— Да.
— Кто стрелял в него? — все в зале затаили дыхание.
— Один из офицеров у алтаря. Он был в зеленом мундире.
— Когда вы взяли пленных, был ли среди них офицер в зелёном мундире?
— Маркиз Кобенц.
Герцог отступил, и Майклу Карлу показалось, что он уловил нотку удовлетворения в голосе, когда он поблагодарил Урича.
Потом начал задавать вопросы защитник.
— Есть ли в соборе цветные окна?
— Да.
— Расположено ли окно над алтарём так, что свет его падает на алтарь?
— Такое окно есть.
— Зелёного ли цвета это окно?
— Да.
— Были ли среди пленных офицеры в белых мундирах?
— Двое.
— Не мог ли зелёный свет окна окрасить белый мундир таким образом, чтобы он показался зелёным?
— Не знаю.
Защитник поблагодарил его, и Урич вернулся на своё место рядом с Майклом Карлом.
— У них сильная позиция, ваше высочество. Ещё сегодня утром я готов был поклясться, что у них нет никаких шансов, но теперь… откровенно говоря, не знаю. Военно-полевой суд решил бы дело надежнее.
— Значит, вы считаете, что его могут оправдать?
— Да, ваше высочество. Даже я побоялся бы обвинить его на основании сегодняшних свидетельств. Сейчас суд отложат до второй половины дня.
Майкл Карл увидел, как встал его двоюродный брат и вместе с ним весь суд. Иоганн произнёс что-то, и толпа начала выходить из зала. А король подошел к Майклу Карлу.
Глава пятнадцатая Конец Кобенца и компании (окончание)
— Если ничего не случится, они взяли верх. Совершенно определённо, — заметил Ульрих Карл, вытирая пальцы вышитым платком.
— Но зачем вам вообще этот суд? — возразил принц!
— Потому что если я не дам Кобенцу возможности оправдаться, найдётся много таких, кто будут кричать мне вслед «тиран» и тому подобные неприятные вещи. Мы ещё не победили, приятель. Общественное мнение — очень странная штука, и нам надлежит продвигаться осторожно и медленно, пока у нас не будет большей поддержки, чем сейчас.
Пока нас официально не признали ни Англия, ни Америка, и наши купцы ждут. Страна зависит от торговли, а это именно те государства, с которыми мы больше всего торгуем. Если поднимут крик, что мы казним людей без суда, Америка и Англия отзовут своих послов и наше правительство не продержится и пяти дней. Поэтому у Кобенца и появилась возможность лгать, выкручиваться и тянуть время.
— Это называется дипломатией, так? — спросил Майкл Карл.
— Да. А теперь поговорим о чём-нибудь приятном. После коронации мы переедем в летний дворец. Ты любишь теннис?
— Никогда не играл, — признался Майкл Карл.
Двоюродный брат покачал головой.
— Так не пойдёт, это никуда не годится. Иоганн должен тебя научить. Меня он научил всему, что я знаю, хотя должен признать, что я оказался не очень-то талантливым учеником, верно, Иоганн?
— Ваше величество были бы лучшим игроком, если бы проявляли побольше благоразумия, — ответил герцог с ленивой улыбкой.
— Меня всегда упрекают в отсутствии благоразумия, — вздохнул король. — А теперь, полагаю, нужно возвращаться к работе. Мне приходится стискивать зубы, всякий раз как этот гнусный защитник говорит свое «ага». Надо принять закон против этого.
Зал правосудия был заполнен до отказа. Майкл Карл подумал, как удастся судебным приставам затолкать всех желающих на балконы. Тот, кто размещал зрителей на левом балконе, должно быть, брал уроки на фабрике, где делают консервы из сардин.
Лорды встали и сели, как волна красного и синего бархата, отороченного мехом горностая и украшенного воротниками с драгоценностями. Майкл Карл был благодарен за то, что его не заставили потеть в таком наряде.
Появился Кобенц под конвоем, но на этот раз выглядел он самоуверенным и довольным. Он понимал, что дело оборачивается в его пользу. Широко улыбнувшись каждому балкону, он занял свое место. Майкл Карл почувствовал легкое головокружение. Он снова видел ужасные кафедральные ступени и у двери собора жалкое тело в красном плаще. Надо было на месте расстрелять Кобенца, и к черту дипломатию!
Бремя обвинения лежало на герцоге. Майкл Карл повернулся и посмотрел на него. Иоганн, как всегда, выглядел апатичным, полузакрытыми глазами лениво посматривая на лордов членов суда, но было в его взгляде что-то… Иоганн знает нечто такое, что может спасти дело. Майкл Карл подумал, заметил ли брат это выражение Иоганна. Когда герцог так выглядит, на него можно положиться безоговорочно. С лёгким вздохом облегчения принц откинулся в кресле. Иоганн вытащит их.
— Полковник Гримвич, — вызвал Иоганн.
Полковник, как всегда безупречно аккуратный, появился в проходе. Майкл Карл не видел его со времени последней встречи на Кафедральной площади пять дней назад. Полковник казался таким же беззаботным и апатичным, как и сам герцог.
— Полковник Гримвич, какова ваша нынешняя должность?
— Комендант Рейнской крепости.
— В вашем ли попечении находятся следующие пленные офицеры? — Иоганн прочел по листку бумаги список фамилий. Листок протянул ему сидевший рядом юрист.
— Карл фон Литц, Иоганн Капплеман, Детрик фон Кантман, Ялитц Тальман и Вайлхем Страппматц.
— Да. Они были переданы мне в полдень пятнадцатого числа и я взял их под стражу. Вскоре после этого Карл фон Литц попросил у меня аудиенции и заявил, что намерен дать важные показания. Я вызвал свидетелей и заключенный продиктовал текст своего заявления.
Если ваше величество разрешит, я прочту этот документ, подписанный под присягой капитаном фон Литцем.
— Пусть прочтет его светлость, — ответил Ульрих Карл.
«Клянусь честью своего рода, что нижеследующее заявление есть истинное изложение происходившего тринадцатого, четырнадцатого и пятнадцатого дней сего месяца.
В полдень тринадцатого я был вызван на дом к его превосходительству графу Кафнеру, где встретил маркиза и других дворян. Я хорошо знаю маркиза и сразу узнал его.
Его превосходительство спросил, каково моё финансовое положение, и сообщил, что против меня выдвинуты очень серьёзные обвинения, но ради моей семьи он не предал меня трибуналу, а провёл неформальное расследование. Я заявил о своей невиновности и действительно не имел понятия, в чём меня обвиняют.
Затем граф сообщил мне, что отчётность по отряду, которым я командую, представлена в неправильном виде. Я очень встревожился, потому что кроме меня ни у кого нет доступа к этим документам, и мне, таким образом, не удастся доказать свою невиновность.
