Рензельская пехота, эфтляндская кавалерия, линтвийские егеря – все это драпало за холмы, под прикрытие основных сил.
«Отвратительно», – произнес про себя Хакиннен.
– Что, простите? – Лежавший на жестком диване генерал Нильсен разлепил глаза и посмотрел на коллегу. Затем поднялся и сладко зевнул, широко распахнув рот.
«Выходит, я уже говорю вслух то, что, мне кажется, я не говорю вслух?» – снова подумал Хакиннен, а Нильсен ответил:
– Да вы не обращайте на это внимания, Йозеф, от переутомления такое бывает. Мне послышалось, вы сказали «отвратительно»? Значит, плохие новости?
Не дожидаясь ответа, Нильсен налил себе холодного кофе, сделал глоток и поморщился.
– Вот дрянь какая, – сказал он. – Когда начальником тыла был полковник Хралле, кофе офицерам подавали куда лучше.
– Просто тогда вы были моложе, – съязвил Хакиннен.
Его задевало, что Нильсен заметил его странную и такую досадную болезнь. Думание вслух – это же уму непостижимо!
– Вообще-то дела действительно не очень хороши, – признался он в надежде напугать Нильсена, однако этому истляндцу все было по барабану.
– Что, императорские драгуны взяли ваш дорогой Биттер? – усмехнулся он.
– Нет, но они вышвырнули нас из долины, и теперь, Нильсен, истляндский Кюссель закрывают только пятьдесят тысяч войск.
– Но… но у них же оставалось каких-то пять тысяч… – растерялся Нильсен.
При упоминании родного города хамская веселость сразу его оставила.
– Я надеюсь, дорогой Нильсен, что это действительно так и драгуны обрушились на лагерь всей своей массой. Отступить перед пятью тысячами атакующих драгун – тут нет ничего зазорного, но что-то говорит мне, что их было не больше нескольких сотен…
Хакиннен вздохнул и, обойдя стол, посмотрел в окно. Снег перестал падать, ветер утих, и в промежутках между ослабевшими тучами стало пробиваться утреннее солнце.
– А где Петерссен? – поинтересовался Нильсен.
– Я послал его разобраться в причинах бегства из долины. Скоро он уже должен вернуться.
– Как же, ждите его скоро, Йозеф! Это же линтвиец. Знаете, какие они тормоза? Есть новый анекдот про то, как эфтляндец, истляндец и линтвиец собрались на рыбалку, а в это время…
Договорить Нильсен не успел. Хлопнула дверь в коридоре, и в сопровождении двух секретарей в комнату вошел министр политических рекомендаций. Он сбросил дорогую шубу, и ее тотчас подхватил один из секретарей. Второй тут же достал блокнот и приготовился записывать,
– Этого не нужно, – сухо заметил министр, и секретари, поклонившись, вышли за дверь.
– Я приехал сюда на этих сумасшедших заводных лошадках так быстро, как только смог, – слегка обиженным тоном проговорил министр.
– К чему же такая спешка? – холодно поинтересовался Хакиннен.
– Я опасаюсь, генерал, что вы завалите всю кампанию.
– Это чушь, господин министр, – в голосе генерала зазвучал металл. – У нас здесь шестидесятитысячный заслон. А еще на подходе сорок тысяч резерва. Да еще легкая артиллерия…
– Но я слышал, что вас вышвырнули из долины всего четыреста драгун, генерал!
– Откуда вы это слышали? – строго поинтересовался Хакиннен.
В этот момент с улицы донесся лошадиный топот и скрип промерзших шарниров. Механические лошади остановились, и на снег спешились несколько всадников, однако только один из них вошел в штабное помещение. Это был генерал Петерссен. От него пахло водкой, но, учитывая холодную погоду, это не считалось предосудительным.
– Ну-у! – громко произнес он, швыряя в одну сторону головной убор, в другую – шарф, в третью – шинель. – Как мы и предполагали, Йозеф, эти сволочи драпанули от четырех сотен драгун, а врали, что по ним ударили чуть ли не десять тысяч…
– А сколько их там сейчас? – воспользовавшись случаем, поинтересовался министр.
Петерссен приложил руки к теплой печке, а затем ответил:
– Разведка докладывает о пяти тысячах. Но теперь у них еще и наши пушки. Скорострельные «бати-скаа» – двадцать штук и куча снарядов. Мы ведь сегодня утром этими пушками с ними покончить хотели… А теперь они хозяйничают в нашем лагере и в палатках устраиваются, свиньи имперские…
– Мы вышибем их! – вскричал неожиданно Хакиннен. – Мы заставим их кр-ровью умыться!
– Полно, генерал, митинг здесь устраивать, – осадил его министр. – Нужно договариваться, пока не поздно. У меня, между прочим, чрезвычайные полномочия…
– Но у нас же преимущества, господин министр! – не сдавался Хакеннен, которому хотелось отомстить за неоднократно испытанный позор.
– Да, – поддержал его Нильсен. – У нас решительное преимущество, и я предлагаю драться.
– Драться?! – Министр нехорошо усмехнулся и шагнул к Нильсену. – Вы ведь из Кюсселя, генерал? Из долины до него всего тридцать километров. Так?
– Кюссель надежно прикрыт, – не очень уверенно аргументировал Нильсен.
– Правда?! А вы знаете, что такое атака тяжелых драгун, генерал?! Это таран – понимаете? Остановить его просто невозможно. Как сделать это теоретически, знает каждый, но на практике можно только ослабить их страшный натиск. И если хотя бы пара сотен этих почуявших запах крови зверей прорвется в Кюссель, я за этот город не дам и гроша! Не дам и гроша! – Министр прервался и, достав из кармана платок, отер со лба пот. – Девять лет назад, во время Ревельтской кампании, я был лейтенантом, – продолжил он, – и тогда мы были просто уверены, что имперцы не пройдут. У нас была глубоко эшелонированная оборона. И что же? Они прошли. Всего лишь пятьдесят всадников прорвались в небольшой городок Кадзиевиц, а что они там наделали? Они жгли все, что горело, и убивали, как взбесившиеся псы. Они не собирались сдаваться в плен, они желали досадить нам и показать, что они такое. И показали… Естественно, позже всех перестреляли, но городка больше не было… Вот вам перспективы Кюсселя.
Министр замолчал, и возникла пауза, которую затем нарушил генерал Нильсен.
– А за что мы воевали в Ревельтской кампании?
– За клочок пустынных болот.
– А зачем нам эти болота? Что мы на них делали?
– Не знаю, – министр пожал плечами и с горечью добавил: – Наверное, морошку собирали. Затем хлопнул себя по коленям и объявил: – Таким образом, я подвожу итог нашего совместного совещания. Будем договариваться, господа генералы.
Хакиннен собирался что-то сказать, но его опередил Петерссен:
– И еще, Йозеф, посланные ночью на задание скалты так и не вернулись. Ни один. Две сотни диверсантов снегом замело…
Видимо, это сообщение было последней каплей, и Хакиннен сначала молча кивнул головой, а затем произнес:
