Марис подошла к пустому креслу, а Колль и Доррель поднялись по ступеням к своим местам. Снова зазвучал барабан — на этот раз призыв к тишине. Пока Совет успокаивался, Марис обвела взглядом зал. Колль нашел место на самом верху посреди еще не доросшей до крыльев молодежи. Многие из них прибыли сюда с ближайших островов на лодках, чтобы своими глазами увидеть, как делается история. Естественно, они, как и Колль, не могли принимать участия в обсуждении. И естественно, на Колля они не обращали никакого внимания: дети, рвущиеся в небо, не могут понять человека, который добровольно отказался от крыльев. Марис догадывалась, как одиноко и неуместно он себя там чувствует.
Наконец барабан смолк. Джемис-старший поднялся, и под сводами зала раздался его глубокий голос:
— Это первый Совет летателей на памяти каждого из нас. Большинство уже знают причину, по которой мы здесь собрались. Правила будут простыми. Первым будет говорить Корм, поскольку он созвал это собрание. Затем Марис, которую он обвиняет, ответит ему. А затем сможет выступить любой летатель или бывший летатель. Я только прошу вас говорить громко и называть свое имя перед выступлением, поскольку многие из нас незнакомы друг с другом.
В зале воцарилась тишина. Со своею места поднялся Корм.
— Я по праву летателя созвал этот Совет, — начал он громко и уверенно, — потому что было совершено преступление, и природа его такова, что это касается всех нас, каждого летателя. Наше решение определит наше будущее, как и решения всех прошлых Советов. Вы только представьте, каков бы был этот мир, если бы наши отцы и матери допустили войны в воздухе. Тогда бы не возникло братства летателей мы были бы разрознены мелкими междоусобными спорами, вместо того чтобы быть выше всех разногласий и хранить мир.
Он продолжал в том же духе, рисуя перед собравшимися картину опустошения, которое могло быть вызвано необдуманным решением Совета. «Корм-хороший оратор, он умеет создавать зримые образы не хуже Барриона», - подумала Марис, но тут же усилием воли стряхнула с себя оцепенение, навеянное его речью, и задумалась, как лучше ему ответить.
— Сегодняшняя проблема столь же серьезна, — продолжал Корм, — и ваше решение повлияет не только на судьбу одного человека, которому вы можете сочувствовать, но и на судьбы наших детей на многие поколения вперед. Помните об этом, слушая сегодняшние споры.
Корм оглянулся вокруг, и, хотя его горящий взгляд не коснулся Марис, она все же почувствовала себя неуютно.
— Марис с Малого Эмберли украла крылья. Я полагаю, все знакомы с фактами… — Тут Корм пустился в подробный пересказ событий от рождения Марис до инцидента на берегу… И тогда был найден новый владелец крыльев. Но еще до того, как Девин с Гаворы — он сегодня находится среди нас — прибыл, чтобы получить крылья, Марис выкрала их и бежала. И это еще не все. Воровство постыдно само по себе, но даже кража крыльев еще не основание для созыва Совета. Марис знала, что ей не на что надеяться. Она украла крылья не для того, чтобы с ними бежать, а в знак протеста против наших самых важных традиций. Она выступает против самих основ нашего общества. Она оспаривает право на крылья, а это грозит нам полным беспорядком. И если мы не выразим нашего неодобрения предельно ясно и не осудим ее на этом историческом Совете, со временем факты могут приобрести совсем другую окраску. Марис будут помнить как смелую бунтовщицу, а не как воровку, каковой она является.
Марис вздрогнула. Воровка… Неужели это о ней?
— У нее есть друзья среди певцов, которые были бы рады высмеять нас в песнях, написанных в ее честь, — гремел Корм.
Марис вспомнились слова Барриона: «Я скорее опишу нас героями». Она отыскала глазами Колля. Он сидел, гордо выпрямившись, с легкой улыбкой на губах. Певцы и в самом деле обладают силой, если только они хороши.
— …И поэтому мы должны самым суровым образом осудить ее действия, — заключил Корм, потом повернулся к ней и торжественно произнес: — Марис, я обвиняю тебя в краже крыльев. И я призываю всех летателей Гавани Ветров объявить тебя вне закона и поклясться, что никто не приземлится на остров, который тебя примет.
Он сел. Наступило гнетущее молчание. Марис только сейчас поняла, как сильно она задела Корма. Ей и в голову не приходило, что дойдет до такого… Не просто отобрать у нее крылья, а лишить ее самой жизни, изгнав на какую-нибудь безлюдную скалу далеко в море…
— Марис, — мягко проговорил Джемис. — Твоя очередь. Ты ответишь Корму?
Она медленно поднялась на ноги, с сожалением подумав о том, как ей недостает той мощи, которой обладают певцы, той уверенности в голосе, с которой только что выступил Корм.
— Я не отказываюсь от кражи крыльев, — начала она, глядя на море чужих лиц. Вопреки ожиданиям, голос ее прозвучал достаточно твердо. — Я взяла крылья от отчаяния, потому что это был мой единственный шанс. Плыть лодкой было бы слишком долго, и никто на Эмберли не желал мне помочь. Я хотела добраться до летателя, который созвал бы Совет. Как только я сделала это, я сдала крылья, и могу доказать это. — Она взглянула на Джемиса. Тот кивнул.
Доррель поднялся со своего места в середине зала.
— Доррель с Лауса, — произнес он громко. — Я подтверждаю слова Марис. Как только она нашла меня, она сдала крылья мне на хранение и с тех пор к ним не прикасалась. Я не считаю это кражей.
Послышались одобрительные возгласы. Семью Дорреля знали и уважали, и его слово ценили. Марис одержала маленькую победу и теперь продолжала более уверенным голосом.
— Я хотела созвать Совет по причине, которая, я считаю, очень важна для всех нас и для нашего будущего. Но Корм меня опередил…
Она невольно состроила легкую гримасу, и несколько незнакомых ей летателей улыбнулись. Что это: недоверие? презрение? Или поддержка, одобрение? Усилием воли Марис разняла сомкнутые руки и опустила по бокам. Никто не должен видеть, что она волнуется.
— Корм говорил, что я выступаю против традиций, — продолжала Марис, — и это правда. Он утверждает, что это ужасно, но не говорит, почему и зачем нужно хранить традиции. Только потому, что так было всегда, вовсе не означает, что перемены невозможны или нежелательны. Разве люди летали на родных планетах Звездоплавателей? Но значит ли это, что не летать лучше? Птица-даубер, если ее ткнуть клювом в землю, так и будет двигаться, не поднимая головы, пока не свалится с какого-нибудь обрыва. Зачем же нам, людям, слепо идти все время одной и той же дорогой?
В зале засмеялись. Марис почувствовала свою силу. Выходит, она может передавать образы словами не хуже Корма! Кто-то тоже представил себе глупую неуклюжую птицу и рассмеялся. Она коснулась изменения традиций, и все же они слушают!
