— Называйте это как угодно, — заметил Саммерли, — но вы только налепили ярлык, а по сути дела, мы так же мало знаем об этом феномене, как и о том яде, который ее вызвал. Определенно можно сказать только одно: отравленный эфир вызвал временную смерть.
Остин сгорбившись сидел на подножке автомобиля. Это его кашель я услышал сверху. Остин долг молчал, зажав виски в ладонях, внимательно оглядывая машину, затем проворчал:
— Вот чертов сорванец! Ничего нельзя оставить без присмотра!
— Что стряслось, дорогой Остин?
— Масло совсем вытекло, сэр. Кто-то опять баловался с машиной. Наверное, сынишка садовника, кто ж еще!
Лорд Джон стоял с виноватым видом.
— Не могу взять в толк, что со мной стряслось, — продолжал Остин, тяжело вставая на ноги. — Я вроде бы оступился, когда мыл из шланга машину. Помнится, я стукнулся лбом о подножку. Но, ей же богу, со мной такого никогда не бывало, чтоб из машины вытекло все масло!
Остину вкратце рассказали, что случилось с ним, да и со всеми на Земле. Загадка исчезновения масла так же была ему разъяснена. Наш рассказ о том, как шофер — любитель управлялся с машиной Остин выслушал с явным недоверием. Когда же мы начали говорить о своей поездке по спящему Лондону, оно сменилось жадным вниманием. Помолчав немного, Остин задумчиво спросил:
— Стало быть, вы проезжали и возле Английского банка, сэр, где хранятся все их миллионы?
— Да, Остин, проезжали.
— И даже не зашли туда?!
— Ну, так уж получилось, что не зашли.
— Эх, меня с вами там не было! — вздохнул Остин, отвернулся и с унылым видом снова принялся мыть машину.
Внезапно мы услышали шелест гравия под колесами подъезжающего кэба.
Древний экипаж наконец-то подъехал к дому Челленджера. Я увидел, как из кэба выскочил молодой человек. Спустя некоторое время появилась служанка, взъерошенная и растерянная, словно бы ее только что подняли с постели, и подала на подносе визитную карточку. Прочтя ее, Челленджер свирепо зарычал. От злости его черная грива начала вставать дыбом.
— Еще один репортер! — взревел он. Потом добавил с улыбкой, будто споря сам с собой: — В конце концов, это вполне объяснимо. Мир спешит узнать мое мнение по поводу происшедшего события.
— Мне кажется, не затем он к вам явился, — возразил язвительный Саммерли. — Ведь экипаж ехал сюда со станции еще в то время, когда катастрофа не наступила.
Я взглянул на карточку. На ней было написано: «Джеймс Бакстер, лондонский корреспондент газеты „Нью-Йоркский обозреватель“».
— Примете вы его? — спросил я.
— Ни под каким видом!
— Джордж! Почему бы тебе не стать добрее и внимательнее к людям? Неужели после всего, что мы испытали, ты так ничему и не научился?
Профессор задумчиво постучал пальцами по перилам и тряхнул большой косматой головой.
— Вот уж впрямь ядовитое семя! Правда, Мелоун? Эти репортеры — самый вредный сорняк в истории цивилизации, тупое орудие в руках шарлатана. Все, что они могут делать, — это путаться под ногами уважаемых людей. Сказали ли они обо мне хоть раз одно доброе слово?
— А вы не могли бы припомнить, какие именно слова говорили о них вы? — спросил я в ответ. — Послушайте, сэр, ведь это — совершенно не знакомый вам человек, иностранец, приехавший к вам издалека. Я уверен, что вы не будете с ним слишком суровы.
— Ну ладно, ладно, — проворчал он. — Пойдемте со мной, поможете мне поговорить с ним. Но предупреждаю заранее: впредь не потерплю подобных вторжений в мою частную жизнь.
Недовольно ворча и фыркая, словно недовольный сторожевой пес, профессор потопал за мной.
Репортер, молодой вертлявый американец, выхватил из кармана блокнот и сразу же взял быка за рога.
— Наши читатели в Америке, — заговорил он, — горят желанием услышать о той опасности, которая, по вашему мнению, нависла над миром. Я прибыл сюда, сэр, чтобы узнать ваше мнение по этому вопросу.
— Пока мне не известно ни о каких опасностях, тем более, о нависших над миром, — недовольно буркнул Челленджер.
Корреспондент удивленно посмотрел на профессора.
— Возможно, сэр, я неясно выразился. Я имею в виду ваше предупреждение о том, что Земля может войти в полосу ядовитого эфира.
— Ни о чем подобном я не знаю, — ответил Челленджер.
Взгляд корреспондента из удивленного превратился в изумленный.
— Вы — профессор Челленджер, я не ошибся адресом? — спросил корреспондент.
— Нет, не ошиблись. Профессор Челленджер — это я.
— Тогда я вас не понимаю. Вы же сами писали о надвигающейся трагедии. Я имею в виду письмо, подписанное вами. Оно опубликовано в сегодняшнем номере «Таймса».
Теперь настала очередь удивляться Челленджеру.
— Как вы сказали? Сегодняшнем? — переспросил он. — Но сегодня утром газета «Таймс» не выходила.
— Вы что-то путаете, сэр, — возразил американец и мягко улыбнулся. — Лондонская «Таймс» выходит ежедневно, — с этими словами молодой репортер достал из внутреннего кармана сложенную газету. — Посмотрите, ведь это письмо писали вы?
Челленджер захихикал и самодовольно потер руки.
— Теперь я начинаю понимать, в чем дело, — проговорил он. — Значит, мое письмо вы прочли сегодня утром?
— Да, сэр, — кивнул американец.
— И сразу же отправились ко мне? — продолжал допытываться Челленджер.
— Разумеется.
— И вы не заметили по дороге ничего необычного?
— По правде сказать, заметил. Англичане стали более любезными. Такими я их никогда не видел. Даже носильщик, пока вез мой багаж, рассказал мне какой-то забавный анекдот. Признаюсь, это было для меня совершенной неожиданностью.
— И больше ничего вас не поразило?
— Да нет, вроде бы больше ничего интересного не случилось.
— А вы не припомните, в котором часу вы отъехали от Виктории?
Американец улыбнулся.
— Странно получается, профессор. Приехал задавать вопросы я, а спрашиваете меня вы. Кто же из нас кого интервьюирует? Эта ситуация мне кажется интересной.
— Простите, но не могли бы вы ответить на мой вопрос. Так, когда же вы выехали? Или вы этого не помните?
— Естественно, помню. Выехал я в половине первого.
— А приехали?
— В четверть третьего.
— Вы наняли кэб?
— Как видите, да.
— И каково, по-вашему, расстояние от станции до моего дома?
— Полагаю, что не более двух миль.
— И сколько времени понадобится, чтобы преодолеть такое расстояние?
— Ну, даже если тащиться на той дряхлой, страдающей астмой кобыле, на которой приехал я, то все равно не более получаса.
