Виолета Макаровна опустилась перед выкопанным мешком на колени и легко, без усилий развязала его.
* * *
Жизнь Фомы Кузьмича наполнилась золотом. И не грезами пустыми, а золотой явью. Убежден он был, что пудового веса мешок, который он выкопал под древним дубом на вершине Николиной Горы, был не иначе как с золотом. Что уж там точно было, Фома Кузьмич доподлинно не знал, Виолета смотреть в мешок не позволила, но решил, что золото, потому что за помощь и труд она вынула оттуда и дала ему пяток слоников. Пять литых золотых фигурок с устремленными вперед длинными бивнями и воздетыми вверх трубными хоботками. Фома Кузьмич слоников взвесил, и каждый потянул без малого полкило. К бывшему ювелиру Фома Кузьмич на этот раз не пошел. И без него был уверен, что золотая проба слоников ничуть не хуже, чем у пуговиц. Золотая вдруг сделалась жизнь у неверующего Фомы.
Василий Терентьевич Якуб-Мазепа числил себя анархо-синдикалистом. Политическую платформу этих славных ребят он понимал скверно, а вернее, совсем не понимал и понимать не хотел. Его романтическую душу волновали именно таинственная загадочность этого мудреного слова, пламенный лозунг «Анархия – мать порядка!» и черный с костями стяг батьки Махно.
Из карцера, куда Василий попал за попытку побега, солдат привел его к заму по воспитательной работе капитану Шараповой. В кабинете капитана было тепло и приятно, по-домашнему, пахло туалетным мылом. На столе, за которым сидела заместитель начальника колонии по воспитательной работе, лежала пухлая папка уголовного дела и стоял большой школьный глобус. Внимательно рассмотрев приведенного зэка, капитан перестала вертеть глобус, встала и подошла к зарешеченному окну, за которым простиралась бескрайняя тундра.
– Садитесь, заключенный Мазепа. Хочу с вами побеседовать.
– Якуб-Мазепа, Регина Львовна, – поправил капитана Василий, усаживаясь на вмурованный в бетонный пол табурет. – Отчего же не побеседовать с обаятельной дамой? К вашим услугам. На любую тему. Хотите, я расскажу вам все, что знаю, о похождениях корсара Блада или поведаю краткую биографию князя Кропоткина?
– Книгу «Одиссея капитана Блада» верните в тюремную библиотеку, а про князя мне не интересно. Где вы со своими подельниками взяли гексоген мне тоже не интересно. Это не по моей части. Мне любопытно, как вы намеревались использовать взрывчатку. Хотели убить людей? Кого и за что?
– Кого и за что, – медленно повторил анархо-синдикалист. – Дело мое вы, конечно, читали.
– Прочла, – согласилась капитан. – Очень внимательно прочла.
– И вы в самом деле хотите знать, кого и за что? Или интересуетесь по службе?
– Сын академика, и вдруг бомбы, – задумчиво и с некоторым укором произнесла капитан.
– Отчего же вдруг? Ничуть не вдруг. Анархистом я становился постепенно, и началом этого становления явился поздний визит к отцу какого-то толстого полупьяного мента в чине сержанта.
– Вот как? В деле нет подробностей. Хотите рассказать?
– А вы хотите выслушать исповедь несостоявшегося бомбиста?
– Читала материалы дела, но так и не смогла понять причину, по которой доктор физических наук покушался на солидных уважаемых людей.
– Уважаемых? Вы уважаете генерала Хуциева?
– Хуциева? Не знаю такого.
– Могли бы и знать. Начальник управления Ибрагим Иванович Хуциев.
– Да-да, вспомнила. Именно в его машину вы подложили невзорвавшуюся бомбу. Почему?
Анархист вздохнул и посмотрел на засиженный мухами портрет товарища Дзержинского, висевший на стене кабинета за спиной капитана.
– Причина проста, как самодельный нож из напильника. Пока эта сволочь выдирала у нашей фирмы половину прибыли, мы терпели и кое-как изворачивались. Но потом, когда мы наладили экспорт нашей продукции в Германию и Польшу, генерал пожелал стать единственным собственником фирмы. Отец не согласился, и он убил отца. Банальная история, Регина Львовна.
– Как убил?
– Вызвал в управление для задушевной деловой беседы и убил. Труп отца со следами пыток нашли на свалке в Подмосковье около Николиной Горы.
– В деле об этом ничего нет.
– А вы хотите, чтобы было? Я писал прокурору, но они сказали, что если я не заткнусь, на той же свалке найдут мою невесту. Я заткнулся, стал анархо-синдикалистом, раздобыл гексоген и вот теперь отдыхаю от тяжких деловых будней в вашем уютном кабинете и читаю на нарах о приключениях пирата. Но Ибрагима Ивановича, это я вам сообщаю по секрету, Регина Львовна, я, как говорят ваши подопечные, замочу непременно.
Заместитель начальника колонии строгого режима отошла от окна, села за стол и минуту молча разглядывала голубое пятно океана на глобусе.
– У вас долгий срок, Мазепа.
– Якуб-Мазепа, – снова поправил капитана анархист Василий.
– Я могу определить вас в камеру мошенников. Там не так... не так опасно. Хотите?
– А где бы у вас отбывал наказание милицейский генерал?
– У вас извращенное чувство юмора, Мазепа. Ну, не с уголовниками, конечно.
– Якуб-Мазепа. Постарайтесь запомнить, Регина Львовна. Нет, не хочу. Оставьте меня у простых воров и разбойничков.
– Вам письмо пришло, Василий Терентьевич. Я его прочла, как положено, но ничего в нем не разобрала. Да особенно и не пыталась.
Анархо-синдикалист, не изменившись в лице, взял письмо, мельком глянул на конверт и сунул его за пазуху.
– Я пойду?
– Ступайте, Василий Терентьевич.
– Если не затруднит, Регина Львовна, прикажите выдать свежее бельишко постельное.
– Конечно-конечно, Василий Терентьевич.
* * *
Услыхав за спиной лязг захлопнувшейся двери, Василий оглядел камеру и вздохнул. Свободные нары были, но нужно было восстановить статус-кво, существовавший здесь до попытки побега и карцера. Он положил пакет с постельным бельем на стол и подошел к своим бывшим нарам у крохотного оконца. На них поверх одеяла валялся крепкого сложения незнакомый мужик в майке с татуировкой на плечах. На одном плече – витиеватый орнамент из якорей, на другом – парусный корабль. Мужик с любопытством рассматривал круглыми медвежьими глазками подошедшего к нему Василия. Обычный треп прекратился, камера замерла.
– Красивый кораблик, – улыбнулся Василий. – Чайный фрегат. На них чай и пряности из Вест-Индии в метрополию возили. Двадцать узлов развивал при хорошем попутном ветре. Недостаток – мертвую зыбь не выдерживал.
Мужик весело ухмыльнулся.
– Не угадал. У фрегата парусное вооружение больше. А это учебный бриг. На нем салаг дрессируют. А ты зачем тут? Если пустой базар, я не расположен.
– Просьба у меня к тебе, морячок. Уступи коечку убежденному анархо-синдикалисту.
