– Как не было, почему? – встрепенулся Карпищев, – Неужто забыли? Ты, Михаил, этого дела так не оставляй! Ежели княжеские фамилии начнут забывать – это куда ж все тогда покатится? Сегодня одного князя помянуть забудут, завтра другого, а послезавтра и вовсе даже и Правь не вспомнят? Нет, нельзя так! Да я первый царову величию челобитную подам. Как это – смотр и без кравенцовского князя?!
– Да и я сам подам тоже, – хмыкнул Михаил.
– И ты подай! – горячо поддержал этот благой порыв князь Володимир. – А хочешь, вместе подадим!
– Нет, – деловито наморщил лоб Михаил. – Лучше будет, если каждый подаст.
– И то верно! – тут же согласился Карпищев. – Две челобитные лучше, чем одна. Слушай, а может, и не надо будет подавать? Может, гонец к тебе в Кравенцы поскакал? Или даже в Киршаг? И приглашен ты уже давно, а сам того не ведаешь?
– И так может быть, – рассудительно проговорил Михаил. – Завтра же пошлю кого-нибудь в Кравенцы узнать.
– И в Киршаг! – наставительно поднял палец князь Володимир.
– И туда тоже, – кивнул Михаил. – Все разузнаю, а потом уж царову величию буду надоедать челобитными.
– И мне потом дай знать, чтоб я пока тоже зря бумагу не марал, – вставил турский князь. Ему уже расхотелось марать бумагу челобитными – его самого не забыли, и слава богу!
– Обязательно дам знать, – заверил Михаил. – А сейчас – пора вечерняя… (По правде сказать, пора была уже глубоко ночная, но я не стала поправлять супруга) Не перекусить ли нам, дорогой князь. После дальней-то дороги, а?
– Дело говоришь, – степенно согласился Карпишев, у которого давно уже пересохло в горле от пустых разговоров.
– Я распоряжусь! – подхватилась я.
* * *
Участвовать в пирушке двух князей я не стала. Только утром помахала ему платочком на прощание. А Михаил поделился добытой в ночном кутеже информацией: – Войско в Вышеграде собирается невиданное. Тысяч десять, никак не меньше! Байкам про какой-то там смотр может верить князь Володимир, но мне видится, что дело ясное: такие полки собирают, только когда воевать думают. Этакой силищей наши с тобой княжества, к примеру, извести под корень ничего не стоит. Да так, что еще лет на десять они безлюдными останутся.
– И что же нам делать? – растерянно спросила я.
Вот она, расплата за мечты о преобразовании этого мира. Ни преобразования не получится, поскольку от Земли я, как выяснилось, отрезана, ни даже просто мирной жизни… Ох, и не нравлюсь я кому-то. Может, самому царову величию, может, тем, кто стоит у его трона. Но, кажется, за меня решили взяться всерьез. И даже Михаилу, похоже, не избежать намечающейся кровавой мясорубки…
– Как ты думаешь, а если я явлюсь в Вышеград и они меня схватят, – может, все и успокоится? Ведь меня могут и не убить – ну, бросят в какую-нибудь темницу, я и буду там сидеть. А войны не будет…
– Будет! – убежденно возразил Михаил. – Я-то не успокоюсь! И они это знают. Потому и готовятся.
– Вообще, это мне напоминает стрельбу из пушки по воробьям. Ну что мы с тобой такое, чтобы против нас собирать десятитысячную армию? Не проще ли было б послать одного-единственного хорошо вооруженного и натренированного убийцу?
– И где же найти такого убийцу, который к тебе, родная, сможет приблизиться и при этом не выдать себя. Как там тебя нечисть называла – Узнающая? Меня можно попытаться убить так, я ведь мыслей читать не умею… Может, потому они и хотят в первую очередь с тобой покончить? А войско – так, на всякий случай, – если ты сама к ним в силки не пойдешь. А ты не пойдешь. Потому что я тебя не отпущу. – Но ведь тогда погибнут тысячи и тысячи невинных людей… – попыталась возразить я.
– Ну, совсем уж невинных людей не бывает…
– А младенцы?
– Это ты с батюшкой нашим приходским побеседуй. Он тебе объяснит, что человеческая порода греховна от рождения. Но не в батюшке дело. Может, у вас там, в бывшем твоем мире, и принято большую чужую кровь искупать малой, зато своей, но здесь, в нынешнем твоем мире такого быть не может. И не будет! Кто хочет войну, тот ее получит. И вся вина падет на него!
– Репетируешь речь перед дружинниками? – грустно усмехнулась я.
– Ретипи… Репири… В общем, не важно, как оно называется, но дружинникам моим такие речи без надобности. Они и без речей за меня на смерть пойдут. И тем счастливы будут. И анты мои пойдут. Хоть против дарового величия, хоть против кого. Потому столь могучее войско и собирается, что победить наши княжества можно, только вырезав всех поголовно. Кроме разве что младенцев бессмысленных. А я хочу одного: чтоб ты не попалась на их удочку! Если любишь меня. Если веришь мне.
– Верю? Чему? Что в кровавой бане победа останется за нами? Что ради чувств одного мужчины к одной женщине можно громоздить какие угодно горы трупов?
Михаил стоял передо мной, в бессилии сжимая и разжимая кулаки. Он не знал и не собирался признавать моих рассуждений. Он думал над тем, как меня убедить выкинуть эти порочные мысли из головы. Неужели все-таки прольется кровь? Реки крови, водопады крови! Опять кровь…
Первой мыслью, когда я пришла в себя на руках у Михаила, было: «Что-то часто я стала падать в обморок…»
Повернув лицо к озабоченному супругу, я заплетающимся языком произнесла:
– А нельзя ли как-нибудь подробнее узнать про планы царового величия? А то мы напридумывали тут всяких ужасов, а может, того и нет… Кого я хотела успокоить: себя или его? Но в любом случае цели своей не достигла.
* * *
Михаил поднял сонное лицо, наполовину освещенное трепетным огоньком свечи, спросил невнятно:
– Не спишь?
Я вздохнула, провела рукой по своим волосам, поправляя выбившуюся прядь. Язычок пламени на свечном фитильке нервно затрепетал, будто пойманный мотылек, а полупрозрачная тень от ажурного рукава моей ночной сорочки серым сполохом метнулась по стене.
– Мне кажется, что на меня все время кто-то смотрит, – пожаловалась я.
Михаил рывком привстал на локте: – Откуда, с какой стороны? Враг? Лазутчик?
– Нет, не думаю… – поднимаясь с кресла, я сладко потянулась. – На врага не похож. Взгляд такой, как бы сказать… внимательный, но отстраненный. И он вроде как отовсюду. Ни справа, ни слева – везде и нигде. Ерунда какая-то… Так и в Бога поверить можно – всеведущего и всевидящего.
– Иди сюда. – Михаил протянул руку. Я села на кровать. Он обнял меня за талию, сразу стало тепло и спокойно.
– Знаешь, что будет завтра? – спросила я.
– Ранним утром разбужу тебя поцелуем. Я засмеялась: – Разбуди. А потом мы напишем грамотку царову величию. Ответную. Вежливую. Мол, я всецело подчиняюсь вашей воле и в конце серпеня, в последних числах, прибуду к Вышеградскому двору.
