ПРОЛОГ
«Друзья познаются в… еде!»
закон людоеда
Подле костра в сгущающихся сумерках стали появляться первые претенденты на звание воина. Все они уже прошли первый этап обучения и стали охотниками. На счету каждого был охотничий трофей и неважно, что не у всех он отвечал запросам племени, однако род признавал любого охотником, кто проливал кровь убиенной жертвы, будь то свирепое животное из числа хищников, являясь плотоядным или просто травоядным. Поскольку даже они в данном временном измерении не были миролюбивы и имели шипы, а порой…
Порой случалось так, что, казалось бы, безобидное на первый вид существо, оказывалось опаснее любого завзятого хищника. Отсюда и потери в племени. Род затухать и тут новая волна охотников. Молодняку не дали подрасти. Они уже справили своё совершеннолетие по обряду произведённого над ними старейшиной рода. И неважно, что едва научились держать оружие в руках, которое было тяжело для них в силу специфических особенностей военного и охотничьего искусства. И делалось из дерева или камня. Ума на то, дабы объединить их — не хватало. Зато злости и ярости сколь угодно много — хоть отбавляй.
Построение в племени было сродни пословицы: «Сила есть — ума не надо!»
А не дано.
Кто и задумывался о дальнейшей судьбе рода — старейшина. Ему это положено по статусу и оказанному почёту. Но и с него спрос велик. Того и гляди: сам ляжет в очередной костёр вместо жертвы, если её не добудут сегодня ночью его подопечные.
Подле кострища на пепелище собралось что-то около чёртовой дюжины «охотников», за коими наблюдали со стороны, не выступая из тьмы те, кто по праву мог называть себя ими и считаться воинами.
Эти дикари в полной мере оправдывали своё прозвище — головорезов. И руководил ими тот, кто в своё время нанёс смертельную рану монстру о бивнях двухметровой длины. А ещё в его трофеях числился саблезубый хищник. Череп хищной твари и украшал его голову, а шкура — тело, являясь накидкой, защищая от холода и нападок иных животных.
Сегодня он со своими варварами не охотился. Добычу принёс молодняк. Часть из общего «котла» принадлежала ему и его людям, иная — старейшине рода, а оставшаяся треть — остальным соплеменникам — всем вместе взятым.
Добыча была невелика, из-за чего великий воин-охотник скалился недовольно из тьмы, цыкая притворно языком. Его поддерживали иные охотники и воины, выказывая своё недовольство подрастающим поколением, неспособным явиться на данном этапе их заменой.
Смена подрастала удручающая. Однако старейшина рода на то и являлся им, чтобы тотчас припомнить человеку боя: тот и сам со своими нынешними вояками в юные годы отличился аналогичным образом при первой охоте и полном ночном светиле на залитом звёздами небосклоне.
Возражения не принимались. В отличие от воинов, старик хвалил молодых охотников, вознося за них мольбы к духам природы, стараясь засвидетельствовать перед ними своё почтение, дабы и они в свою очередь оказали достойное внимание его подопечным, готовых и далее каждое полное ночное светило подносить им щедрое жертвоприношение.
Он просил у духов огня и земли явиться на помощь к молодому воинствующему пополнению племени, и быть их верными спутниками. Тогда возможно они принесут им в жертву не животных, а людей. И это будет продолжаться не одну луну, как и их род, сумев вновь набрать ту силу и мощь, которая была присуща им ранее, а её попрали невиданные доселе твари.
Наконец по округе стали разноситься зловония палёной плоти. В пламени огня до состояния угля превращался самый аппетитный трофей, на который положил глаз человек боя, а старейшина рода в отместку ему за молодняк положил на него кое-что иное, отдав дань уважения духам, но не ему. Что не могло в дальнейшем сказаться на их взаимоотношениях, и в племени также возможно в ближайшее утро вспыхнут разногласия с новой силой.
А почему бы и нет? Ведь кто старейшина рода — старик — немощный изживший свой век мертвец, только и ждущий своего часа, когда кто-нибудь из сородичей скинет его с крутизны горы в погребальную яму, устроенную дикарями на дне ущелья.
Великий воин решил про себя: этот день настанет завтра — час пробил. Жертва была выбрана им и оглашена.
Все воины рядом уяснили: если они не получат сегодня знатной добычи в обнаруженном ими поселении чужаков, то так тому и быть — старейшина покинет их раз и навсегда…
— Айя-А-А… — возопил на всю округу человек боя.
— Эйя-А-А… — поддержали его воинствующие соплеменники, потрясая над всклокочено-косматыми головами увесистые и массивные дубинки.
Молодым охотникам надлежало присоединиться к ним. Старейшина рода пожелал им удачи, напутствуя быть смелыми и храбрыми, подобно отважным воинам рода. Надеялся, что они не посрамят старика, иначе он сам сиганёт вниз с обрыва или хуже того, избегая позора, кинется в костёр на пепелище в назидание своим злопыхателям и тем, кто по-прежнему беззаветно верил в него.
Он в последний раз вздел руки к небу, превознося мольбы полному диску ночного светила обещая выполнить всё то, что задумал, опять же призывая духов двух из четырёх стихий стать свидетелями его невероятно-благородного жертвоприношения. Если его судьба — принести себя в жертву, то племя должно быть щедро вознаграждено ими.
Примерно около двух с половиной десятков дикарей, потрясая дубинками и камнями, подались в набег на вновь возникшее поселение в долине, которую они считали священной родиной пращуров. Сегодня там никто не уцелеет в схватке с ними, а великий воин получит новые трофей, и главным будут рабы да новоявленные воины. Молодёжь познает кровь врага и, вырвав из нутра ливер, поймёт, в чём истинный вкус и смысл победы. Сегодня они будут упиваться кровью осквернителей, посмевших бросить
