На этих-то самых книгочеев Институт и делал ставку. И соответствующим образом настраивал забрасываемых в Арканар наблюдателей.
День 96
Пробовал сегодня сделать мороженое с растопленными ирисками. Ириски вышли неважно, потому что я хотел классический баттерскотч из сливочного масла и жжёного сахара. Уж не знаю, что "Поварёнок" туда намешал. Получилось неплохо, но не то. Даже не так: по отдельности очень похоже на оригинал, а вот вместе - разница уже ощутимая. Хотя, может, это у меня со вкусом проблемы: забыл, как оно на самом деле?
Вот, кстати, психологический феномен. Я вроде ещё недавно думал, что меня убили и живу я, так сказать, посмертно. Сейчас у меня столько же оснований так думать. Даже больше, потому что история с комбайном, как ни крути, подозрительная. Но думать так не хочется. Вот раньше хотелось, а теперь нет. Почему? Не знаю. И, честно говоря, и знать не особенно желаю. Ну не хочется мне быть мёртвым, когда у меня такой праздник живота.
Ну да это я опять про своё. А надо бы про Арканар. И про Антона.
Малышев летел на Аврору, набитый по самую маковку знаниями. Он мог отличить северного меднокожего варвара от южного и восточного по узору на сапогах. Он уверенно различал пять основных диалектов арканарского языка и два десятка местных говоров. Он овладел крайне неудобной арканарской системой записи чисел и эсторским галантным стихосложением. Он мог есть чёрный хлеб со жмыхом и мыться с лохани. Однако некоторые вещи оказались для него неожиданными. Причём вещи важные, можно сказать определяющие.
И самое первое, с чем столкнулся Малышев - это со специфическим отношением к работникам умственного труда.
Малышев начинал как писец и учётчик в лавке. Он также брался за составление прошений и писание писем под диктовку для неграмотных, беря за это буквально гроши. Таким образом он рассчитывал войти в доверие к местным жителям и стать для них своим. Эффект был обратным: через какое-то время Антон заметил, что с ним общаются исключительно по нужде. Даже в местном кабаке ему приходилось пить в одиночестве: его избегали даже пьяные компании. При этом с прямой агрессией он тоже не сталкивался - его старались не задевать, но и общения избегали.
Антон решил было, что дело в каких-то мелких ошибках в поведении: что-то он не так говорит или неправильно себя ведёт. Странно было только, что другие внедренцы таких проблем не имели.
Ситуация стала яснее, когда он занялся торговлей полотном, для чего ему пришлось переехать в другое место. На этот раз в местное общество он влился без проблем. Даже гильдейское свидетельство обошлось ему, в общем, в символическую сумму.
Но когда он предложил одному разорившемуся лавочнику - человеку грамотному и, в общем, неглупому - место писца и учётчика, тот не только отклонил предложение., но и нешуточно оскорбился.
Малышев понял, что может узнать что-то важное. Поэтому он, вместо того, чтобы выкинуть эпизод из головы, пошёл с лавочником пить. И там, под местное кислое вино, завёл разговор о том, почему же всё-таки тот не идёт в писцы.
Разговор был полезным. Именно от этого лавочника Антон впервые услышал пословицу "один свистун хуже пяти меднокожих варваров". А заодно - узнал, что означает словечко "свистун".
День 97
Вчера не дописал. Живот прихватило так, что еле добежал. Ну что ж делать. Как говорят в лётном - "не слушать задницу себе дороже".
Это, кстати, ни пса не скатологический юмор. Пилот свою задницу должен слушать, потому что она - часть вестибулярного аппарата. В каком-то смысле.
Когда я учился в лётном, был у нас такой случай на первом курсе. Был у нас препод по основам атмосферного пилотирования, милый такой старичок, старая школа, выдерживал три же без гравикомпенсаторов легко. Гонял он нас, конечно, в хвост и в гриву, как выражается Славин в таких случаях. Зато он мог пройти на глайдере световой коридор "жёлтой" сложности на одних рулях на максимуме, не задев ни одного кольца. На "красном" иногда пару ошибок делал, потом кряхтел и ссылался на возраст. В общем, лихой был дед.
И вот однажды показывал он нам "двойной галс". Ну это такой приём для атмосферного полёта. Нетривиальный, но не то чтобы смертельно сложный. Та же "змейка", например, сложнее в исполнении. Ну, показал. И уже было видно, что летает он как-то неуверенно. А когда нырнул в коридор - вообще атас, пять колец сразу погасил. То есть результат как у второкурсника. Не очень старательного.
В общем, приземлился наш старичок досрочно. Вылез из глайдера злой, как пёс. И говорит - я сам дурак, не надо было перед занятиями к медикам ходить. Оказалось, он лечился от какой-то хитрой опухоли в кишечнике. Лечение сложное и главное - болезненное. Поэтому ему перед процедурами отключали нервную чувствительность в этих местах. А от этого была побочка: он свой зад переставал чувствовать. Часа на два, на три.
Вроде бы ничего страшного. Но, оказывается, именно попа ощущает наклон пилотского кресла. А это при сложных манёврах в коридоре оказывается, что это важная корректирующая информация. Потому что перед глазами всё мелькает и кружится, руки дрожат, а вот задница поставляет надёжную проверенную информацию - ты идёшь вниз ровно, угол наклона где-то три градуса, а вот сейчас идёшь вправо... Ну а ежели задница ничего не чувствует, начинаешь дёргаться. С понятными последствиями. Так что и такие части тела тоже свой резон имеют, вот так-то.
Ладно, хватит про это, а то вы ещё подумаете, что я на данном предмете как-то сосредоточен, что-ли. Вернёмся к арканарским делам. Там как раз интересное начинается.
Итак. Антон и раньше замечал, что слово "книгочей" в обиходе имеет нехороший оттенок. В самом простом случае оно обозначало человека, не способного к тяжёлой серьёзной работе, не очень здорового, ну или просто лежебоку. "Книгочеями" мог, например, назвать надсмотрщик ленивых рабов, прежде чем раздать им положенные подзатыльники... Но, в общем, это можно было считать нейтральным по сравнению с жаргонным словцом "гангадат", то есть "свистун". Это было оскорблением, причём применяемым чаще всего - хотя не всегда - именно к людям умственного труда.
Сперва Антон решил, что оно означает что-то вроде "бездельника" - и сделал вывод, что тёмным людям, много и тяжело трудящимся, работа какого-нибудь счетовода или переписчика кажется лёгкой. Примерно так он откомментировал данное обстоятельство в одном из своих отчётов, написанных в период торговли полотном.
Разговор с лавочником, наконец, открыл ему глаза. Оказалось, словцо заимствовано из воровского языка и обозначает доносчика или платного свидетеля обвинения. Считалось, что все грамотеи не брезгуют таким заработком.
