– Девушка убежала? – спросил Даниэль.
Лицо Эллен и так побледнело от потрясения, а тут еще это. Она сердито сложила руки на груди.
– Вам, между прочим, полагалось ее оберегать.
– Мы пойдем за ней, – сказал Даниэль. – Все равно складу долго не протянуть.
В ГОРОДЕ
Ведьмы не узнавали ни одной улицы.
Всю городскую застройку словно разломали и сложили в некую мозаику из несовпадающих кусков хронологии. Единственными более или менее знакомыми зданиями были книжные магазины; некоторые, десятилетиями стоявшие с опущенными стальными жалюзи, вновь выходили поблекшими вывесками на пустые улицы. Однако напоминали они скорее скорлупу: без книг и покупателей.
Агазутта, Фарра и Мириам передвигались тесно сбитой группой, негромко перебрасываясь вымученными шутками – последняя психологическая поддержка, что им осталась, – но при этом не могли скрыть страх при виде мерзости, в которую превратился их некогда прекрасный город.
– Никогда не думала, что все так обернется. Надеялась умереть в собственной постели, – сказала Мириам.
– Одна и никем не любимая? – Агазутта кисло улыбнулась. – Может, так оно и лучше.
– За себя говори, – ответила Мириам.
– А я что делаю?
– Девочки! – Фарра потянула их к серому, выщербленному углу дома. – Это ведь Пятая авеню.
– Господи боже, мы так далеко зашли? – удивилась Мириам.
– Не уверена, что сейчас означает «далеко», – сообщила Агазутта.
Они остановились, поеживаясь под мертвой рукой пыльного, пронизывающего ветра.
– Кажется, северный квартал. – Фарра протерла глаза от песка и еще больше нахмурилась. – Что теперь?
– Я тоже кое-что узнала по дороге, – сказала Мириам. – Мы только что миновали Центральную библиотеку.
– Нам своих книг недостаточно? – съязвила Фарра.
Мириам:
– Думаю, так далеко удалось пройти как раз благодаря нашим зеленым книжицам. Предлагаю подняться на верхний этаж и из окон взять ориентиры.
– А я предлагаю идти на восток, вон в ту сторону, – махнула рукой Фарра. – Если это до сих пор восток. Оттуда рукой подать до автомагистрали.
– Мой дом к северу, – предложила Агазутта.
– Вряд ли получится, – посетовала Мириам. – Становится все холоднее и холоднее.
Она подняла воротник консервативного пальто из серой шерсти – стандартная одежда для Сиэтла.
Агазутта повернулась к ближайшей витрине: рама треснула, за пыльным стеклом – чернильная тьма. В пыли отчетливо видны следы пальцев и ладоней, как если бы до этого здесь проходили люди, на ощупь искавшие путь во мраке – прежде чем исчезнуть.
Она пригляделась к стеклу и тут поняла, что на нее пристально глядит отражение совершенного незнакомого лица – чужого и несчастного. Она с визгом отпрянула, и отражение медленно растворилось.
К юго-западу, в районе склада Бидвелла, вырастал столб из вихрящихся туч, издавая нечто вроде свиста парового органчика – голос умалишенной матери, напевающей колыбельную.
– Давайте уйдем с этой улицы, – сказала Фарра. – Куда угодно, хоть в библиотеку.
Они шли по хрупкому мусору, который ломался под подошвами, как передержанное безе, направляясь туда, где когда-то был север: к большой библиотеке.
Внутри библиотеки царил удивительный порядок – полное безлюдье и лишь незначительные проявления тех изменений, которые произошли снаружи, за высокими стеклянно-алюминиевыми стенами.
Агазутта оперлась о письменный стол и откашлялась в платок.
– Легкие будут как у шахтеров.
– Пыль веков, – заметила Мириам и полезла в матерчатую сумку за книгой.
Остальные ведьмы извлекли собственные томики – книги, полученные от Бидвелла годы назад, когда они только-только начали на него работать.
– Книги играют особенную роль, – сказала Мириам. – Их ценность превосходит все, что я им когда-либо приписывала. Да взгляните хотя бы на это место… его, можно сказать, почти не затронуло.
Агазутта принялась было теребить бронзовую застежку на своем томике, однако Фарра вскинула руку и знаком попросила прекратить. Вздохнув, Агазутта сунула книгу в сумку.
– Какую бы защиту ни создавали книги, местным продавцам это явно не помогло.
– Они могли попросту уйти, – с сомнением в голосе заметила Мириам.
– Вот уж не думала, что мы эдакие… особенные, – сказала Фарра. Спутницы с раздраженным удивлением посмотрели на нее, и она пояснила с необычной для себя застенчивостью: – Не желаю быть последней в чем-либо – в особенности последней старухой на Земле.
– Старость уже не играет никакой роли, – обронила Агазутта.
– Мне надо в клинику, – сказала Мириам.
– Время закончилось для всех, кроме нас, – мрачно заметила Фарра.
Она обвела рукой высокие, широкие витрины. Стекла на глазах покрывались инеем; кристаллические веточки черной изморози позли вверх, как холодные тени.
Фарра зашла за опустевший стол в справочном уголке, отыскала толстый том кембриджской «Истории древнего мира», пролистнула страницы. Из книги вылилась темно-серебристая жидкость, собравшаяся в блестящую лужицу на полу. Мириам коснулась ее рукой, поднесла пальцы к глазам. Подушечки покрылись темно-опалесцирующими алфавитными радуги – гематитовыми словами.
– Ой! – воскликнула Агазутта и отпрянула от лестничной площадки.
Сквозь двери лифта хлынула тонкая пленка темной жидкости, по ступенькам помчался куда более мощный поток. Женщины отступили.
Потоки собирались на бетонном полу.
За столом Фарра вытряхнула последние капли из книги по истории – даже в тусклом свете было видно, что страницы нетронуты, как свежевыпавший снег.
Лицо Мириам из удивленного стало покорно-тоскливым – почти понимающим, – затем застыло на выражении согласия.
– Держитесь крепче за сумки, – скомандовала она. – Бидвелл часто повторял, что без присмотра читателей книги выкидывают непредсказуемые фокусы.
– Ждут новых героев, новых историй, – сказала Агазутта.
– Нас? – Голос Фарры был испуганным и тихим, как у ребенка.
– Нет, дорогая, – покачала головой Мириам. – Мы никогда не были столь важными.
Фарра вернула книгу на стол и разгладила ладонью раскрытые страницы. При каждом ее прикосновении буквы возвращались, но только случайным образом, неразборчивым – эмбрион повествования, ждущий своего создателя. Это зрелище смягчило ее.
– Ты уверена?
– О господи… – устало вздохнула Мириам.
ДЖИННИ
Спотыкаясь, Джинни спустилась с низкого гребня из почерневших камней. Впереди тянулся густой поток чего-то опалесцирующего, который резко сворачивал вправо – взбираясь, а не стекая вниз. Придется идти в обход – не лезть же в вязкую массу!
Воды с собой она захватила не так уж много – в рюкзаке лежала пол-литровая пластиковая бутылка. Впрочем, не ощущалось ни жажды, ни голода, ни усталости. Казалось, что миновало всего-то несколько минут, хотя она наверняка отмахала много миль.
Прагматичная сторона ее разума тут же задала ключевой вопрос, и Джинни даже расстроилась, что он не приходил ей в голову раньше: чем она руководствуется? Что заставляет ее двигаться в этом конкретном направлении?
Девушка сунула руку в карман, коснулась камня, провернула вдоль оси – похоже, он приобрел новую степень свободы. Она попыталась сдвинуть его вбок, насколько позволяли размеры кармана, но камень отказался повиноваться. Похоже, он предпочитал строго определенную ориентацию.
Тянул в ту сторону, куда она шла.
– Я – это камень, камень – это я, – хрипло прошептала Джинни и испытала некое утешение, противостоящее страхам.
Пламенеющая арка ушла за горизонт. Девушка старалась не глядеть на эрзац-небо, чтобы не мучить глаза. Ей в голову пришла новая мысль, и Джинни застонала: она покинула последнее место на Земле, которое не являлось частью ее жутких сновидений.
Я иду прямиком в Хаос Тиадбы. Где ее город?
Где Кальпа?
Она машинально поглаживала камень, и в сознание хлынул поток слов – очень знакомый голос, которого она никогда не слышала, но все же близко знала, – пробуждал в ней то знание, ради которого она была создана.
Ты здесь.
Ты в сердце Хаоса.
Найди меня.
Найди свою сестру.
ЗЕЛЕНЫЙ СКЛАД
В малом хранилище, на узкой раскладушке, окруженный обрушенными коробками и вывалившимися книгами, лежал Главк и обдумывал все, что ему довелось увидеть и совершить. Он вспоминал тех, кого сунул в клетки и прикончил: птиц – проданных или брошенных крысам, детей – десятками доставленных Алебастровой Княжне.
В долгой перспективе, со звездных высот небожителей, к которым относилась Госпожа, разницы никакой не было. Да он и сам не испытывал чувства вины, разве что некоторый дисбаланс. Он не искал понимания – Даниэль-то наверняка смог бы разобраться в происходящем снаружи, однако Главка беспокоило, что он был слишком стар, слишком напоминал живую окаменелость. Его интеллект, отточенный, как бритва, столетия назад, затупился от интенсивного использования. Он умел воспроизвести внешнее подобие сообразительности, вызвать стандартную реакцию на более или менее знакомый вызов…
