Элен Треваскис, все такая же бледная и несчастная, сидела в гостиной. Она быстро обернулась к вошедшему Брайану, и он увидел, как слабый свет надежды гаснет в ее глазах. Девушка все поняла по его лицу. Он коротко пересказал ей события этого утра.
— Значит, отца в последний раз видели на пустошах? — переспросила она, дослушав.
Он кивнул.
— Я уговорила мистера Тревитика и еще нескольких мужчин проехать верхом по тропам через болота, — продолжала она. — Быть может, они что-нибудь найдут. О, если бы я была мужчиной! Сидеть так и ждать мучительно для моей натуры!
Брайан сочувственно взял руку девушки, она не отняла ее.
— Я уверен, Элен, его найдут. Я попробую собрать мужчин, знающих местность, и тоже отправлюсь на поиски.
— Вы так добры, Брайан. Не знаю, что бы я делала без вашей поддержки.
Он еще раз пожал ей руку и встал.
У Брайана Шоу выдался утомительный день. Многие жители деревни, пересилив ужас перед Хеллоуином, присоединились к нему и преподобному Саймону Пенкарро в поисках на болотах, но, не найдя к сумеркам никаких следов, возвратились, не слушая отчаянных уговоров Элен, просившей продолжать при свете факелов. Брайан предложил проводить Элен в трактир "Морворен" и попросил Ноалля накормить их. Атмосферу в трактире нельзя было назвать радостной: все сидели молча, стараясь не встречаться с Элен глазами.
Ноалль усадил их в нише и принес горячий ростбиф и подогретое вино со специями. Ели в молчании. Брайан не заговаривал из уважения к чувствам Элен, а девушка — подавленная тяжелыми мыслями.
Внезапно тихий говор едоков совсем смолк.
Подняв глаза, Брайан и Элен увидели, как распахнулась входная дверь и в зал, волоча ноги, вошел уродливый слуга барона, Гуго. Он замер на мгновение на пороге, щурясь на всех маленькими глазками, а затем, подбоченившись, потащился к стойке.
Местные его знали, хотя Гуго не часто бывал в поселке. Барон посылал его изредка закупать провизию. Деревенские сторонились его так же, как не приближались к имению барона.
Урод остановился перед стойкой, за которой стоял Ноалль. Трактирщик смотрел на нового посетителя с нескрываемым отвращением.
Волосатая лапа бросила на прилавок несколько серебряных монет. Рот открылся, и из него вырвалось невнятное ворчание.
Эти звуки вызвали у крестьян нервные смешки. Рот скривился, перекосился и с натугой выговорил несколько искаженных, но разборчивых слов:
— Вина… хозяин хочет вина.
Ноалль, неприязненно косясь на покупателя, смел в ладонь и пересчитал монеты.
— Вина, значит? И что бы тебе с твоим хозяином отсюда не убраться? Звали вас сюда?
Урод вроде бы понурил голову.
Брат Вилли Карев крикнул со своего места:
— Скажи, скажи ему, Ноалль! В нашем богобоязненном селении не нужны отродья Сатаны!
Ноалль мрачно рассмеялся:
— Вино я продам. Но скажи хозяину, что нам здесь такие, как он, не нужны.
Его поддержал одобрительный хор:
— Убирайся, бабуин!
— Кривоногий!
— Черт!
Крестьяне с хмельной отвагой забрасывали зверочеловека оскорблениями, а тот стоял, глядя на них исподлобья.
Том Дженнер, перебравший рому, шатнулся к молчавшему Гуго и ткнул в него пальцем.
— Бьюсь об заклад, с такими ножками ты отличный танцор! — дружески шепнул он, вызвав взрыв хохота у всей компании.
Гуго свирепо оскалился.
— Вина, — с тупым упрямством повторил он.
— Что это он лопочет, Том? — осведомился Ивен Трегорран.
— Вина, говорит, хочет.
Том Дженнер бросил на стойку монету.
— Налей ему, хозяин, — властно приказал он. Ноалль замялся:
— Не лучше ли оставить его в покое, Том?
— Дай ему вина.
В руке Гуго оказался стакан.
Урод с подозрением принюхался и осушил его залпом.
— Вино… хорошо, — промычал он, распробовав. Ему ответили хохотом.
— А теперь, — оборвал его Том Дженнер, снова ткнув пальцем, — теперь покажи, как на таких ножках танцуют хорнпайп или джигу.
Гуго непонимающе пялился на него. Том схватил скрипку и заиграл.
— Давай! — выкрикнули несколько голосов. — Пляши, пляши!
— Что, танцевать не умеешь? — презрительно спросил Ивен Трегорран и сам выдал несколько неуклюжих коленец.
Гуго с удивлением следил за ним, потом как будто сообразил, чего от него хотят. Рот его искривился в гримасе, означавшей у него улыбку.
Она заковылял на коротких ногах, издавая дикие звуки — для него это был смех.
Все быстрее играла скрипка Вилли Карева.
Все быстрее переступал ногами Гуго.
И вдруг, споткнувшись, мешком повалился к ногам Брайана.
Несчастное создание лежало, постанывая, среди раскатов смеха. Поднялось на ноги, ухватившись, чтобы подтянуться, рукой за край стола, за которым сидели Брайан с Элен. Брайан с удивлением увидел, что рука эта — хорошей формы, с тонкой кистью и длинными чуткими пальцами. На тыльной стороне ладони он заметил татуировку: морская дева восседала на двух китах, играя на дудочке. Татуировку пересекала яркая белая черта, в которой молодой врач распознал шрам. Рука удивила Брайана тем, что никак не сочеталась с обликом этого гротескного тела. Инстинктивно он перевел взгляд на другую руку Гуго и увидел, что она так же толста и уродлива, как остальное тело: волосатая, с толстыми тупыми пальцами.
Он готов был заговорить об этом, когда дверь трактира распахнулась со страшным грохотом.
Высокая мрачная фигура барона, с головы до ног одетого в черное, застыла, в угрюмом молчании озирая собравшихся. Холодный взгляд, обойдя зал, упал наконец на Гуго. Тот заскулил и скорчился под его взглядом.
— Гуго, — рявкнул барон, — Кошт mit![26]
Слуга, подобно побитой собаке, заковылял к барону и присел у его ног.
Барон прошел к стойке и взял две бутылки вина, налитые для несчастного создания Ноаллем.
— Мое, я полагаю?
Голос барона звучал мягко, почти вкрадчиво.
— Да, сэр.
— Хорошо. Не хотите, чтобы Гуго еще для вас поплясал?
Холодный взгляд светлых глаз сверлил трактирщика.
— Мы просто шутили, сэр. Просто шутили!
— Да? Шутили?
Повисла неловкая пауза.
— В будущем, когда я пришлю сюда своего слугу, вы будете обращаться с ним уважительно. — Голос барона вдруг стал резким. — Если я услышу, что кто-то его обидел, я сам возьмусь за хлыст, и жене этого человека достанется зрелище бесконечно более уродливое, чем лицо Гуго. Verstehen?[27]
Барон развернулся на каблуках и исчез в темноте. Гуго, припадая к земле, засеменил следом.
