Через полтора часа я уже снижался над островом. На Ористано было раннее утро.
И где тут моя плантация? А вот она. Морской берег, пустынный пляж, чуть в стороне большой «господский» дом, какие-то хозяйственные постройки, а может быть, бараки. Черт бы меня побрал! Почему я догадался позаботиться о нормальной жизни для работников конного завода, а сюда даже не съездил и не проконтролировал?
Чуть дальше от моря начинаются поля с зеленеющими кофейными деревцами. Граница обозначена ярко-белой оградой, а за ней сразу начинаются какие-то фруктовые рощи. Дорога, прорезающая плантацию насквозь, начинается на одной военной базе и кончается на другой, около порта. Примерно в десяти километрах от плантации — развилка к конному заводу, отлично, съездим, покатаемся. Э-ээ, дорога нам для этого не нужна.
— И где твоя плантация? — спросил Виктор.
Я показал вниз:
— Вот она.
— Такая большая?!
— На Этне земли сколько угодно.
— Скорее болот, — заметил Марио.
— Да, правда, каждый терраформированный метр — это чья-то жизнь. С каторжниками новосицилийская администрация не церемонилась.
Виктор опустил голову.
— Ты-то тут при чем? — удивился я.
— Ну как-то...
— На свете есть только один человек, за поступки которого ты отвечаешь: ты сам.
— Здесь и сейчас да, а вообще — нет.
— Это еще почему?
— Под Мачератой ты отвечал только за себя?
— Э-ээ, убедительно.
Сделав круг над своей плантацией, я повел катер на посадку. Посадочная площадка была на крыше. Я поморщился и сел на дорожку перед главным входом — дверь на крышу скорее всего закрыта.
Обитатели поместья, наверное, еще спят — выходной день. Но нет, на крыльцо вышел какой-то молодой человек в футболке и драных джинсах.
— Это частное владение! — Он замахал руками, показывая, что мы должны уехать.
Я открыл дверцу и спрыгнул на землю:
— Да, я знаю. Частное владение. Мое.
У него одновременно вылезли глаза на лоб и отвисла челюсть, так что его лицо стало казаться вдвое длиннее.
Летучие коты! Почему я не могу выглядеть посолиднее? Я продемонстрировал ему свои водительские права:
— Энрик Галларате — это я.
— Э-ээ, о-оо. — Он установил челюсть на место, теперь можно разговаривать. — Э-ээ, очень приятно. — Он протянул руку. — Андреа Фаэнца, я здесь временный управляющий, от корпорации.
— Рад познакомиться. — Я пожал протянутую мне руку. — Теперь вы, наверное, поедете на Южный континент, приводить в порядок бывшую кремонскую зону.
Фаэнца улыбнулся.
— Вот женюсь и где-нибудь осяду, а пока... — Он пожал плечами. — Такая работа. Скажите спасибо вашему отцу, я правильно понимаю?
— Правильно.
— На Южном он вам тоже что-нибудь подарит?
— Э-ээ? — удивился я. — А-а, понял. Нет, он мне не дарил эту плантацию. Я ее сам купил, когда ее акции котировались по цене оберточной бумаги.
— А если бы тут прошли бои и корпорация потребовала бы вложений?
— Тогда я бы разорился. Но мне повезло.
В этот момент Виктор спрыгнул на землю:
— Ну что? Нас не прогонят, как ты сказал? Дрекольем?
— Нет, не прогонят. Это мой двоюродный брат, Виктор. А из катера сейчас выберется Марио, но вы его, наверное, и так узнаете.
Марио выбрался. Его узнали, долго трясли руку и просили автограф. Марио привычно вздохнул и расписался в протянутом блокноте. После этого управляющий опять обратил на меня внимание:
— Приехали разбираться?
— Конечно, — вздохнул я, — такое грозное письмо пришло из КРИЗТа... Сейчас вы все бросите, и тут начнется анархия, развал и загнивание урожая на корню.
— Кофе не гниет. А нового управляющего вы не привезли. Зачем вы тогда приехали?
— Уже прогоняете?
— Конечно, валите к себе в Палермо и без моего преемника не возвращайтесь! — усмехнулся Фаэнца.
Я покачал головой:
— А почему вы уволили старого управляющего?
— По результатам ревизии, — ответил Фаэнца. — Это же было в отчете, — удивился он.
— Ну и что? — в свою очередь удивился я. — Вы же имеете представление, как тут жили при Каникатти?
— Вникать в смягчающие обстоятельства — дело адвоката. Пусть радуется, что его не посадили.
— Понятно, — заявил я сухо. — Хорошо, что я приехал оглядеться.
Фаэнца уловил мою враждебность.
— Ладно, пойдемте в дом, — произнес он примирительно. — Может же хозяин большой плантации получить завтрак в собственном поместье. Даже если он идеалист.
— Ну-у, мне-то кажется, что это вы идеалист. Закон первичен, реальность вторична. К тому же у Каникатти декларируется полное и всеобщее равенство.
— Это в будущем, — парировал он.
— Золотой век когда-нибудь потом, — ехидно заметил я.
— Вы собираетесь вернуть этого парня обратно?
— Не знаю, я еще не решил. Решу, когда пообщаюсь с аборигенами.
— Ну, вольному воля — спасенному рай, — заметил Фаэнца, — в конце концов, теперь он будет обворовывать вас. А аборигены, — он усмехнулся, — проснутся еще где-то через час.
За завтраком Фаэнца говорил о видах на урожай и возможных нововведениях — он оказался энтузиастом сельского хозяйства, синьору Кальтаниссетта он бы понравился. Я вежливо его слушал и скучал. Просто мне не нужны деньги. На биржу я вылезаю поразвлекаться. Вот и доразвлекался. Сбылась мечта идиота. Собственный дом, собственный сад, который еще надо возделывать. Продать все это кому-нибудь, кому это интересно? Ох-ох-ох, бедные-бедные здешние жители — сначала Каникатти, потом этот энтузиаст, а потом опять неизвестно кто.
Пока мы завтракали, поместье скинуло с себя сонную одурь. Кто-то уже бродил по двору.
— А как здесь развлекаются по выходным? — спросил я у управляющего.
Он сразу увял, наверное, решил, что я приехал за этим, и пожал плечами:
— Мне как-то некогда...
— Ну, это я уже понял, а все остальные что делают?
— Пришлось купить большой автобус, — сказал Фаэнца недовольным тоном, — корпорация потребовала, чтобы детей доставляли в школу, а на выходных народ катается в Ньюпорт, видеозалы, магазины...
У меня отлегло от сердца, Фаэнца при всем своем бюрократизме все-таки позаботился о самом необходимом, хотя и не добровольно.
Смешно, раньше мне всегда казалось, что молодой парень в растянутой футболке и драных джинсах может оказаться бандитом, но не бюрократом. И разговаривает он нормально, не ссылается на пункты инструкций, но окружающим от этого не легче.
Я кивнул на людей, бродящих по двору:
— Так это они автобус ждут?
— Да, приходится делать три, иногда четыре рейса. Тут довольно много народу.
