И все-таки это не такая уж проблема. Космос невообразимо велик, подходящих булыжников в нем невообразимо много. Бери любой, присобачивай на него ракетные двигатели, разгоняй и врезай в планету по любой траектории. Даже если на планете есть система противокосмической обороны, с шансами, что камешек не заметят; а если и заметят, сделать особенно ничего не смогут — при условии, что скорость его достаточно велика. Ну а уж это только вопрос техники. И времени, конечно.
Если же у планеты системы противоракетной обороны нет, то задачка становится и вовсе тривиальной. Даже не нужно выгонять камешек из какого-нибудь местного Койперового пояса или облака Оорта. Бомбы и так делаются в промышленных количествах — для уничтожения опасных астероидов, для добычи ряда полезных ископаемых… да даже и в военных целях, как бы ни отрицало это мирное Галактическое Содружество!
В общем, бомбы были — и у шемин-мингрелей, и у геллорцев. И те и другие даже предложили Тиму ими воспользоваться. Тим отказался.
Причин было две. Во-первых, если дотуш действительно пристроился, как они подозревали, в мантийном веществе, ему все проблемы с биосферой были до лампочки. Землеподобную планету сделать непригодной для жизни сравнительно легко; разнести неживой булыжник, вроде Луны, — надо очень постараться. Конечно, при желании любую планету можно расколоть, как арбуз палкой. Но ведь это ресурсы.
А во-вторых, ему было жалко биосферу. Шемин-мингрели могут сколько угодно считать «сорохов» особо кровожадными, но никому не приятно быть убийцей многих миллиардов живых существ, пусть даже и неразумным. А где гарантия, что, допустим, в морях Третьей не живут полуразумные существа, типа земных дельфинов? Или памятники предыдущей разумной жизни? Планета ведь старая… кто знает, какая жизнь могла существовать на ней, какие цивилизации здесь закатились за много тысяч лет до того, как человечество сделало первый шаг по Солнечной системе?
Все это Тим ничуть не хотел уничтожать, и готов был придумывать любые доводы, чтобы этого не делать.
Правда, с точки зрения личного риска расколоть планету какими угодно бомбами издалека было, конечно, проще, чем спускаться в эту расселину. Страшно было, честно говоря, до усрачки.
Хотя пока ничего страшного не происходило: мимо просто скользили стенки ущелья, базальтовые, слоистые… Олени мимо не падали: Вонг взял хорошо в сторону от того места, где скалы были забрызганы кровью. Никому не приятно, когда мимо проносится беспомощное животное.
— Ну как, уши закладывает? — азартно спросил Вонг.
— С чего бы? Герметично.
— А нет, так заложило бы мощно. Мы уже на три километра спустились… оба на.
Да уж, это было на самом деле «оба на».
Тим считал, что животные летят во что-то типа мясорубки. Сканированием им не удалось ничего засечь, ни с орбиты, ни уже с их маленького суденышка. Но все равно его воображение рисовало что-то мрачное: разделочный цех, животных падают в какой-то туннель, откуда по трубе попадают к самому сердцу планеты…
Ничего подобного. Пропасть оказалась не такой уж бездонной: на глубине трех километров она пропадала, кончалась широким каменистым плато. Это плато усеивали кости. Тысячи, миллионы костей; полуразложившиеся туши; совсем свежие туши сколько хватает глаз. Солнечный свет проникал сюда еле-еле и из-за капризов спектра местной звездочки (а может, скальных пород, от которых он отражался) делался голубоватым. Это если не считать фар их катера. Туши и кости были до половины погружены в мелкий черный песок; фонарь выхватывал неестественно вывернутые конечности, расколотые обломки рогов, вывернутые раны, присыпанные песком… По большей части, правда, тела, сброшенные с такой высоты, раскрашивало в фарш — отвратительно.
Слева от них мерзко со свистом хряпнуло о землю еще одно тело.
— Не дергайся, — сказал Вонг, хотя Тим и не думал дергаться. — Если по нам попадет, эта штука и не то выдержит.
— Холодный и больной рассвет… — пробормотал Тим.
— Стихи, что ли, пишите? — удивленно посмотрел на него Вонг.
— Не я, парень у нас один[11], — Тим дернул плечом. — У вас есть идеи?
— Какие могут быть идеи? Просчитались мы. Если эти туши никому не доставляются…
— А я вот не уверен, что не доставляются, — перебил его Тим. — Гляди.
Из расселины в скалах вышмыгнуло непонятное существо размером с комнатную собачку или с большую кошку. Шубка серая, косматая; на голове то ли рожки, то ли антеннки. Существо практически сливалось по цвету со скалой и, может быть, они бы не разглядели его в тени. Но их там было больше одного: они шебуршались, копошились, и казалось, что это сама тьма там клубится.
Существа явно боялись пришельцев. Вот один сунулся в свет — и тут же отскочил.
— Выключи фары, — велел Тим.
Вонг послушно провел рукой по панели, и свет погас. Маневр возымел успех: существа с бурыми шубками явно осмелели и бросились к тушам — точнее, к фаршу, ошматкам и костям. Напрягая глаза, Тим и Вонг увидели, как те отрывают куски и волокут их куда-то в темноту.
— Ну вот, — сказал Вонг. — Просто местная живность. Приспособилась пир себе устраивать.
— Вонг, — ответил ему Тим, — я помню инструкцию. У тебя есть такой датчик, вроде рентгеновского. Просвети-ка этих малышей?
— Зачем? — спросил Вонг, хотя руки его уже двигались по панели: дисциплина вперед. Все-таки сейчас Тим был его начальником.
На панели прямо перед ними загорелось изображение одного из малышей.
— Снимем шкурку, — проговорил Вонг.
С изображения начали сниматься слои: сперва в самом деле шкурка, потом слой мускулов…
— Ого… — пробормотал посол. — Ты как догадался?
Тим склонен был с ним согласиться: именно ого.
— Интуиация, — ответил он.
Зверек изнутри был не живым. То есть отчасти живым, конечно: на металлических костях и шарнирах наросло живое мясо, а вместо сердца пульсировал крошечный шарик. Судя по графику, шарик излучал радиоволны, и из шли провода к плате позади глаз: своеобразный «мозг»… впрочем, биологический мозг тоже имелся.
— Они все такие? — спросил Тим.
— Откуда ж я знаю…
Вонг просканировал еще нескольких, на выбор: то же самое.
— М-да… ты как думаешь, это существа, в которые вживили микросхемы, или роботы с биологическими частями?
— По-моему, это шаг вперед, — высказал Тим лишь наполовину оформившуюся мысль. — По-моему, это более высокая ступень… Он создает их. Биологию, металл, все. Живое или неживое — неважно, он берет то, что более эффективно.
— Кто он? Дотуш?
