Когда Верховный Главнокомандующий спросил Макаренко, что для этого требуется, инженер ответил:
— Переоборудовать все литостаты, поручив это инженеру Самборскому. Лучше него никто с этим не справится.
В распоряжение Макаренко было передан завод 038. Вызвали Самборского и всех специалистов-литостатников.
Через несколько дней почти все литостаты были разобраны и перевезены из туннелей Глубинного пути на завод.
Я приехал на завод, когда машины начали туда поступать. Все специалисты были уже на месте.
Меня вызвали с фронта и командировали на завод, поскольку я имел звание помощника машиниста литостата. Вызвали и Тараса. Люди, знавшие эти машины, ценились теперь чрезвычайно высоко.
Завод 038 находился в лесу, километрах в ста от санатория «Сосновое». Работы было очень много. Все работали сверхударными темпами. Макаренко и Самборский ни на минуту не покидали завод.
Тарас как-то сказал мне, что ему кажется, будто он никогда ничего другого, кроме этого завода, его цехов и работавших здесь людей, в своей жизни не видел. Ему снились огромные литостаты, скрежещущие станки, мощные подъемные краны.
Но через несколько дней он перестал видеть даже эти однообразные сны. Он был обессилен, исхудал. Похоже, кроме меня, этого никто не замечал — другие тоже устали, побледнели, глаза их ввалились, под глазами залегли глубокие черные круги.
Мне довелось увидеть самые разные литостаты. Здесь были тяжелые, средние и легкие машины, которые уже немало поработали на строительстве туннеля, подземных вокзалов, электростанций. Были и совсем новые, только недавно собранные на заводах.
На наших глазах мирные машины превращались в линейные корабли, вооруженные сверхтяжелой артиллерией, в крейсера и быстроходные миноносцы подземного флота. У них еще не было определенных названий, и одни приравнивали их к морским кораблям, вторые — к танкам, а третьи просто называли боевыми литостатами.
Мы с Тарасом работали над оснащением одной из крупнейших машин — «С-18», которую когда-то впервые увидели на строительстве подземной Ангары. Теперь ее вооружали двумя сверхтяжелыми пушками, несколькими автоматическими, выпускавшими по 12–15 снарядов в секунду, и двумя десятками пулеметов. Страшной огневой мощью управляли лишь семь-восемь бойцов.
Броня литостатов по толщине немного уступала броне морских боевых кораблей, но была менее уязвима. Это было одно из достижений творческой мысли Макаренко. Почти все разработки, касавшиеся скорости подземного корабля, четкости работы его механизмов, защиты электропровода, тянувшегося вслед за машиной, принадлежали Самборскому. Он быстро — как говорится, на ходу — конструировал, менял технические решения, почти не прибегая к чертежам.
Каждый «С-18» требовал для работы большой электростанции.
В центре страны имелись большие запасы электроэнергии, которую можно было передать по специальными кабелям. Но кабели следовало обезопасить от разрывов в боевой обстановке, чтобы избежать серьезных аварий и задержек. Инженеры должны были что-то изобрести.
Самборский принял некоторые меры предосторожности. В частности, на литостатах устанавливали небольшие аккумуляторы, и ток на них подавался с определенными интервалами. Большие литостаты, превращенные в боевые машины, достаточно медленно пробивали почву. Чтобы ускорить их движение, подвозить снаряды и выполнять различные вспомогательные работы, приспособили малые литостаты. Они, как мелкие корабли, окружающие линкоры и крейсера, должны были сопровождать боевые литостаты.
Здесь, в цехах, привезенных из туннеля и с других заводов великанов собирали, вооружали, приспосабливали к боевым задачам. После их одного за другим выпускали в подземные лито-гаражи, быстро выраставшие поблизости.
Количество готовых машин непрерывно увеличивалось. Бывшие литостатники — инженеры, техники, электрики — учились обращаться с ними, ожидая приказа выступать. Командование решило бросить сразу несколько сотен машин, чтобы добиться успеха на широком фронте.
В один хлопотный день я оказался в кабинете Макаренко. Его срочно вызвали в цех. Инженер оставил меня в кабинете, приказав дежурить у телефонного аппарата. Я старательно выполнял эти обязанности, радуясь тому, что смогу хоть немного отдохнуть — ведь в цехе с корреспондентом не церемонились. Там я был за слесаря, конструктора, чернорабочего.
Два раза Макаренко звонили незнакомые мне люди, требовали позвать его. Я дал им номер телефона цеха, где находился инженер.
Сняв в третий раз телефонную трубку, я услышал женский голос.
— Ярослава Васильевича можно?
— Его… нет, — ответил я, помедлив. Голос показался мне знакомым.
— А кто говорит? Товарищ Кайдаш?
Теперь я узнал этот голос. Не может быть!..
— Лида! — воскликнул я.
— Ну, я, — засмеялась она.
Да, это была Лида Шелемеха, ее веселый, бодрый голос.
— Откуда вы говорите? — закричал я в трубку.
— Из санатория. Ко мне приезжал Станислав. Он пробыл буквально несколько минут, сказал, что Ярослав находится поблизости, и дал мне его телефонный номер.
— Лида, но… как вы себя чувствуете?
— Сегодня три часа подряд гуляла по саду. Ясно?
— Чудесно! Вы долго пробудете в санатории?
— Рвусь отсюда, но меня не пускают. Разве можно! У меня же такая жуткая болезнь! А вы, оказывается, знали, чем я больна, и участвовали в заговоре молчания.
— Я… я…
Что я, собственно, мог сказать? Я даже не знал, открыл ли Барабаш Лиде тайну ее болезни.
— Я вас не совсем понимаю, Лида. Что говорит Барабаш?
— Юрий? — в ее голосе зазвучали грустные нотки. — Он сказал, что через месяц я смогу поехать домой. Но прежде он хочет приехать и повидаться со мной.
— Как так «приехать»? Разве он не в санатории?
— Нет. Он два дня назад уехал на фронт.
— Да… — медленно сказал я, вспоминая последний разговор с Юрием Барабашем.
— Какие новости на фронте? — спросила Лида. — Мне здесь редко дают газеты и запрещают слушать радио.
— Почему?
— Наверное, боятся, что пойду добровольцем в армию, — пошутила девушка.
— Нет, серьезно, почему?
— Считают, что мне надо беречь нервную систему.
— Война расширяется, но особых событий на фронте сейчас не происходит.
В это время в комнату вошел Макаренко.
— С кем это вы? — сухо спросил он.
— Попробуйте угадать, — сказал я, подавая ему трубку.
— Алло! Инженер Макаренко у телефона, — сказал Ярослав.
Вдруг строгость сошла с его лица, глаза засветились, и он нежно произнес: «Голубка…»
