— Странное, сударь?
— Ну, столько ножей или клинков — и ни один не найден. Я говорю об орудиях убийства.
— Да, странно.
Вы повернулись к двери.
— Жуткое там было дело — в камере для допросов.
Доктор промолчала.
— Я рад, что вас спасли… целой и невредимой. Я бы многое отдал, чтобы узнать, как это получилось, но не променял бы это знание на результат. — Вы улыбнулись. — Надеюсь, я еще увижу вас, доктор, но если нет, позвольте пожелать вам счастливого пути домой.
И вот спустя пол-луны я стоял на пристани с доктором и обнимал ее, а она обнимала меня, и я знал, что готов на что угодно, лишь бы она осталась или взяла меня с собой, а еще я знал, что никогда больше ее не увижу.
Она легонько оттолкнула меня.
— Элф, — сказала она, шмыгнув носом. — Не забудь, что доктор Хилбиер — сторонник более строгих методов, чем я. Я его уважаю, но он…
— Хозяйка, я не забуду ничего из того, что вы мне говорили.
— Хорошо. Хорошо. Вот, держи. — Он вытащила из-под блузки запечатанный конверт. — Я договорилась с семейством Мифели, чтобы они открыли на тебя счет. Это доверенность. Можешь тратить деньги, как заблагорассудится, хотя я надеюсь, что ты не забудешь и про эксперименты вроде тех, каким я тебя научила…
— Хозяйка!
— … но я оставила Мифели указание, что весь капитал станет твоим, только когда ты получишь звание доктора. Я бы посоветовала тебе купить дом и участок земли, но…
— Хозяйка? Вы говорите — счет? Зачем? Откуда? Где? — сказал я, искренне удивленный.
Она уже оставила мне то, что, на ее взгляд, мне могло пригодиться. А хранить подарок — ее запасы лекарств и сырья — я мог в выделенной мне комнате, в доме моего нового наставника доктора Хилбиера.
— Эти деньги дал мне король, — сказала она. — Мне они не нужны. Они твои. А еще в этом пакете — ключ от моего дневника. В нем все мои заметки и описания экспериментов. Воспользуйся им, если решишь, что тебе это нужно.
— Ах, хозяйка!
Она взяла мою руку в свои ладони и пожала.
— Стань хорошим доктором, Элф. Стань хорошим человеком. Ну а теперь, — сказала она с безнадежно грустным и неубедительным смешком, — чтобы не истечь слезами и не обезводить наши организмы, давай будем про…
— А если я стану доктором, хозяйка? — спросил я, и голос мой прозвучал довольно сдержанно и холодно — я даже не думал, что мне это по силам в такое мгновение. — Если я стану доктором и использую часть денег, чтобы повторить ваш путь и приехать в Дрезен?
Она начала отворачиваться, полуобернулась назад и посмотрела на деревянные мостки пристани.
— Нет, Элф. Нет, я думаю, меня там не будет. — Она подняла взгляд и отважно улыбнулась. — Прощай, Элф. Будь счастлив.
— Прощайте, хозяйка. Спасибо вам. Я буду любить вас вечно.
Эти слова родились у меня в голове, и я чувствовал в себе силы произнести их, мог бы произнести, чуть было не произнес — но все же не произнес. Может быть, именно то, что я не произнес этих слов, даже не зная, что помышлял об этом, и позволило мне сохранить остатки самоуважения.
Она медленно преодолела первую половину крутого трапа, потом подняла голову, ускорила шаг, распрямила спину и, ни разу не обернувшись, заспешила на огромный галион; ее темная шляпка исчезла где-то между черными переплетениями канатов.
Я медленно, опустив голову, побрел назад в город. Слезы катились у меня по носу, а на сердце было черным-черно. Несколько раз я хотел оглянуться, но убеждал себя, что корабль еще не отплыл. Все время я надеялся, надеялся, надеялся, что услышу стук каблучков, или ускоренный шаг носильщиков с паланкином, или громыхание наемного экипажа и фырканье скакунов, а потом ее голос.
Выстрелила пушка, отмечая очередной колокол, гул разнесся по всему городу, с криками и гамом взмыли в воздух стаи птиц, но я все еще ни разу не оглянулся, так как думал, что из этой части города не видны гавань и пристань, а когда я все же поднял голову и обернулся, то понял, что зашел слишком далеко, что стою на рыночной площади, откуда не видно не то что галиона, а даже его верхних парусов.
Я бросился обратно вниз тем же путем, которым пришел. Я думал, что опоздаю, но не опоздал, и, когда пристань снова оказалась в поле моего зрения, я увидел огромный, похожий на луковицу корабль, который величественно двигался к выходу из гавани — его буксировали две длинные галеры, полные налегающих на весла гребцов. На пристани все еще толпились люди, они махали пассажирам и команде, собравшимся на корме удаляющегося галиона. Я не увидел на корабле доктора.
Я не увидел ее на корабле!
Я понесся по пристани как сумасшедший, я искал ее. Я заглядывал во все лица, изучал их выражения, разбирал каждую походку, каждую осанку, словно в своей безответной любви и в самом деле уверовал, что она решила сойти с корабля и остаться здесь, остаться со мной, что весь этот демонстративный отъезд — всего лишь безумно затянувшаяся шутка и что она, сойдя с корабля, решила помучить меня еще немного и переоделась до неузнаваемости.
Галион вышел в открытое море, а я почти и не заметил этого. Галеры, оставляя за собой буруны, возвращались назад, а корабль, оказавшись в открытых водах за волноломом, распустил кремовые паруса и, поймав в них ветер, набирал ход.
Люди стали покидать пристань, остались лишь две рыдающие женщины. Одна стояла, забыв обо всем вокруг, почти совсем закрыв лицо ладонями, другая сидела на корточках, подняв пустые глаза к небесам, а по ее щекам струились слезы.
… А я стоял, уставившись в пространство между маяками гавани, где вдалеке виднелась неровная полуокружность береговой линии Кратерного озера. Так я стоял там, недоумевающий, ошарашенный, не чуя под собой ног. Я тряс головой и бормотал что-то себе под нос, несколько раз порывался уйти, но возвращался к пристани, влекомый предательским поблескиванием воды, которая разлучила меня с ней. Меня хлестал ветер, уносивший ее все дальше с каждым ударом моего и ее сердца, и оглушали резкие крики кружащих в воздухе морских птиц и тихие, безнадежные рыдания женщин.
Телохранитель ДеВар проснулся оттого, что летал во сне. Он полежал несколько мгновений в темноте, пока не проснулся полностью и не вспомнил, где он, как его зовут, кто он и что происходит.
Тяжесть всего произошедшего за последние дни придавливала его к земле, словно дюжина кольчуг, накиданных на его кровать одна поверх другой. Он даже еле слышно застонал, переворачиваясь на узкой кушетке, и улегся, подсунув одну руку под затылок и уставившись в темноту.
Война в Ладенсионе была проиграна. Окончательно и бесповоротно. Бароны получили все, о чем просили, и даже больше, просто взяв то, что им было нужно. Герцоги Сималг и Ралбут возвращались домой с остатками потрепанной и утратившей боевой дух армии.
