Что делать-то? Межлопаточное пространство буквально чесалось в ожидании меча паладина. Опередить, ударить первым? Зверю радость.
Ударить Зверя? Паладин не даст, да и как ударишь-то, если Зверь сидит в своём отсеке и носа наружу не кажет. То-то заговорщики больше друг дружку извести старались, практикуя на роде людском. Или они — и магистр Хаммель, и доктор Гэрард, и стюард — действовали не сами по себе, а науськиваемые другими тарками. Каждый — своим. Ужо-то звери повеселились… Поди, ставки делали. Хотелось бы знать, а доблестный рыцарь Кор-Фо-Мин котируется у букмекеров? И если котируется, то как?
И — кем?
Меж тем каравелла миновала зону Сгорающих Звёзд и продолжала снижение. Спуск происходил на вечерней стороне; терминатор накатывал на Чёрные Земли, но времени причалить раньше, чем её коснётся мрак, пожалуй, хватало.
Рядом с ним в кресло уселся паладин, который хотя сам рычагов и не касался, но видом ободрял и внушал веру в исход самый благополучный. Поди, в случае чего перехватит управление. Не хотелось бы. Во-первых, Фомину следовало выказывать восторг и преданность как удостоенному доверия Зверя. Во-вторых, хотелось оттянуть решающий разговор со Зверем — если, конечно, таковой будет иметь место. В-третьих, хотелось бы приземлиться к знакомым местам поближе, хоть у Провальной Топи, да всё ж знакомой топи, не чужой. Знакомый чёрт наполовину брат, как утверждает острослов Крепости Кор Лек-Сий. И наконец, ему просто нравился процесс пилотирования. Легчайшее движение — и каравелла послушно ложится на иной галс. Другое движение — и она стремительно набирает скорость падения. Сейчас разогнаться бы и… Нет, не зря паладин сидит рядом. Мы быстренько-быстренько проведём иной манёвр, из падения перейдём в горку. Вдруг там, внизу, нас держат в прицелах зенитных ракет? А мы осуществляем противоракетный манёвр, вот] Если и нет никого с пушками и ракетами, то хоть попрактикуемся, как практиковались курсанты времён Межпотопья, отдавая дань традиции и получая неслыханное удовольствие во время имитации воздушного боя, пикирующей бомбардировки и охоты за «тиграми» на штурмовиках «Чёрная Смерть».
Паладин на манёвры Фомина смотрел одобрительно и даже с завистью. Чувствовалось, что он и сам бы не прочь описать петлю Нестерова, «бочку» или иммельман. Да какой уж иммельман, если крыльев нет?..
Когда они спустились до сотни локтей, паладин со всею вежливостью и предупредительностью попросил уступить управление ему.
— Мы, доблестный рыцарь, должны причалить как можно ближе к ангару. Мне, полагаю, это удастся лучше.
— Не сомневаюсь, камрад Ортенборг.
Передавать рычаги управления не понадобилось — перед креслом паладина были точно такие же и, по сути, просьба паладина была данью куртуазности.
Или нет?
Или паладин подаёт какой-то знак?
Каравелла спускалась ниже и ниже, как семечко-парашютик. Касание с землёю произошло едва заметно.
— Надо же — промахнулся! — удивлённо сказал паладин. — На сотню шагов всего к полудню, а промахнулся.
Понятно.
— Пойду докладывать господину.
Ещё понятнее.
Вот только сможет ли он.
Последние вахты Фомин нёс при полном параде — разумеется, исключительно из уважения к паладину. Потому терять время и возвращаться в посольские апартаменты не пришлось. Да и некогда было возвращаться, будь он даже совершенно сир и наг.
Из КУПе Фомин пробрался к шлюзовой и, была не была, сунулся в гладкую поверхность.
Хорошо, в последний момент притормозил, иначе набил бы шишку. Не пускала поверхность.
Тогда он начал создавать настроение. Будить в душе музыку сфер, приобщаться к мировой гармонии. Ведь получалось же у него прежде! Ну, почти получалось. Так ему порой казалось. Сейчас же время истины. Узнать, насколько «казалось» соответствует действительности.
Время не просто поджимало — толкало грубо, по-простецки, шевелись, если хочешь жить.
Фомин начал понимать муху, раз за разом бьющуюся в прозрачное стекло: верно, тоже ищет четырёхмерную лазейку. Но он-то не муха. Крылышек нет, на потолке не отсидишься.
И тут он почувствовал — получается. Прошла рука, прошла голова, знать, и остальное пройдёт.
Прошло!
Он вывалился наружу, скользнул по поверхности каравеллы и упал в траву — самую обыкновенную, пахнущую сыростью, прелью. Запоздали мужички с покосом.
Где, сказал паладин, Постоянный Ход Навь-Города? Если промахнулись на сто шагов к полудню, следовательно, он в ста шагах к ночи.
А мы пойдём на закат!
Из всех манёвров для рыцаря важнейшим — и труднейшим для исполнения — является отход.
Его и исполним.
Солнце скрылось, его последние лучи светили на облака, но это ненадолго. Сумерки ныне короткие.
И он припустил изо всех сил, радуясь, что всё плавание не пренебрегал статической гимнастикой, иначе не бежал бы — ползал.
Ползать время ещё придёт, сейчас же хотелось оказаться подальше от Постоянного Хода навьгородцев. Дипломатия дипломатией, но у чрезвычайного и полномочного посла возникла чрезвычайная надобность в связи с открывшимися обстоятельствами снестись с руководством Крепости Кор. А верхами доберётся он до родной столицы, пешком или на брюхе, не суть важно.
Он остановился, шагнул за дерево — не столько перевести дыхание, сколько прислушаться, нет ли погони.
Вдруг так просто его не отпустят. Дело даже не в том, что он узнал то, что знать ему не полагалось. Ну, тарки под землёю правят. Что с того, в конце концов? Тем более что они собираются покинуть Землю, и покинуть быстро. Дело в другом: ему, человеку («человечку»), предложили стать слугою тарка. Орден великий дали. А он пренебрёг. С досады отчего ж и не оторвать глупую голову.
Он продолжал слушать. Тихо. Внезапные, нечаянные самодеятельные погони тихими не бывают. Непременно нужны руководящие указания: «Ты, дядя Митяй, садись верхом на коренного. А ты, дядя Миняй, на пристяжную, ту, что с правой стороны. Накаливай, накаливай его! Пришпандорь кнутом!» Охотнички-догонялыцики обязательно будут взбадривать себя и других криками «ату его! Вот уж, кажись, совсем в руках был!».
Другое дело — обученный отряд. Но откуда ему взяться, обученному отряду? Из-под земли, что ли?
Именно. Кто их знает, навьгородцев, как они встречают возвращающихся с Луны? Пустят по следу подземных гончих — береги подошвы!
А травы кругом знатные. Негоже, что пропадают. Он вздохнул поглубже, не спеша — дыхание после бега успокоилось и вошло в гармонию с природой.
Он уловил запах тлена. Особого тлена. Так и есть. Из огня да в полымя. Фомин шагнул сквозь траву, о которой только что сокрушался, что не скосили ленивцы.
