Лазарь провел его в свой кабинет и отдал документы. Полковник, довольный, сидел за столом и листал выписки счетов, вскрывал и небрежно бросал мелованные листы с логинами и паролями на миллионы долларов.
— Молодец, — похвалил он. — Только почему в списке 86 фамилий?
— Естественная убыль, — буркнул Лазарь
— Ирония судьбы. 28 человек умерло, а вместе с ними миллионы, которые так никто и никогда не потратит! А это что? — обратил он внимание на отпечатанные бланки.
— Бланки доверенностей.
— Очень интересно.
Султанова нашли в каптерке под кучей грязного белья, куда он вкрутился аки червь в самом начале переполоха.
— А ну вставай, полковник зовет! — санитар торопился исполнить приказ нового начальства.
Но когда он впихнул Султанова в кабинет, глаза Быстреца округлились.
— Ты что? Бил его?
Полковник так стремительно вышагнул на него из-за стола, что, попятившись, санитар оступился и сел на пятую точку. Тут уж Быстрец не растерялся и дал ему с ноги. Только искры брызнули вперемежку с кровавыми соплями.
— Я больше не буду! Не буду! — завизжал санитар.
— Попробуйте только пальцем кто его троньте! И всем передай!
Быстрец полуобняв Пашу, проводил к столу, усадив на свое место. Лазарь провожал их откровенно недоуменным взглядом. Уж не гомики ли?
— Ну, все кончаем этот базар, — прервал его сомнения Быстрец. — Пора здесь прибрать все.
— В каком смысле все? — растерялся Лазарь и поймал на себе настолько ненавидящий взгляд полковника, что поневоле съежился.
Ему захотелось, как тому санитару упасть на пол, уползти.
— Не надо! — тихо попросил Султанов.
— Добрый ты, Паша! — сказал Быстрец. — Посиди тут малость. Я сейчас вернусь.
Наверное, Султанов на несколько минут потерял сознание от пережитого. Или что еще вернее, просидел их в полном ступоре, слушая, как в коридорах затихает возникший было гвалт.
Потом он все же встал. На негнущихся ногах вышел в рекреацию, чтобы в окно сквозь решетки разглядеть отъезжающий комфортабельный автобус. Пассажиры внутри в цветастых халатах выглядели нарядно.
У Султанова вдруг схватило сердце, хотя он никогда на него не жаловался. А тут прихватило, хоть вой. Он и завыл, мял грудную клетку, ковыляя обратно в кабинет.
Стол был завален бланками. Доверенности, десятки, сотни доверенностей. Свежие бланки. Разные фамилии доверителей. И только фамилия выгодоприобретателя одна и та же. Султанов.
— Стой, сволочь! — прошептал Паша.
Словно столетний дед он ковылял по коридору, потом по лестнице, потом опять по коридору. Путь до выхода растянулся на световые года.
Пустые палаты, коридоры с потерянными тапочками. Он видел ад.
Сзади вдруг хлопнула ранее запертая дверь.
— Паша! — раздался голос Сорокина.
— Я сейчас вернусь!
Ему казалось, что он кричит. На самом деле он едва слышно шептал.
Машина покойного Жорика ждала его, а ключи приглашающее торчали в замке.
В Саразанском автотранспортном управлении чрезвычайно удивились заказу автобуса в Пропащий лес. Но перечисленные на счет предприятия деньги сделали свое дело, и автобус был выделен. Больные грузились весело.
— Нас вылечат! — кричали они. — Нас повезут в новую больницу!
Странная была компания. И больные в цветастых пижамах, и санитары в халатах. Был мужчина начальственного вида в цивильном костюме, из ворота выглядывает пук жестких волос. Со зверским взглядом исподлобья. Красивая женщина с божественной фигурой.
Но главным был даже не мужчина начальственного вида, а другой. Поджарый и быстрый, с глазами голубыми и холодными как лед. Он велел ехать к морю. Требование было странное. В этом месте к морю было не пробраться, потому что дорога обрывалась тридцатиметровой пропастью. Но хозяин барин.
Может, желает почувствовать себя наполеоном, глядючи с кручи в морские дали.
Мощный автобус с ревом устремился в заданном направлении. Больные попались веселые. Они пели песни и выкрикивали речевки. Лишь голубоглазый сопровождающий сидел строгий и молчаливый.
— Чего смурной? — выкрикнул шофер. — К морю едем!
— К морю! К морю! — заскандировали пассажиры.
В это время, беспрерывно сигналя, колонну догнал автомобиль, в кабине которого был Султанов. Голубоглазый приставил пистолет к виску шофера и приказал:
— Не останавливайся! Убью!
Светлана Обанаева кинулась на него, но была оттеснена вконец обезумевшим Лазарем.
— Пусть никому не достанется! — повторял он. — Ничего! Никому!
Шофер послушно надавил газ. Некоторое время автобус и легкая машина неслись параллельными курсами.
Спереди неотвратимо и жутко наплывал обрыв. Волны внизу казались крохотными.
Видя такой оборот и поняв, что они мчатся навстречу неминуемой гибели, шофер пытался взбрыкнуть, но Быстрец сразу раскусил его, выбросив из-за руля и сев за него сам. И смертельные гонки продолжились с новой силой. В салоне стоял сплошной крик. За несколько метров до обрыва Султанов обогнал Быстреца и подставил автомобиль под тяжелый удар. Легковушка повалилась на бок, проскользила в таком положении и на краю обрыва замерла.
Пассажиры лезли в двери, выпрыгивали в окна, и вскоре внутри осталось только двое. Быстрец выбил расколотое лобовое стекло и посмотрел на висящую на краю бездны машину. Разглядев на сидении окровавленного Султанова, полковник с ненавистью в голосе закричал:
— Это же все для нас! Это были бы наши деньги!
Своими неосторожными движениями противники раскачали покореженные машины, и те стали сползать в пропасть. Одними из последних слов Быстреца были:
— Как ты мог? Ведь ты меня создал!
На что Султанов возразил:
— Это была коньюктура.
Быстрец протянул руку и крикнул:
— Руку! Давай руку!
Султанов только покачал головой, после чего машины со страшным шумом рухнули в пропасть. Приехавший на место драмы Сорокин застал только толпу больных, стоящих на обрыве и глазеющих на море, которого почти никто из них не видел. Отстранив бросившуюся навстречу Светлану и не замечая скулящего на земле Лазаря, которого в кровь расцарапала Галка, Сорокин подошел и увидел лежащий далеко внизу разбитый автобус. Ему стало нечем дышать, и он рванул на себе рубаху.
— А знаешь, как я начну свою новую книжку? — неожиданно услышал он и едва не умер во второй раз за короткий промежуток.
Султанов сидел на прогретой солнцем земле, блаженно растирая покрытые мозолями ноги.
— Как? — спросил Сорокин, опускаясь перед ним на колени.
