Ловец ласточек
* * *
В небе над берегом ласточки кружатся,
Дивными песнями манят, зовут меня.
Только бы вслушаться, только бы вслушаться,
Чьи голоса те далёкие, смутные?
Снова и снова руками бессильными
Тщетно ловлю тебя — ты рассыпаешься
Сизыми крыльями, сизыми крыльями
Снова и снова, как дым, растворяешься.
Дикими песнями, птичьими криками
Полнится воздух, и мы уничтожены,
Белою пеной и бледными бликами
В волнах теряемся — кто же мы? кто же мы?
В стылой воде я тону, словно в олове,
Дальше и дальше от крутобережия.
Мечутся ласточки, кружат мне голову,
Кружат и путают — где же я? где же я?
Берег высокий ветрами источится;
Боль притупится, но горечь останется.
Что с нами было, и чем это кончится?
Ласточка, ласточка, чья ты посланница?
Тают, стираются воспоминания,
Не сохраняя ни лика, ни имени.
Ветер ласкает, как чьё-то дыхание,
Шепчет, баюкает: жди меня, жди меня.
Жди, когда берег высокий обрушится,
Память о нас обратив небылицами.
Жди, я вернусь, и мой призрак закружится
В небе над волнами сизыми птицами.
Янтарный город
Никогда прежде я не задумывалась о том, каким жестоким может быть время.
Ночь шагнула в сторону, и небо едва начало светлеть. Но стоило мне прикрыть глаза — и солнце уже заглянуло в комнату через потолочное окошко. Пыльный воздух выбелило. Не осталось больше тёплого полумрака, которым я хотела насладиться. Лицо горело под жарким лучом — стена холодила затылок и спину. Я смотрела вверх, на небо, пока в уголках глаз не собрались слёзы. Только так можно противостоять времени. Под пристальным взглядом оно замирает, дразнит, притворяясь пойманным. Но достаточно лишь на мгновение потерять его из виду, и оно прыгнет так далеко вперёд, что не догонишь.
Никогда прежде я не задумывалась о жестокости времени. По крайней мере, я не могла этого вспомнить.
Рука потянулась к потолку. Снова. Почему я сидела под этим ослепляющим светом? В памяти поднялась волна, и моя ладонь превратилась в крошечную детскую ладошку, а холодный пол — в мягкую колыбель. Яркий свет ласково грел кожу. Воспоминание насколько затёртое, что казалось сном.
— Марта?
Сладкое забытьё растаяло, точно пар. Я смахнула слёзы и повернула голову: на пороге комнаты стоял обеспокоенный Юлиан. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем я поняла, что он обращался ко мне.
— Ничего, что я такое имя выбрал? Решил, тебе пойдёт.
— Ничего. — Я повторила имя про себя, прислушиваясь. Оно звучало знакомо. — Так звали мою кошку.
— Можно выбрать что-нибудь другое, пока не поздно.
— Нет, мне нравится, — ответила я, пытаясь выдавить из себя радость, но не смогла улыбнуться.
Юлиан облегчённо выдохнул и подал мне руку, предлагая подняться с пола.
— Ну, поедем?
Пять дней назад я очутилась в Тьярне. Молодой мужчина по имени Юлиан нашёл меня без сознания на берегу реки и приютил. Я сочла это большим великодушием с его стороны, ведь он едва сводил концы с концами. И лишь потом поняла, что Юлиан вытянул счастливый билет.
Я оказалась странницей. Той, что пришла из другого мира. Посланницей бога, по мнению верующих. Неважно, чему ты посвятишь свою жизнь, — пока находишься в рамках закона, государство поддержит тебя и обеспечит всем необходимым. Тебе положено пособие, вдвое превышающее среднюю зарплату. Для тебя существует множество льгот и привилегий. Нужно всего-то подтвердить свой статус и пройти регистрацию. Получишь удостоверение — и можешь наслаждаться беззаботной жизнью до конца дней своих. Так мне сказали.
Проснувшись в этом мире, я не помнила, как пришла сюда и почему. Не помнила даже собственного имени. Внимательно рассмотрев своё отражение, я отвернулась от зеркала и сказала:
— Совершенно чужое лицо.
И правда, эти серо-голубые глаза и русые волосы могли принадлежать кому угодно. Болезненная бледность, потухший взгляд. До того жалкий вид, что вызывал отвращение. Меня будто закинуло в чужое тело. Но куда делся настоящий хозяин? Умер или просто устал?
— Рано или поздно ты обязательно всё вспомнишь, — успокаивал Юлиан.
В действительности я многое помнила. Семью, друзей и знакомых, свой дом и родной город. Множество эпизодов из прошлого, которые я время от времени прокручивала в голове. Только все они происходили как будто не со мной. Я не знала, что чувствовала, когда выпускалась из школы или отмечала последний день рождения. Не знала, как относилась к окружающим меня людям, кого любила, кого ненавидела. Тысячи раз они звали меня по имени, но мне почему-то не удавалось его расслышать. Как, помня всю свою жизнь, я могла не знать ничего о самой себе? Или эти воспоминания были не мои?
Вместе с личностью забылись и события последних недель. Чужой мир и его уклад, Королевство Тьярна и его законы — я должна была знать их до прихода сюда. А из-за потери памяти я открывала этот город и этот мир заново.
Это чем-то напоминало возвращение в детство. Когда в моей жизни ещё не появились компьютер и мобильный телефон и из развлечений были только книги и телевизор, когда меня обучали простым истинам мироустройства, пока что мне неизвестным, когда обо мне заботились, не оставляли надолго одну и всюду водили за руку.
За окном автомобиля мелькали невысокие ряды домов: разномастные, с выкрашенными в тёплые цвета стенами, они плотно жались друг к другу и сверкали на солнце медными шпилями. Люди на тротуарах выглядели беззаботными и радостными, как на празднике. По правде, ступая по брусчатке этих улочек и аккуратных скверов, сложно было не поддаться витающей здесь атмосфере бесконечного выходного.
Юлиан вяло крутил руль. В приоткрытое окно задувал ветерок и трепал его короткие кудри. Их причудливый цвет напоминал смешанный с пылью песок. Заметив мой взгляд, Юлиан улыбнулся:
— Волнуешься?
— Нет, — я мотнула головой. — А должна?
Юлиан пожал плечами:
— Меня походы к врачам всегда заставляют нервничать.
Я промолчала. Взгляд бродил по салону. Да, пожалуй, я волновалась. Но это волнение было погребено глубоко под ворохом самых разнообразных чувств, разбираться с которыми у меня тогда не было ни сил, ни желания.
— Не переживай, — мягко сказал Юлиан. — Всё будет хорошо.
Напряжение, жгутом стягивавшее мою голову, чуть ослабло. С Юлианом всегда так. Удивительно, как легко он умел успокоить одной простой фразой, одной лишь интонацией в голосе. Наверное, сказывался опыт работы с детьми.
Он говорил, что с сентября, как начнётся учебный год, ему придётся почти всё время проводить в школе. «А значит до конца августа мы решим все твои проблемы». Страшно представить, что произошло бы со мной за эти пять дней, не будь Юлиана рядом. И какую бы выгоду я для него ни представляла, хотелось верить, что он помогал мне от чистого сердца.
Автомобиль остановился. Мы вышли на жаркое солнце, и меня тут же бросило в пот. Воздух был недвижим. Лишь едва заметно дрожал над асфальтом.
Просторный холл клиники встретил нас прохладой каменных стен. Я глубоко вдохнула. Привычно пахло лекарствами и спиртом, но с потолка не светили синеватые медицинские лампы. Нет, как и во всей Тьярне, здесь правил янтарь, и холл был залит тёплым, точно солнечным, светом. Из-за этого несоответствия то немногое, что осталось от моего волнения, отступило. Я проследовала за Юлианом в кабинет.
Доктор, полный лысоватый мужчина средних лет, поприветствовал нас широкой улыбкой и был очень добродушен, хотя, возможно, только в моём присутствии.
