«Я на Байкале, моя колдунья, вот и все, — скажу я ей. — Если ты протянешь мне в знак приветствия свой крепкий кулак, я сразу поверю, что ты по-прежнему ловишь рукой шмеля, и кормишь в зоосаде конфетой медведя, и разговариваешь с любой собакой на улице. А звезд не бойся — они дадут нам яркий свет, а облако, когда мы его поймаем, будет работать вместо электростанции».
…Я закончил работу, когда часы пробили девять, и отправился бродить по лаборатории. Я ничем особенно не интересуюсь, говорила моя радушная, немного глупая физиономия, просто зашел пожелать хорошего морозного утра и поболтать о разных пустяках, если есть соответствующее настроение.
И, представьте, сразу же встретил отзывчивого человека, толстяка, довольного всем на свете.
Профессор Килоу сидел в плетеном кресле перед биомашиной и что-то вычислял. Он сообщил мне, что прекрасно сегодня выспался, прогулялся по морозцу и теперь вот рассматривает ленту биомашины, которая соревновалась с ним, первым долгоживущим человеком. Биомашина — это мудрое изобретение Феликса Марковича Гарги, необыкновенно сообразительное, с синтетически-химической памятью, получила необходимые реакции, и теперь профессор Килоу проверял их на себе.
Жаль, что не было под рукой фотоаппарата, чтоб запечатлеть эту историческую сцену. Я решил взять интервью у первого бессмертного.
— Как хорошо, должно быть, чувствовать себя бессмертным, — сказал я, с трудом скрывая улыбку.
Профессор не заметил иронии.
— Вы и не представляете! — просиял он. — Я никогда не жаловался на здоровье, но теперь чувствую себя просто превосходно.
— Значит, облучение облаком проходит безболезненно?
— Совершенно незаметно.
— Даже не верится, что вы никогда не умрете!
— Нет, друг мой, этого и мне не избежать. — Килоу печально развел руками и вновь засиял. — Просто я проживу дольше, чем другие.
— Человечество уверено, что опыт кончится благополучно, и хочет брать пример с вас.
— Да, это начало нового будущего. Если оно, — он торжественно посмотрел вверх, — сумеет затормозить в организме определенные химические реакции и подтолкнет другие, люди почувствуют себя могущественными. Вы меня понимаете?
— Понимаю: вы останетесь всегда молодым. Я был очень рад побеседовать с вами, профессор.
— И я чрезвычайно рад познакомиться с вами, мой друг…
После подобных бесед чувствуешь себя немного поглупевшим. Я ушел с легким головокружением. В коридоре встретил хмурого химика Нага.
— Заговорил до смерти? — прямо спросил Наг. Я рассмеялся.
— Даже во рту сладко. Он что, по натуре такой оптимист или после опытов?
— По натуре он дурак, — отрезал химик. — И это состояние катастрофически прогрессирует.
Наг повернулся, зашагал дальше, не видя, что я благодарю его взглядом за истину.
Гарга ходил по студии, дожидаясь меня. В детстве он казался мне огромным и страшным, а теперь я выше его ростом, и нос его висит, как у колдуна, одни глаза не постарели — время лишь отточило их крючковатый взгляд.
— Будешь задавать вопросы?
Мне показалось, что он чрезвычайно доволен своим великодушием. Как же! Ученые всей планеты мечтают установить контакт с таинственным облаком, а он предоставляет эту честь обыкновенному программисту.
— Да, — сказал я, — буду задавать вопросы. И если разрешите — сам. Хочу просто побеседовать, а вопросы приходят в процессе…
Гарга что-то проворчал под нос.
Первая часть переговоров проходила, как и вчера. Теперь я спокойно ждал, пока машина передаст информацию облаку.
— Приглашаю к микрофону моего сотрудника Снегова, — сказал Гарга. — Вы согласны ответить на несколько вопросов? Снегов готовил для вас новую информацию. Прием.
Даю согласие на десять минут, — начертало на экране облако.
Я очень волновался и решил спрашивать без всякой системы — лишь бы не терять времени.
— Вы передвигаетесь в космическом пространстве с околосветовой скоростью?
Да.
— Используете для полетов энергию двойных звезд?
Да.
— Какая цель полета девятисот шаров?
Сведений нет.
Ответ удивил меня, и я переспросил:
— Из космоса недавно поступили изображения. Девятьсот шаров облетают белого карлика, и самый последний шар изменяет траекторию. Это вы?
Сведений нет.
Я не знал, как расценить такое упорное отрицание.
— Вы изучаете человеческое общество?
Да.
— Почему не вступили в переговоры с Советом ученых?
Таковы условия опыта.
— Почему же обмениваетесь информацией с нами?
Опыт проводится здесь.
Нет, я не психолог! Совсем не космический психолог. Не понимаю даже простые фразы…
— Можно ли продлить жизнь человека?
Опыты решат эту проблему.
— Сколько лет живут приматы?
В десять раз дольше чем люди.
— Как происходит у вас обучение?
Непрерывно по каналу радиоволн и другим каналам.
— У вас есть поэты?
В области открытия новых законов природы — да.
— А в области чувств?
Эта область в ведении автоматов.
— Как же вы воспитываете любовь, ненависть, дружбу?
Прошу уточнить.
— Уточнить? — Я впервые удивился и задумался. — Пожалуйста, уточняю: любовь. — Я стал читать Шекспира, Пушкина, Блока, Лорку, все самые возвышенные строки, которые помнил.
Понятно появление какого-то объекта перед субъектом.
— Не совсем так, — сказал я, забыв, с кем имею дело. — Вас не волнуют эти стихи?
Нет, прошу для уточнения привести формулу любви.
И вдруг я обрадовался. Я не верил глазам, перечитывая последние буквы ускользающей с экрана строки. Облако не понимало, что такое человеческие чувства.
«Оно не понимает! — чуть не закричал я вслух. — Вы-то хоть понимаете, Гарга, что оно этого не понимает?!»
— Вот формула любви, — спокойно сказал я и назвал формулу фотосинтеза. — Теперь о дружбе. — И я прочитал басню, как медведь, сгоняя муху со спящего, грохнул друга камнем по голове. — Понятно? — переспросил я: открытие надо было проверить.
Приведите формулу.