— Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь! — затянули Ильичев и Железняков.
Средин вторил им фальцетом.
Колдун засветился ярче, крылья за его спиной выросли вдвое и продолжали стремительно увеличиваться.
— Да здравствует созданный волей народов единый могучий Советский Союз… — мгновение спустя подхватила заученные со школьной скамьи слова толпа.
Хор окреп. И вдруг взревели громогласно небесные трубы, взметнувшие кроны пальм. Над особым отделом вспыхнуло ослепительное пламя, ударившее в небо столбом света. Из света в сторону берега шагнула исполинских размеров фигура в старомодном костюме-тройке. Голова ее терялась в облаках, и из них торчала лишь знакомая миллионам советских граждан бородка. Ильич простер длань на север, где на розовеющих небесах высыпали оспинки приближающихся американских ракет… И ракеты исчезли, все как одна, беззвучно и бесследно.
Затем исчез и сам Вождь, оставив присутствующим небывалой силы уверенность в завтрашнем дне и чувство приближения чего-то чудесного.
Воздух наполнился радостными криками.
— Получилось, Петрович, получилось! — Железняков бросился обниматься с Ильичевым. — Это ж если мы так прикурить даем, то что будет, когда об этом узнают все братские народы?
Отныне образ вернувшегося Ленина навеки поселился в сердцах Ильичева и Железнякова, наделив их несокрушимой верой в победу правого дела. Возвращение, о котором долго говорило ЦК Компартии, свершилось.
И над пустынным берегом Острова свободы грянуло:
Сла-а-авься, отечество наше-е сво-о-бодное,
Дружбы народов надежный оплот!
Партия Ленина — сила народная
Нас к торжеству коммунизма ведет!
Сергей Чебаненко
Ларец старца Нинелия
1
Космолет «Еруслан Лазаревич» стартовал тринадцатого числа тринадцатого месяца тринадцатого года в тринадцать часов тринадцать минут по лысогоровскому времени. И этот факт сам по себе был добрым предзнаменованием для успеха всей нашей миссии.
— Ключ на старт! — гортанно проклекотал оператор наземной связи.
В наушниках моего шлемофона громко заскрежетало. Солдатики из местной войсковой части, пыхтя от натуги и обливаясь потом, поворачивали огромный ржавый ключ в замке, отпирающем стартовые фиксаторы пускового устройства.
— Заклинание! — Оператор связи громко зевнул в эфир. Для него наш старт был одним из сотен за последний месяц. А как доказано многочисленными научными работами, лучше всего здоровому сну на рабочем месте способствуют именно обыденные и рутинные события.
Ведьмочки из заклинательной команды тоненькими звонкими голосочками завели свою привычную предстартовую песенку:
Мы сейчас пускаем РОГ,
Чтобы он на небе смог
В космос перейти порог!
РОГ, РОГ, РОГ! Смог, смог, смог!
РОГ — реактивный орбитальный гравицап — это сейчас мы, космолет «Еруслан Лазаревич» из знаменитой серии космических кораблей «Алмаз». Дважды лауреат премии «Честь и гордость» Космического Флота Лукоморского Союза, между прочим.
Командир нашего космолета домовой Пипелий Пипелович Пипелов, для краткости именуемый всеми просто Пипелыч, довольно хрюкнул и суетливо заворочался, поудобнее устраиваясь в кресле-ложементе. У него была дурная привычка сладко посапывать во время выведения космического корабля на орбиту.
— Протяжка! — сообщила Земля все тем же ленивым тягучим голосом.
Бортовой компьютер «Кот Баюн» заводил носом, принюхиваясь к выполненным в виде связки сосисок записям с полетной документацией. Манипулятор мышь, попискивая от усердия, тут же принялся протягивать связку через кошачий мозг в направлений от левого уха к правому.
— Продувка! — сказал оператор. Обычно в этот момент он по сложившейся на космодроме традиции начинал ковыряться грязным мизинцем в своей левой ноздре и сморкаться.
По команде шесть Змеев Горынычей реактивной тяги, установленных по периметру первой ступы нашего космолета, начали, пофыркивая, прочищать свои огненные горла.
Я покосился влево. Третий член нашей космической команды, бортинженер Жердяй Игошин, меланхолично посасывал через трубочку апельсиновый сок из большой пластиковой бутылки. Водяной — он и есть водяной. Никакого космоса ему и даром не надо: дай только похлебать чего-нибудь жидкого да вовремя смени памперсы.
— Старт! — рявкнул в эфире оператор.
Горынычи в хвосте ракеты дружно выдохнули пламенем, разметав пыль и плесень на ржавом железе стартовых конструкций. Космолет дрогнул, приподнялся на реактивной тяге и медленно пошел вверх.
— Позвездячили! — проплямкал губами в микрофон Пипелыч. Это тоже наша старая и добрая традиция — начинать каждый полет исторической фразой, с которой ушел в свой бессмертный рейс к звездам первый космонавт планеты Гагара Юрский.
— Тридцать секунд, полет нормальный. — Оператор шумно всхрапнул в наушниках.
Я повернулся к иллюминатору. Было хорошо видно, как с соседних пусковых площадок в голубизну небес поднимались дымные белые стрелы стартующих ракет. Массовый старт — это всегда завораживающее зрелище. Жаль, что в последние годы из-за нарастающего как катящийся с горы снежный ком миролюбия нашего Колдовского правительства наблюдать массовые запуски можно все реже и реже.
Сигнальный филин над пультом управления тревожно замигал большими круглыми глазами и трижды угукнул. Пипелыч испуганно вскинулся со сна, влип носом в замигавшие красным лампочки световой индикации и недовольно крякнул:
— Неполадки на разгонном блоке Д первой ступы. Левушка, займись!
— Есть, командир! — Я принялся отстегивать фиксирующие ремни на кресле.
Гм, «Левушка, займись»… Мог бы и не говорить, сам знаю свои обязанности. Жердяйчик наш Игошин, хоть по штатному раскладу и записан бортинженером, но в бортовых системах ракеты — ни бум-бум. Водяные — они больше по собственно космической технике специализируются. Да еще в том, чтобы поплавать всласть. Без разницы где: можно внутри герметичного контура орбитальной станции или космического корабля. А можно и за бортом, в открытом космическом пространстве. И не случайно, что первый космонавт, который свободно воспарил на околоземной орбите вне корабля — Леонтий Лексейшин, — был водянистого роду-племени.
Ну, а самому Пипелычу покидать свой пост и вовсе не резон. Где это видано, чтобы командир, «Заслуженный домовой Лукоморского Союза», тратил свое драгоценное время на всяческие поломки и отказы? Да еще во время запуска — самой скучной операции в любой космической миссии.
Поэтому кто у нас на борту сейчас универсальная палочка-выручалочка? Я, леший Левиафан Дормидонтов, пилот. И копаться во всяких неисправностях мне сейчас предстоит своими собственными волосатыми ручками.
Я выбрался из кресла, с помощью лома и материнского колдовского слова открыл люк в теплозащитном экране на полу пилотского отсека и полез в образовавшийся лаз.
Орбитальный рабочий модуль, через который мне пришлось пробираться, был почти сплошь заставлен деревянными ящиками с аппаратурой, запчастями и провиантом. Но погрузку на космодроме я делал сам, поэтому плутать мне долго не пришлось, и уже через пару минут я добрался до спиральной трубы, связывающей наш космический корабль со всеми ступами ракеты-носителя. Подложив под себя толстый том бортового журнала, чтобы не протереть штаны скафандра во время спуска, я оттолкнулся от отполированных до блеска бортов спирального лаза и скользнул вниз, заботливо подгоняемый в спину постепенно нарастающей перегрузочкой.
Мне всегда нравилось скользить по спиральной дорожке, проложенной между топливными баками ракеты. В качестве баков для хранения окислителя и горючего — живой и мертвой воды то есть — у нас используются гигантские водяные жабы. По команде с Земли щекотуны-тараканы начинают пощекатывать горловины жаб, и те отрыгивают воды в большущие рабочие клизмы. Направляющие шланги клизм вставлены в подхвостовые отверстия Змеев Горынычей. В змеевских желудках живая и мертвая вода соединяются, химически реагируют и производят высокотемпературный газ, который через разинутые пасти Горынычей вырывается во внешнее пространство, создавая реактивную тягу. Эта тяга сейчас и толкает нашего «Еруслана Лазаревича» в звездные выси космического пространства.
