А вернусь ли?
Запершило в горле.
Играть! Водить за нос.
— Вы мне хотели что-то предложить, — напомнил Леон, откашлявшись.
Жирный и старуха вновь обменялись взглядами.
— Торопишься, Леон. Но если так тебе удобнее… Слушай и не заставляй повторять дважды. Ты останешься жить. Поверь, нам не доставляет никакой радости отдавать отступников Железному Зверю, хотя они, признаться, не заслужили иной участи. Отступников от законов Простора судим не мы — их судит Великий Нимб и карают посланные им Железные Звери. Но мы готовы принять твое раскаяние, если оно будет искренним. Вместе с женой и пасынками ты будешь жить в деревне вдали от гнева Нимба. Жить точно так же, как ты жил до своего отступничества.
«Благодарю, — подумал Леон. — Этого мне не хватало».
— Что вас убедит в искренности моего раскаяния? — спросил он деревянным голосом.
— Ты отправишь Зигмунду, прозванному Умнейшим, послание с просьбой прибыть в назначенное нами место.
Так.
— Что вы с ним сделаете?
— Вина Зигмунда перед Простором много больше твоей, Леон. Не нам его судить.
Конечно, не вам. Железному Зверю.
— Дайте подумать, — сказал Леон.
— Думай, только недолго. Ты должен дать ответ сейчас.
Если попытаться что-то предпринять, то сию же минуту… Леон осторожно «ощупал» тиски, сдавившие его волю. Вот, пожалуй, лазейка, а вот еще одна… Если только они не оставлены нарочно, как ловушки для неопытной дичи.
«Почему, ну почему я не был у Париса лучшим учеником?..»
— Да, — сказал Леон, настраиваясь на лазейку. — Я говорю: да.
Хлоя. Жить с Хлоей — а почему бы и нет? Жил ведь прежде. Ну сварлива, ну и что? Зато сдобна и на зависть страстна ночами. Сильф и Дафнис — милейшие мальчики. Пусть покричит Хлоя днем, пусть даже разок приложит руку к мужниной голове — можно и потерпеть, если за дело, а ночью помиримся…
Он представил себе, как это будет, и видение рассыпалось на куски. Внушения не получалось.
— Противодействует, хотя и примитивно, — объявил жирный. — Значит, пытается лгать, как я и думал. Безнадежные отступники всегда лгут.
— Я согласен! — крикнул Леон.
— Ты полагаешь… — шамкнула жирному старая ведьма.
— Я полагаю, что мы зря теряем время, — брюзгливо проронил жирный. — Прости, это была моя идея. Я ошибся. Эй, там!..
— Постойте! — Леон весь покрылся потом. — Подождите!..
Последняя вспышка внимания, доставшаяся ему, была мимолетной:
— Если бы я захотел, ты бы сейчас ползал перед нами на коленях, червяк! Тебе позволили самому выбрать свою участь. Ты выбрал.
Двое конвойных отвели Леона обратно и на этот раз не ввели — втолкнули в знакомую духоту дома без окон. Дверь за спиной грохнула так, что со стен посыпалась охра.
— Тьфу ты, — посочувствовал Фрон, — а я надеялся, что тебе удалось сбежать.
Последнюю ночь перед жертвоприношением Леон не спал. Как это — принести в жертву?! Его! Великого Стрелка и Стратега! Вождя!
Прости, Умнейший, без меня тебе будет труднее. Но ты справишься, я верю. Держится ли еще рассыпающаяся на куски оборона? Я понимаю, что тебе сейчас не до меня, и прощаю. Вряд ли ты даже посылал искать Леона, понимая безнадежность попыток найти упавший самолет в океане леса.
Кирейн. Выпей за меня Тихой Радости. И не потому, что настрочил еще одну агитку, а просто так. Парис, выдай ему флягу, чтобы он выпил и вспомнил Леона.
Филиса. Я так и не добрался до тебя, так и не дошел. Прислал Тирсиса, а должен был примчаться сам. Мы были бы счастливы. Ты прости, у меня никогда не было времени как следует подумать о тебе, вспомнить твое лицо… Я почти забыл его, хотя не должен был забывать.
Прости.
Зверопоклонники все же дали маху: не Хлою им нужно было выманивать из лагеря. Филису!
Нет. У них ничего не получилось бы и в этом случае. Просто сделали бы мне очень больно. Вожди зверопоклонников хитры, но глупы — все эти Хранительницы, Хранители… И даже не слишком хитры, коли воображают, будто им когда-нибудь удастся заманить Умнейшего в ловушку. Что еще можно ожидать от повелителей дураков. Им проще уничтожить вождя отступников, что они и сделают.
Завтра. Не раньше рассвета, не позже полудня. Нет, уже сегодня. Скоро начнет светать.
…Храпел Фрон, растянувшийся на утоптанном земляном полу — Леон не пустил чесоточного на топчан, — и, видимо, не испытывал никаких сомнений относительно грядущего дня так же, как всех дней последующих. Ему-то что. У него Пароль в голове, неизвлекаемый и неуничтожимый. Пропадать одному Леону, а чесоточный останется жив.
«Не следовало лететь самому, — подумал Леон не в первый раз. — Надо было послать к южанам доверенного человека, хотя бы Тирсиса, а еще лучше никого не посылать, отпустить одного пилота, и на следующий день этот их Астил примчался бы сам. Слишком дорого обходятся сделанные сгоряча ошибки, чтобы вождю было позволено их совершать…»
Леон скрипнул зубами. Как-то раз, уже очень давно, вскоре после Столицы, Умнейший ни к селу ни к городу рассказал о стеклянном лабиринте. У них на Сиринге, или где там он жил до того, как свалился на Простор, так мучают крыс во славу науки. Бедная крыса должна пробежать лабиринт из конца в конец, ни разу не сбившись с дороги, не заплутав, а лабиринт ветвится, как паутина, и каждый коридор, ведущий в никуда, оснащен выскакивающими из стен иглами, источниками смертоносных лучей, предательскими ловушками, из которых не выбраться… Есть только один верный путь, и если крыса ошибется хотя бы раз, она погибла.
Тогда он отмахнулся от этого рассказа, как от чего-то незначащего, а надо было давно усвоить, что Умнейший ничего не говорит просто так. Он имел в виду его, Леона. Роль вождя истребляемого народа — быть крысой в стеклянном лабиринте, без права на ошибку. Двигаться наугад, не зная, что ждет за ближайшим поворотом, и если сделешь неверное движение, отдашь не тот приказ…
Тогда, может быть, повезет следующей крысе.
Сон не шел. Леон устал ворочаться на топчане. Неожиданно ему пришло на ум, что в беседе со старухой и шептуном те не задали ему ни одного вопроса касательно стратегии обороны или, скажем, производства оружия. Почему так? Неужели по природной темноте своей и глупой самонадеянности? Вряд ли. Почти наверняка зверопоклонники имеют своих людей и в лагерях беженцев, и на рубежах обороны, и на заводах, и…
А ты думал, население Простора поверило тебе безоглядно?
Леон заскрипел зубами так, что спящий Фрон начал чмокать губами и чесаться во сне. Скотина! Шелудивая толстокожая лесная корова, вот и всё.
Пророчество Фрона подтвердилось утром, когда пленникам впервые не дали еды. Горшок для естественных надобностей также не появился, квадратное отверстие осталось закрытым. Без толку побарабанив в дверь, прокричав с тем же результатом несколько обидных оскорблений, Фрон затих, приложив к двери ухо и сделав Леону знак молчать и не шевелиться.
— Уходят, — сообщил он наконец. — Быстро уходят, спешат… Ага, ушли. Вот-вот начнется, стало быть.
Только теперь Леон понял, что такое настоящая тишина. Оказывается, все время пленения он слышал доносящиеся снаружи звуки, раздробленные стенами в равномерный фон. Теперь наступила тишина. Лишь издалека доносился не то вой, не то плач — наверно, жалоба такого же обреченного на заклание пленника, запертого в другом доме. В остальном деревня словно бы вымерла чуть раньше, чем это ей предстояло.
— Не разобрать ли крышу? — предложил Леон.
— Ты еще дверь боднуть попробуй. Только без меня. Тут таран нужен.
— Заткнись. Я тебе о крыше говорю.
— Ты пробовал?
— Сам видишь: одному не достать, а с твоих плеч — пожалуй.
Фрон хмыкнул, но плечи подставил. Леон попытался расширить отверстие в потолке, расшатав доски, но лишь перемазался в охре и рассадил ладонь.
— Драконий хвост! Крепкие.
Он попытался еще раз с тем же результатом.
— Может, ты с меня слезешь? — подал голос Фрон.
Пришлось слезть.
— Один такой, как ты, в последний момент пытался меня убить, — сказал Фрон, отряхиваясь. — Наверно, из чувства справедливости, чтобы было не так обидно пропадать одному. Это был единственный, кого мне не жаль. А ты не попытаешься меня убить? Имей в виду, мне бы эта идея не понравилась.
— Заткнись!
— Ну прости, прости. Кстати, я тебе не все рассказал. Однажды меня который раз приносили в жертву, и отряд зверопоклонников не успел уйти. Давно это было, они еще опыта не набрались. Всех пожгло, естественно. А их вожак остался жив.
— Почему?
— Не знаю. Он даже развязал меня потом. Может, сумел как-то оттранслировать код Пароля. О нем говорили, что он сильный шептун, что бы это ни значило. Вообще-то у нас каждый полноценный гражданин способен на такие фокусы, это только я — глухарь… А ты Пароль слышишь?
