плечи. Обычная беседа со старым другом. Нейт без умолку рассказывал о своих похождениях о том, что узнал откуда родом, как звучит его настоящее имя, и кто родители. Всё это Гриша слушал с неподдельным интересом, складывая в голове пазл тернистого прошлого товарища.
— Так зачем тебе в Пустошь? — задумался Григорий. — Я думал, гештальт закрыт, нет?
— Я понял, кто я и откуда, но так и не осознал, для чего пришёл в этот мир, — ответил Нейт, любуясь звездным небом. — Ты вот цель свою видишь отчетливо, Лотти же… она видит конец пути, а как дойти до него ей невдомёк. А у меня ни цели, ни пути. Вот я и надеюсь, что если буду бродить, то рано или поздно пойму что-нибудь. А как твои успехи?
— Всё сложнее, чем думалось раньше, — с печалью в голосе ответил он. — Теперь, когда мама стала моим соперником, я не знаю, что делать. В голове полный кавардак. Дашь совет, великий мыслитель? — ухмыляясь, спросил.
— Коль есть забор, перелезь через него и не ободри колени, — сморозил бродяга и задрал палец к верху. — Мне вроде такого надо было ляпнуть?
Гриша рассмеялся.
— Да, примерно такое. Только нужно добавить фразу: не всяк коза, кто молоко даёт. И чисто бытовая философия Дильмы получилась бы.
— Это ещё кто такой?
— Один из философов догородского периода, писал во времена пророка. Поженился с козлом и жил с ним лет двадцать, думая, что это радиоактивная коза без вымени.
— Только не говори, что он… — с отвращения выпалил Нейт.
— Он пил молоко козла.
— Святая Душа! Какая мерзость.
— Да-а. А я это ещё в приюте читал… лучше бы Лотти кадрил, — иронично дополнил Григорий.
— Я всегда говорил, что ты не тем занят.
— Был прав. Я всё в толк не возьму, чего ты меня одного пригласил встретить? Деньги нужны?
— Какого низкого ты обо мне мнения, Гриша… Да, деньги понадобятся, но я не за этим тебя позвал. Хотел вместе навестить приют и устроить всем праздник.
— Прости, Нейт, — резко отстранился он. — Я не могу. Мы с мамой, вроде как, поссорились. И я пока не готов войти туда, не опуская глаз.
— Ты, взаправду, думаешь, что Роза будет тебе не рада? — с непониманием переспросил бродяга.
— Тебя там не было, Нейт. Когда я умолял маму оставить битву на меня и Фарля, она осталась глуха ко мне. Да и я много чего наговорил. Пусть всё уляжется.
— Эх, чего вам не живется спокойно? — расстроена проговорил он.
— Мы хотим сделать мир чуточку лучше, — ответил Гриша, приподняв уголки губ, а сразу за этим последовал неожиданный вопрос. — Скажи, Нейт, ты страдаешь?
Он лишь хмылкнул вопросительно.
— От этого общества, — пояснил Григорий. — Ты ведь натерпелся от него с самого рождения.
— Нет, не страдаю, — легкомысленно ответил. — Боль мне причинили люди. Общество… система не может сделать мне больно. Лишь реальность способна на это. Реальность, где есть люди, их чувства, иные живые существа и катаклизмы. Общество не повинно в ошибках своих членов. Если бы было так, то слово ответственность ничего бы не значило. Система может быть неверной, она может взращивать ненависть к другим, открыто разжигать конфликт, но последнее слово всегда остаётся за человеком. И не простым, а разумным.
На эту реплику у Грише не нашлось ответной, он молча согласился с его позицией. Отчасти она ему даже понравилась.
— Нейт, если я однажды попрошу тебя о помощи, ты поможешь?
— Я, как и ты, сделаю всё ради семьи, — уверенно заявил бродяга. — Но я буду делать это своими методами.
— Что-то подобного я от тебя и ожидал, — с приятной досадой ответил аристократ.
После Нейт продолжил:
— Что у вас тут вообще происходит? Я видел новости…
В голосе его чувствовалась обеспокоенность, даже тревога. Мысли о произошедшем давно не давали ему покоя. Чуйка подсказывала, что это был лишь первый робкий стук в дверь, за которой скрывались большие проблемы.
— Должно быть, ты говоришь о теракте? — уточнил Кол Галланд. — Странное и страшное событие.
— Соглашусь. В истории Артеи такое случилось впервые… и, как мне кажется, это показатель проблем.
— Ты прав. Правительство пока ничего не знает. Всё окутано мраком, народ волнуется, а мы в недоумении.
— На мой взгляд, всё куда хуже, — выдал Нейт. — Народ не волнуется, он воодушевляется, — с опаской добавил.
После они навернули ещё несколько кругов и разошлись. Гришу ждали дела в поместье, он сразу же сел в Атмос и отбыл, а Нейту же захотелось побродить по округе чуть дольше. Разговор с другом натолкнул его на определенные мысли. Одной из причудливых особенностей Нейта было его желание «знать». Пусть он не стремился обуздать все тайны мира, но тайны, зацепившие его, он не мог оставить нераскрытыми. Поэтому на протяжении всей ночи он искал ответ на мучащий его вопрос: «Для чего?». Лишь, когда солнечный свет полностью охватил улицы, он добрался до дверей дома. Солнце тихонько касалось стёкол, поднимаясь всё выше. Нейтан уселся на ступени и по старинке закинул голову к небу, рассматривая плавучие облака. И так он просидел ещё часик другой, пока не заснул прямо на пороге.
Глаза открылись сами собой, когда начал слышаться топот шагов. Первое, что встретил его сонный взгляд было лицо Лотти. Она облокотилась об его плечо и нежно посапывала. И себя и Нейта, Шарлотта укутала в красный шарф, словно привязывая его к себе. Страх, что он вновь пропадет, настигал её каждый раз, как Нейт оказывался дома. Парень с умилением смотрел на серьезное лицо подруги, которую определенно что-то тревожило. Он потыкал её в щёку, приговаривая:
— Ры-ыжик, просыпайся. Ты где всю ночь гуляла?
— А? — издала она, не понимая происходящего. — Заснуть не могла, вот и бродила туда-сюда, — ответила, потирая глаза. — Стоп…
Она резко вскочила.
— Вообще-то это я должна вопросы задавать! Ты почему не предупредил, что приедешь?!
— Ой, не вопи. Людей пугаешь. Мне захотелось сделать сюрприз, — оправдался он.
Лотти недоверчиво окинула его взглядом и завела в дом. Роза была в отъезде, её ждали дела в поместье Бен Кильмани. Эли же начала обживаться в доме Фарля, и со вчерашнего дня перевезла туда все вещи. Так за главных остались только Лотти да старшие дети. Многие из деток уже проснулись, только слонялись по комнатам, как сонные мухи. Стёпа и Гера разогревали заготовки к завтраку, поэтому Нейт и Лотти разместились в тихом кабинете настоятельницы.
— Так значит, ты уезжаешь на ещё более долгий срок, — с грустью произнесла Лотти. — Не понимаю, зачем оно тебе надо? Тут твой дом, твоя семья. А ты вечно
