сугубо по русской традиции. Зачем я пил вчера, когда сегодня и пристрелить-то некому. Да и у самого не поднимется не то что палец, но и 21-й…
— Вот и я Кислому говорю: на кой те бабы, хм… удаку?!.. — влепил не к месту и не ко времени Мак.
— А сам ничуть не лучше его, — напомнил Зуб.
— Я это к тому: всё должно быть в меру…
— Распущенности, — задал новый тон разговора Мих. Уж такой уродился, а с сарказмом на «ты». Хотя тот не любил, когда ему тыкали.
— Беккер!..
— А… — откликнулся Юра.
— Ты ещё здесь? — потерял смысл вопрос, заданный Саком вдогонку, но опоздавший по мысли произнесённой им вслух.
— Нет…
— Ушёл уже?! — озадаченно молвил Паштет.
— Мля… — осознал Мих: найти сегодня выход не удастся.
Бить окно не хотелось. Всё-таки стекло. И не его жалко, как и порезов не опасался. Это лишний повод оприходовать спирт. А то, что появились комары. Их писка просто не было слышно из-за воплей класуки.
— Мужики, а как долго она сможет орать? — предложил проверить Сак.
Что-что, а этого никто не желал выяснять.
— Уж лучше пристрелите меня! — заявил Паштет на ура. Он был единственным старожилом среди практикантов, прошедших в своё время «сверхсрочную» в отличие от них. Им удалось временно укрыться от армии и далее с успехом косить под геодезистов — студентов-учеников, а по жизни мучеников.
— Могу только прирезать… — напомнил Зуб про нож.
— Сначала из стены вытащи… — хихикнул Мих.
— А ты — топор… — ответил тот любезностью.
— Фигня, вот треногу-штатив! Эй, Паштет!
— Нет меня!
— Опять в консерве закупорился?
Напротив кое-что откупорил и… с придыханием повис немой вопрос. Все в комнате думали об одном и том же. Они услышали то, что им казалось наяву, а также хотелось с вожделением приложиться к горлышку и…
Последовали бульки. Паштет пустил слюни от удовольствия, а чуть ранее пузыри.
— Дай добить… — вырвалось разом из четырёх глоток.
А из даже пятой в коридоре:
— И мне!!!
Беккер кричал громче всех. На миг ему удалось заглушить Тушёнку, и не только, а ещё и четвёрку. Больше никто не обращал внимания на класуку, и то, кто её там пытался взять за задницу. А давно пора было, и наподдать ей, а то достала. И начала с утра пораньше — ни свет, ни заря.
— Так ей и надо! — едва не испортил идиллию Юга. Он же Юра Беккер.
— Да вы чё, мужики! Это ж вода, а не водка-А-А…
У Паши вырвали ёмкость из рук едва ли не с мясом, и… новый звон битого стекла оставил осадок у всей четвёрки. Кто-то принюхался, а кое-кто не обращая внимания на осколки, принялся вылизывать пол.
— Кому ещё добавки? — задал дальнейший тон Сак.
Похоже, что он решил не дожидаться, когда найдёт выход из барака, поэтому предпочёл сделать под себя или на тех, кто валялся рядом с ним вповалку.
— Только попробуй нагадить, и я навалю на тебя следующей ночью… — пообещал Зуб. А у него слова не расходились с делом. И всегда поступал как мужик: мужик сказал — мужик сделал.
— Тихо вы… — вдруг выдал Мих. — Т-ш-ш…
С буквой «С» явные проблемы. Хотя шепелявил не он один, да и то из-за того, что во рту пересохло так, как в самой жаркой пустыне на экваторе.
До него впервые долетели рёвы. И принадлежали не человеку.
— Слышите…
— Нет, он ещё и издевается! Ты заодно с класукой? — наехали на него соратники по несчастью.
— Сами! Неужели не слышите, как ревёт…
— Класука? Так она и есть! Как не назови, а и обозвать, не получиться! Этим всё и сказано! — стали зарождаться, а не только возникать… и мысли вслух, а не в одной черепной коробке у «собутыльников».
— Да я не про неё, а того, кто работает с ней дуплетом!
Словно насмехаясь над Михом, сокурсники заткнули уши, при этом стали злорадно скалиться. Зато он в отличие от них, резко протрезвел. Однако взгляд устремился мимо дверного проёма с какой-то тряпкой в качестве шкуры, и скользнул по стене в поисках соответствующего инструмента для выхода наружу из барака.
— Не то… — отрицательно качнул он головой при взгляде на нож. И топор ждало нечто подобное. А вот штатив-тренога…
За неё и ухватился.
— А ну навались!..
Закряхтел, силясь выдернуть.
— Да не на меня, а… А-а-а…
Михея придавило. Сначала сокурсниками, а затем штативом.
— Блин, «счастье» подвалило! А ну отвалили, нах… пока я вам сам…
Мог и вломить. Это знали все, как в случае с Зубом. Тем более что говорил чётко и трезво, а мыслил, что было немыслимо. И нынче казалось полной бессмыслицей. То, что касалось оказания помощи класуке. Возможно, собирался получить удовольствие от подглядывания за ней в отместку на крики воплями.
— Иди-иди… — продолжали улыбаться с нескрываемым ехидством сокурсники. — Вломи ей и… возвращайся рассказать о подвигах… Гера… какл!
— Ща кому-то и много раньше… — замахнулся Мих.
Удар последовал много раньше. И грохот тела у его ног.
— Беккер — сволочь! Вечно лезешь под руку!
Мих переступил через его тело на полу. И даже добивать не стал — ладонью по лицу. Так что «русскому» ещё повезло, что тот столкнулся с ним, а не Фашистом. Имелся и таковой в группе у них с какой-то там не то литовско-эстонской, не то эстонско-финской фамилией — и также ещё один чисто русский человек. А придурков навалом, точнее кагалом.
Наконец препятствие в виде двери
