Каким маленьким и слабым казался человек в соседстве с устремленным на десятки метров ввысь главным реактором. Точно свернувшийся в кольца сказочный Змей-Горыныч, привольно лежал он в центре площадки. Как голова змея на тонкой шее, настороженно глядела на людей поднявшаяся в небо башня металлического токоприемного сердечника.
Кажется, еще секунда, и расплетется пятисотметровое солнцелитовое кольцо, мелькнет в воздухе серебристое чешуйчатое тело, и чудовище, изрыгая гром и пламя, умчится в неведомые темные дали, в космические бездны, откуда похитили его дерзкие люди.
Но, точно змеи мифического Лаокоона, исполинское тело оплели широченные полосы красноватых шин гофрированной обмотки. Они то сбегаются в узлы, то далеко отступают друг от друга, но держат, крепко держат, прижимают к земле космическое чудище. Нет, никогда не распрямит он свое свернутое человеком в покорное кольцо тело, никогда не покинет эту землю, которой так нужно его пышущее звездным жаром сердце.
Да, крохотным, незаметным кажется человек в соседстве с укрощенным вселенским гостем. Но это он, человек, похитил небесный огонь у жаркого неистовства звезд, мыслью и руками водворил его на Землю, и не яростный звездный огонь, а бессмертная, неугасимая, не ведающая преград человеческая мысль зажжет вечный факел тепла и света в еще холодном чреве реактора. И этот неугасимый огонь будет вечно славить не милость космических далей, а гений и искусство человека.
— Пора, товарищи, на Центральный пульт, — взглянув на часы, пригласил президент Академии, — сейчас двадцать три часа пятнадцатого июля. В ноль часов ноль одну минуту шестнадцатого июля станция должна дать промышленный ток и тепло, — закончил он так просто, как будто речь шла о пуске обычной заводской ТЭЦ.
Вслед за президентом Академии все поднялись на верхний этаж хрустального куба Центрального пульта. Слепило глаза сияние стекла и пластмассы, застыли в последней неподвижности стрелки приборов, тусклым матовым светом отливали телевизионные и радарные экраны.
Тихонов, внешне спокойный и сдержанный, подошел к микрофону.
— Внимание! Внимание! — разнесся над станцией его уверенный голос. — Всем, находящимся вне Центрального диспетчерского пульта, покинуть территорию станции и отойти в безопасную зону! Срок десять минут!
На экранах замелькали человеческие фигуры, люди навсегда покидали царство Земного Солнца.
В зале, несмотря на многолюдье, царила ничем не нарушаемая тишина. Стогов взял под руку Булавина и вдруг с удивлением заметил, что локоть товарища время от времени вздрагивает.
— Волнуетесь, Михаил Павлович? — мягко опустив руку на плечо Стогова, шепотом спросил президент Академии.
— Волнуюсь, — также шепотом признался Стогов, — знаете, как студент-первокурсник перед первым экзаменом вам.
— И я волнуюсь, — со вздохом кивнул президент, — все-таки это очень…
Он не успел закончить фразу, над залом, над всей станцией вновь разнесся голос Тихонова.
— Внимание! Атомная станция! Внимание! Атомная станция! Убрать замедлители в реакторе!
На экранах возник реактор урановой электростанции. Откуда-то сбоку к нему подплыли крюки кранов. Еще секунда и в их лапах тонкими соломинками закачались боровые и графитные стержни.
В ту же секунду дрогнули и побежали по шкале стрелки счетчиков нейтронов. Приборы сообщили людям, что мертвые урановые блоки ожили, в недрах уранового котла началась цепная реакция.
Прошло еще несколько минут, и задвигались стрелки вольтметров и амперметров. Это означало, что нагретые теплом, образовавшимся в реакторе, полупроводниковые батареи дали электрический ток.
— Так, значит, «спички» на первый случай есть, — пошутил Булавин.
А динамики уже вновь разносили команду начальника строительства:
— Корпус электролиза воды! Включить установки!
И вот уже ожили манометры, показывающие, как идет наполнение газовых камер дейтерием и тритием.
Тихонов отдавал все новые команды.
— Подключить ускоритель и высокочастотную станцию! Открыть плазмопроводы!
Новые сигнальные лампочки вспыхивают на щитах, где установлены приборы. Топливо поступает в недра будущего Земного Солнца.
И, наконец, решающая, такая долгожданная и такая волнующая команда:
— Включить обмотку главного реактора!
Все, находившиеся в зале, не сговариваясь, в едином порыве придвинулись к приборам. Умолкло перешептывание, даже дыхание стало тише. Глаза людей застыли на сигнальных лампочках и стрелках приборов.
И вдруг, заставив всех вздрогнуть, раздался заранее записанный на пленку дикторский голос звукового сигнализатора:
— Сила тока, поступающего в реактор, достигла миллиона ампер.
Истекли еще несколько томительных минут, и тот же голос возвестил:
— Сила тока в реакторе два миллиона ампер.
Стогов, Булавин, президент Академии тревожно и радостно переглянулись. Наступил самый ответственный момент, а голос невидимого комментатора сообщил:
— Температура плазмы достигла ста миллионов градусов, давление в плазме — полтора миллиона атмосфер.
И тотчас же вспыхнул огромный телевизионный экран. Целиком заполняя его, перед глазами людей забилось, задышало, задрожало под натиском магнитных и высокочастотных ударов почти прозрачное, раскаленное до голубоватого свечения облако плазмы. Оно пыталось расползтись, расшириться, хоть на мгновение прильнуть к стенке реактора, чтобы, отдав ей свой неистовый жар, расплавить ее, выплеснуться наружу. Но невидимая магнитная броня неумолимо сжималась, и плазме, клокочущей звездной силе, пришлось покориться натиску человека. Она уже не топорщилась, не дыбилась больше, а покорно скручивалась в многометровый невесомый жгут и на невидимых опорах повисала точно в центре реактора.
Вот плазменный жгут оплел уже все кольца реактора, отныне и навсегда став его неостывающим, нестареющим, безгранично щедрым к своему создателю — человеку сердцем и, словно обретая вечную жизнь, двинулись в нескончаемый бег диски счетчиков нейтронов, присоединенных к главному реактору.
Булавин и Стогов молча обнялись, а диктор прокомментировал их порыв:
— В реакторе идет термоядерная реакция. Ядра дейтерия и трития сливаются в ядра солнечного газа — гелия.
Вот уже получили толчок к жизни и электроизмерительные приборы. Они возвещают о рождении электрического тока, вызванного к жизни обузданной человеком, укрощенной им термоядерной реакцией.
— Мощность реактора достигла миллиарда киловатт, — возвещает комментатор.
