Он сунул телефон в нагрудный карман.
— Но никто здесь не совершал подобного преступления, не так ли?
— Пока нет, но они несомненно способны его совершить. Они знают каждую мелочь, каждый возможный ответ на любой вопрос системы безопасности — девичья фамилия матери, имя первой учительницы — всё, что угодно.
— Это Соединённые Штаты Америки, агент Доусон, не какое‑нибудь полицейское государство третьего мира. Вы не можете заключать людей под стражу только из‑за того, что думаете, что они могут совершить преступление; вообще‑то вы оскорбляете их подобными предположениями.
— А я и не говорю о заключении под стражу, — сказала Сьюзан, складывая руки на груди. — Я говорю о задержании для обеспечения их безопасности.
— Безопасности от чего? — спросил Джиллетт.
— Мы попросту не знаем, что произойдёт с вами, со мной или с любым другим подвергшимся воздействию человеком. Наши мозги претерпели серьёзные изменения; с нами может случиться припадок — да что угодно может случиться.
— Что касается вас самих, вы можете принимать любые меры персональной безопасности, какие найдёте нужным, — сказал Джиллетт. — И вы, конечно, можете обратиться к остальным подвергшимся воздействию с рекомендациями. Я даже настаиваю на том, чтобы вы это сделали. Но вы должны быть с ними честны: вы должны сказать, что у вас нет никаких причин считать, что у них может случиться припадок, потеря связи с реальностью или какие‑либо иные трудности помимо тех, что они уже испытывают.
— Это проблемы медицинского характера, — сказала Сьюзан.
— Именно так, — ответил Джиллетт, — и юристы «Лютера Терри», несомненно, порекомендуют людям остаться в больнице под наблюдением врачей и попросят их подписать отказ от ответственности, если они решат покинуть больницу. Но тут нет никакой инфекции. Они не могут заставить людей остаться; нечем оправдать принудительный карантин. И кроме того, принимая во внимание, что сцепка может оказаться постоянной, вы говорите о чём‑то равносильном пожизненному заключению без надлежащего судебного рассмотрения.
Сьюзан знала, что спорит с Джиллеттом ради самого спора; с юридической точки зрения он, вероятно, прав, да и с моральной тоже. Она выдохнула и попыталась успокоиться.
Профессор Сингх вмешался.
— Мистер Джиллетт, поскольку вы юрист, могу я вам задать вопрос?
Джиллетт сверлил Сьюзан взглядом, но когда повернулся и посмотрел в доброе лицо Сингха, то заметно расслабился.
— А вы кто?
Сингх встал.
— Я Ранджип Сингх, специалист по исследованиям памяти. — Он сделал паузу, затем продолжил: — Видите это? — Он указал на кресло и стойку с геодезической сферой на суставчатой штанге. — Это моя установка; она имеет отношение к возникновению сцепки памяти.
Сьюзан отметила что реакция у Джиллетта такая же быстрая, как у неё самой: в мгновение ока в его руке появилась визитная карточка.
— Вы уже наняли адвоката? — спросил он.
Брови Сингха полезли на лоб.
— Для чего?
— Так получилось, мистер Сингх, что я вовсе не расстраиваюсь тому, что со мной случилось, но другие, несомненно, могут быть расстроены. Наверняка последуют судебные иски.
Сингх с, как показалось Сьюзан, ошеломлённым видом взял визитку Джиллетта и сунул её в карман лабораторного халата.
— Вы хотели задать вопрос? — напомнил Джиллетт.
— Э‑э… да, — сказал Сингх, всё ещё растерянный. — Такой вопрос: должны ли мы сказать людям, кто их читает?
— Многие из нас уже это знают, — ответил Джиллетт. — К примеру, меня читает Рэйчел Коэн.
— Откуда вы узнали? — спросил Сингх.
— Вы имеете в виду, кроме того, что это написано у вас на доске? — спросил Джиллет с кривой улыбкой. — Она мне рассказала.
— О, — сказал профессор. — Но как быть с теми, кто ещё не знает? Имеют ли они законное право знать? В конце концов, это вторжение в частную жизнь редкостной глубины.
Джиллетт развёл руками.
— Не только те, кого читают, имеют права, мистер Сингх. У тех, кто читает, они тоже есть.
— Что вы имеете в виду?
— Предположим, кто‑нибудь решает, что не может смириться с тем, что кто‑то другой знает его интимнейшие секреты, и поэтому выслеживает этого человека и убивает его. Если вы расскажете, кто кого читает, вы можете подвергнуть жизнь читающего опасности. Вы готовы взять на себя такую ответственность?
— Я… я не знаю, — ответил Сингх.
— А вы, агент Доусон? — спросил Джиллетт, поворачиваясь вместе с креслом лицом к ней.
— Я не знаю.
— Именно — не знаете. Вам нужно заключение юрисконсульта Секретной Службы, и понадобится не один день, чтобы его подготовить и согласовать. Точных параллелей, разумеется, не существует, но я подозреваю, что ваши юристы порекомендуют вам не раскрывать то, что вы узнали, так же, как они не рекомендовали бы раскрывать что бы то ни было, ставшее известным правительству в хоте обычной операции; в отношении государственного служащего действует подразумеваемый договор о неразглашении, и без отказа от ответственности, подписанного тем, кого вы интервьюировали, вы оказываетесь на очень тонком льду, если решаете поделиться чем‑то из информации, которую вам удалось раздобыть.
— А что насчёт упомянутой агентом Доусон угрозы кражи личности?
— Посоветуйте людям принять необходимые меры предосторожности, не раскрывая им личности того, кто их читает.
— И после этого просто их отпустить? — спросила Сьюзан, присаживаясь на край стола.
— Это свободная страна, агент Доусон. Подвергшиеся воздействию люди имеют право принимать собственные решения относительно того, что им делать. Вы уже причинили одному из моих клиентов огромные убытки, задержав меня здесь и не дав мне присутствовать на критически важной встрече. Он может подать иск против вас. Вы готовы к другим искам за незаконное лишение свободы? Вы собираетесь платить людям, у которых есть работа, если вы не даёте им её делать, или компенсировать им потерянный отпуск? Я хочу уйти, мисс Коэн хочет уйти, и, я уверен, многие из остальных тоже хотят уйти, особенно принимая во внимание сегодняшние ужасные события. Они хотят вернуться в свои семьи, к своим детям, своей работе, своим жизням. И у вас нет законных оснований им в этом препятствовать.
Дэвид Дженьюари был несказанно рад, когда сучка из Секретной Службы наконец его отпустила. Он ещё больше был рад тому, что она поверила ему, когда он сказал, что скрыл свою связь с Марком Гриффином потому что доступ к памяти Гриффина дал бы ему преимущество в переговорах по новому коллективному соглашению.
