Рено внимательно посмотрел на Т’Гластонбери. Защитник сделал короткую паузу, но не пошевелился и продолжил:
— Прежде чем мы выслушаем показания свидетельницы, я хочу сказать, что этот, все еще загадочный для нас космонавт в течение тридцати двух дней принуждал свидетельницу к действиям, которые никак нельзя назвать позитивными с человеческой точки зрения. Женщина пострадала намного больше, чем говорит. Ее свели почти до потери самообладания и самоуважения. Не будем вдаваться в детальные описания происходившего. Женщина спасла пилота от смертельной опасности, накормила его, и за это он обращался с ней хуже, чем с животным. Если это один из ваших разумных и рассудительных людей, господин обвинитель, тогда общество охотно откажется от того, чтобы познакомиться с менее рассудительными экземплярами.
Т’Гластонбери яростно нападал. Найвард вскочил и крикнул:
— Протестую! Я ни в коем случае не хочу восхвалять и выставлять напоказ высказывания пилотов, так как сам хорошо знаю, что этот случай еще отнюдь не столь ясен, каким он должен быть.
Защитник жестко произнес:
— В любом случае для разумно мыслящего существа трудно понять, что люди, которые находятся на грани сумасшествия, проводят корабли через космос и являются героями, чей статус так высок, могут безнаказанно обращаться с другими людьми так, как это произошло здесь.
— Господин защитник, — ответил Найвард, — мы пока что не знаем всех обстоятельств происшедшего с пилотом, поэтому я предлагаю оставить это.
Т’Гластонбери удовлетворенно кивнул и продолжил:
— Единственным человеком, от которого свидетельница могла ожидать помощи, был обвиняемый. Представьте себе чувства и мысли этого человека, когда он увидел свидетельницу в подобном бедственном положении. То, что он сразу не убил этого космонавта, говорит в его пользу; многие из нас сделали бы именно так.
Нет! Обвиняемый подчинялся воспитанию, полученному от отца, и законам Империи; редкий случай сегодня, принимая во внимание утрату патриархальных позиций. Он не сомневался тогда и не сомневается сегодня в честности и справедливости законов. Он действовал так, как, по его мнению, должен был действовать. Он вызвал космонавта и победил его в честном поединке — широко распространенный, вполне терпимый обычай на планетах-колониях. Обратите внимание; ваша честь, на эти благородные намерения обвиняемого.
Рено усмехнулся.
— Я обещаю вам это, Т’Гластонбери, — послышался его усталый голос, — хотя высказывания ваши все никак не подойдут к сути дела, но вы можете и не знать этого. — Он улыбнулся, словно невероятно древняя рептилия.
Т’Гластонбери принял этот удар с выражением человека, которые убежден, что в конце концов он все же победит.
— Обратите также внимание, ваша честь, — сказал он, — на огромную разницу.
Ваш опытный пилот, воспитание и обучение которого стоило Империи огромных денег, в состоянии управлять космическим кораблем, но не справляется с собой в то мгновение, когда видит женщину. Здесь смертоносное оружие, там обычный пилот вертолета, который до процесса никогда не покидал своей родной планеты. Он использует животное, единственным оружием которого являются мускулистый хвост и костяная голова.
Я убежден, что суд не оставит без внимания эти факторы. Человечество наблюдает за нами через камеры, — он указал на объективы, — иначе бы оно встало и потребовало, чтобы все это было принято во внимание.
— Давление, которое вы только что оказали, конечно, не принадлежит к тончайшим средствам тактики защиты? — осторожно спросил Рено.
— Нет, — ответил Т’Гластонбери, — нов такой дискуссии мне не до тонких средств. Я только пытаюсь соблюсти свой стиль.
По залу прокатился удивленный гул, но быстро стих. Золотой свод под кристаллическим куполом на полсекунды померк, но потом снова зажегся и стал равномерным. Каждый наблюдатель с нетерпением ждал продолжения речи защитника.
— Тут нам описывают пилотов как безупречных — нет никаких оснований не верить психологическому отделу, — так что в этом случае защита должна предположить, что речь идет либо об особом случае с этим убитым пилотом, либо о несомненном психическом срыве. Империя позволяет, чтобы сумасшедшие нападали на мирное население планет-колоний и учиняли там террор. А когда поселенцы начинают защищаться, над ними устраивают процесс об убийстве. Находите ли вы это правильным и справедливым, ваша честь?
Рено пронзил защитника взглядом и сказал:
— Если вы это имеете ввиду, речь, по моему мнению, не идет о праве на бесчинство. Здесь говорится всего лишь об объективном человеческом праве Империи. Об абсолютном правосудии, какое только могут совершить люди. То, во что верите вы или я, второстепенно. Признается только истина, и за мной остается право сказать, как выглядит эта истина.
Т’Гластонбери польщенно улыбнулся.
— Мы все весьма настроены выслушать вас.
— У вас для этого есть все основания, — сухо ответил рыцарь Рено, уже не улыбаясь. В его старых глазах вспыхивали колючие огоньки, а серебристая сетка на его коже, казалось, горела холодным пламенем. — Продолжайте!
— Следовательно, я настаиваю на том, — сказал защитник, повышая тон, — что посадку совершил или космонавт-преступник, или космонавт-сумасшедший. Вынужденную посадку. Его спасли, ухаживали за ним, а он делал все, чтобы вызвать гнев присутствующих. Затем, дав ему возможность защититься, его убивают при самозащите. Таков этот случай.
Вместо того, чтобы наградить обвиняемого за то, что он спас общество от этого чудовища, его обвиняют в убийстве — повторяю: в убийстве; не в убийстве при самозащите. Этическая часть забыта ради того, чтобы свершить так называемое правосудие. Защита требует: за жестокое обращение со свидетельницей Империя должна выплатить ей компенсацию в сумме одного миллиона межзвездных долларов; душевные муки не могут быть компенсированы ни в какой форме. Обвиняемого оправдать.
Оба участника процесса не могут быть лишены звания гражданина и утратить свои прежние права и должность. Согласно параграфу четыре звездного кодекса правительства Империи их нужно вернуть на родную планету в пассажирском корабле. Я надеюсь, что суд удовлетворит мои требования.
