Приходила в себя медленно. Ресницы слиплись от засохшей крови, спину жгло палящее пустынное солнце. Поплевав на ладонь, немного размочила засохшую кровь, ровно настолько, чтобы удалось открыть глаза. Их начало саднить, побежали слезы, но зато они помогли промыть роговицу и вернули возможность видеть, хотя и не так четко, как прежде. Первым делом я проверила Рысь. Живая, обкакавшаяся, заляпанная в засохшей крови, судя по всему натекшей из глаз, носа и ушей, из которых тонкими ручейками продолжала бежать влага, но теперь бесцветная. Даже не плачет, а только тихонько поскуливает. Я взяла ее на руки, и она вцепилась в меня всеми четырьмя, прижимаясь и мелко дрожа. А я дала волю своим чувствам и разрыдалась. За что? Все, кому я доверяла, все — кого любила. Игорь — воплощенная мечта любой женщины, замечательный друг и душа компании. Заботливый, неунывающий, спокойный и такой добрый. Друзья. Дима. Это не правильно! Так не должно было случиться!
Выплакавшись, немного успокоилась и попробовала рассуждать здраво, насколько вообще возможно в данных обстоятельствах. Голова работала плохо. Сейчас главное — укрыться от обжигающих солнечных лучей. Выбросив из корзинки испорченную подстилку, я надела ее как безразмерную шляпу. Жутко неудобно, приходится все время придерживать руками, чтобы не закрывала обзор, зато дает хоть какую-то тень и голове, и устроившейся на своем любимом месте на моем загривке Рыси, и даже спине. Как ни крути, надо возвращаться к реке. Без воды в пустыне, голой, только с ножом и корзиной трудно выжить. Особенно если рядом маленький ребенок. Хорошо, что мои следы замело еще не полностью — ветер не сильный, да и бежала вроде бы все в время в одну сторону. Примерно прикинув направление движения, пошла в сторону реки.
Ноги вязли в сухом песке, как в трясине, в особо трудных местах при подъеме я не гнушалась передвигаться на четвереньках. Вокруг то и дело попадались низкие кусты засохшей травы и множество кактусов: значит, есть надежда, что источник воды не так далеко. Но все равно, если быстро дойти до реки не получится, придется остановиться и соорудить хоть какое-то укрытие, не дожидаясь, пока полностью кончатся силы: с пустыней шутить не стоит. На мгновение возник соблазн активировать флиграв и взлететь повыше, в более прохладные слои воздуха, но я решила повременить с таким экстремальным решением, ведь, впав в панику, могу легко потерять контроль над прибором и рухнуть вниз. От жары с меня ручьями тек пот, перед глазами плыли красные точки и кружилась голова. Все время хотелось ускорить темп, но я сдерживала себя, следуя принципу: тише едешь — дальше будешь. Где-то через полчаса неспешной ходьбы, взобравшись на очередной песчаный бархан, невысокий, но мне показавшийся огромным, я увидела впереди, совсем не далеко, голубую гладь реки и, обрадовавшись, ускорила шаг. Но на расстоянии меньше чем в сотню метров от нее Рысь судорожно дернула меня за волосы и панически закричала. Я сразу же повернула обратно, хотя сама еще не почувствовала ничего, кроме смутной угрозы. Отойдя на такое расстояние, чтобы дочь успокоилась, повернула обратно. Вода нужна все равно, а вот Рысь подвергать опасности не стоит. Закрыв дочь в корзине и поставив последнюю под раскидистый кактус на расстоянии нескольких десятков метров от того места, где она начала паниковать, я двинулась вперед. На мгновение замерла, достигнув конца собственного следа, где Рысь подняла тревогу, но потом пошла дальше. Уже знакомое состояние обрушилось на меня только через шестьдесят шагов.
На сей раз, благодаря моему знанию, чего ожидать, панике не удалось взять вверх, хотя все время приходилось бороться с желанием повернуться и убежать. Цветное зрение резко выключилось, глаза протестующе заныли, а мир окрасился во все оттенки серого. Растущие неподалеку кактусы выглядели высохшими, а одинокий дракон на побережье — мумифицированным. И, самое главное, за рекой, далеко в пустыне, поднимался в небо огромный черный смерч. Именно от него исходила угроза. Не выдержав, я поспешила отойти на безопасное расстояние. Кстати, при пути из «мертвой» зоны граница, за которой включалась цветное зрение, находилась на добрых полсотни метров дальше, чем при входе в нее. Вынув дочь, взяла ее на руки и снова накрылась корзиной. Конечно, можно перебороть себя и добраться до реки, но вот смогу ли заставить себя пить затхлую воду? Пока — нет: жажда, конечно, мучает, но не настолько. Кстати, смерч ведь располагается почти под прямым углом к реке, чуть-чуть выше по течению. Возможно, возвращаясь к реке, я немного отклонилась от того маршрута, которым убегала, а значит есть шанс, что пройдя вверх, или, скорее, судя по положению смерча, вниз по течению, скоро доберусь до места, где границы «мертвой» зоны отступят и можно будет спокойно утолить жажду. Приняв решение, отправилась в путь вниз по течению реки. При нормальном зрении полоса воды манила и звала, обещая прохладу и живительную влагу, но подходить ближе я пока не решалась: слишком сильным оказался испытанный страх. Одно хорошо — ветер со стороны воды хоть немного снижает температуру воздуха. Через час решила рискнуть и, к удивлению, мне удалось добраться до реки так, что даже Рысь не подняла тревогу. Избегая залазить на глубину, устроилась на самом мелководье, в том месте, где небольшие волны то смачивали берег, то отбегали обратно. Увлажнив шерсть Рыси и недолго поплескавшись, с трудом удержалась, чтобы не опиться, стараясь делать небольшие глотки и подолгу смакуя каждую порцию воды во рту. Немного остудившись, зашла по колено и приняла вместе с дочерью приятную ванну, а потом там же и засела, укрывшись от солнца корзиной. До тех пор, пока жара не спадет, лучше не рисковать. И так, по ощущениям, я уже достаточно сильно обгорела.
Вечер – ночь 183 суток.
Пустыня
Хорошо, что у меня быстрая регенерация. К тому времени, как жара спала, ожоги успели практически пройти, а верхний слой кожи начал шелушиться и облазить, обнажая еще не загоревшую молодую ткань. После отдыха голова прояснилась, и я смогла, наконец, проанализировать произошедшее. Даже если, предположим, погибнуть люди способны почти мгновенно, то для достижения такого состояния, какое я видела, одного часа мало. Нет, в некоторых случаях тело может изуродоваться быстро, при попадании в огонь, например, но при этом его владелец не продолжает ходить и говорить, как ни в чем ни бывало. Это во-первых. Во-вторых, возьмем того же дракона: в «мертвой» зоне он кажется мумией, а после выхода в нормальную — живым и даже здоровым, по крайней мере, на первый взгляд. И, наконец, что-то мне последние события сильно напомнили рассказ Аллы. Может, ее бурная фантазия ни при чем и она действительно видела мертвецов? Вон, я еще недавно испытывала абсолютную уверенность, что все посвященные погибли. А что, если они живы? Задним числом я понимала, что они не нападали и не проявляли агрессии. Скорее вели себя, как нормальные люди, встретившиеся с неадекватным поведением уже привычной соседки… Если так, то дело не в них, а во мне. Но не похоже, что я видела простую галлюцинацию: слишком все систематически, слишком много прослеживается закономерностей. Возможно, где-то недалеко в воздух попадает некое отравляющее вещество. Откуда? Ну, например, из подземного источника, если судить по аналогии с событиями в горах у Аллы. От отравления прямо посреди дня у меня включилось искаженное «ночное» зрение, причем почему-то не в цветном, а в черно-белом варианте. Что это именно «ночное», сомнений не возникало, поскольку оно слишком сильно разнилось с «дневным», чтобы можно было спутать. Возможно, миражи возникли оттого, что оба типа зрения функционировали одновременно? Хотя нет, вряд ли, ведь при смене времени суток тип зрения менялся не резко, а постепенно, так что некоторое время работал и один, и другой. В любом случае, отравление спровоцировало изменения в восприятии формы и цвета окружающего мира, да еще и исказило обоняние, что, вкупе с приступом ужаса и заставило меня покинуть плот. А народ, наверное, до сих пор недоумевает, что же это на меня вдруг нашло.
