплексы носили? Забыл?
Имперский город Саар. Роща позади дворца эркмасса.
— Он завтра идет в лес!
Лукавчик смотрел на Хамаду выпученными глазами, ожидая в ответ что-то вроде: «Туда ему и дорога. Пойдет и не вернется». Да и правда, кому это в голову взбредет идти в лес откуда из троих один возвращается, да и тот, покалеченный… Но атаман ответил задумчиво.
— В лес, говоришь? — наконец произнес он, и внутри у разбойника похолодело.
— Да. Я подслушал, как он со стариком говорил..
— С аптекарем?
— Да. С ним.
— Этот-то тут причем?
Лукавчик развел руками, словно не брался соревноваться с проницательностью атамана.
— Обманет старик его, я думаю, как нас обманул. Деньги возьмет, а ничего не сделает…
— За что деньги? — насторожился Хамада.
Разбойник опять развел руками. Хамада скорбно покачал головой с таким видом, что вроде бы на ровном месте споткнулся Лукавчик, простой вещи не смог сделать.
— Ладно…Посмотрим, что у дворянчика выйдет. Посмотрим..
Сердце у Лукавчика упало.
Посмотреть — это значит посмотреть. Глазами. Значит — быть рядом…
Левый берег Эйбера. Бывший лагерь Имперской панцирной пехоты.
Может быть он не решился бы на это, но зная свой характер чувствовал, не попробуй он добиться своего, то потом всю жизнь будет точить его нескончаемая тоска.
Лучше уж раз попробовать сделать, то, что сердце хочет, чем потом всю жизнь терпеть собственные упреки, локти грызть и самоедством заниматься. От себя-то никуда не убежишь, да и зарезать не всегда получается.
Глядя на реку, он начал снимать одежду.
Конь стоял рядом посматривая на человека с интересом, но помалкивал.
Ничего. Пусть удивляется. Есть тайные знания, что не только коню — ни эркмассу, ни самому Императору Мовсию неведомы. Эвин задумался. Он не сомневался, что дойдет до Замка, но вот что будет там? Может быть, Рыцари не видят людей без одежды только в лесу? Все может быть…
— Ничего, — подбодрил он себя, — все получится… А уж потом за Бомплигаву!
— Думал, что тут одни неприятности, а тут такая радость! — раздалось у него за спиной. — Наградил меня Карха дурным врагом, что по лесу голышом разгуливает, гузкой трясет.
Эвин обернулся. Голос он узнал мгновенно, не хотел верить, что его догадка — правда. Так и есть. Бомплигава. Вот так встреча.
Кровник стоял между ним и конем, на боку которого висели не нужные в лесу меч и кинжал. Лук со стариковским стрелами лежал ближе, но ведь не даст он нагнуться… Не даст… Это — смерть, подумал Эвин.
