Глава 6
После обеда стали собирать стирку. Пока Морна складывала в большой котел грязные тряпки, Вера раздирала пряди волос редким деревянным гребнем. Гребень, надо сказать, тоже чистотой не отличался.
Дотащили котел до водопада. Буквально в двух шагах от воды – старое кострище. Вернулись к дому.
– Вот тута, под навесом всегда дрова лежат. Набирай, давай, а я мыльнянки нарву.
– Мыльнянка – это что?
– Дак вот же, – Морна обвела кусты изгороди. – С ее листьев отвар сделаем, им мыться будешь. И стирать им жа.
– А чистое для меня есть?
– В сундуке твоем.
– Покажи, пожалуйста.
– Ой, беда-беда... Чисто дитя малое... Ну, пойдем в дом-та.
– Во-та, смотри. Твой сундук, у тебя и стоит, – Морна тыкала пальцем в тот сундук, где при первом пробуждении Вера нашла грязное тряпьё.
Недоумевая, как в эти вонючие тряпки можно переодеться, и в чем тогда смысл переодевания, Вера открыла сундук. Ловкие руки Морны выкинули на пол тряпки, под ними был тонкий щит с ручкой, хоть и деревянный, но хорошо обработанный, гладкий, без шероховатостей. Схватив за ручку Морна вынула щиток и подняла верхний слой зеленоватой ткани. Там, в сундуке, первое, что увидела Вера – было зеркало. Довольно большое, с альбомный лист. В красивой резной деревянной рамке.
– Пошла я, не буду ждать. Ты пока выбери себе, чо одеть. Да давай грязное захвачу. Да поставлю ужо воду греться. А ты, как одёжу выберешь, подходи, чай, не заблудишься.
Подобрав с пола тряпки, Морна вышла, а Вера достала зеркало. Стеклянное. Чистое, чуть золотистым отливает. Несколько темных пятнышек есть по краям. Вера такое видела на старинных зеркалах. Там, где амальгама попорчена. Но уже хорошо, что здесь такие делают.
Вера рассматривала свое лицо с жадностью и понятным волнением.
Ну, что сказать...
Не уродина, совсем нет. Может и не красотка гламурная, но вполне симпатичное лицо. Черты не крупные, нос аккуратный. Хорошая чистая кожа. Грязная, конечно, но чистая в том смысле, что ни прыщей, ни рябин, ни шрамов. Матовая, чуть загорелая. Рот крупноват, но красивого рисунка, сочный. Глаза хороши – ярко-зеленые, с янтарным отливом кошачьим, ресницы чёрные, длинные. И разрез глаз – кошачий. Вот брови подкачали – слишком широкие и почти сросшиеся. Ну, да это-то вполне поправимо. Волосы чёрные. Не цыганские, конечно, без синеватого отлива, но хороший густой цвет. А вот структура – очень непривычная. Не гладкие, но и не кудрявые. Мелкой-мелкой волной идут. Такие пушатся очень сильно и даже если редкие – в укладке выглядят пышно. Но ей на густоту жаловаться грех. Роскошные волосы.
– А ведь мне повезло несказанно... И относится это не только ко внешности. Ни тебе больных суставов и ноющего старого перелома, ни тебе морщин и слепоты. И вся жизнь еще впереди. С ума сойти можно от таких перспектив. И даже с именем повезло. Ели-и-ина-а-а, – нараспев проговорила она.– Красивое какое! Прямо песня, а не имя. Одна беда – крестьянка. Тут, похоже, во всю средневековье цветет. А крестьяне – самые бесправные, ниже только нищие и бродяги. Но какие это всё мелочи. Самое главное – я молода и здорова.
Покрутив головой, Вера увидала вбитый в стену гвоздь. Аккурат под светящейся доской. Вот туда она зеркало и повесила.
В сундуке она нашла кожаные тапки. Не бог весть какая красота, но всё лучше, чем босиком. И так натоптыши есть, нужно распарить и удалить. Стопкой уложены длинные туники. Вышивки на них были сделаны умелой рукой. Уж в этом-то Вера разбиралась. Раньше и она не хуже делала. Гладь ровная, цвета все нежные, пудровые, пастельные и подобраны удачно, рисунки сказочно красивы. И изнанка аккуратная, нитки не торчат, узелки спрятаны. Были еще простыни или какие-то куски ткани, но Вера не стала задерживаться. Прихватив единственный хлопковый отрез ткани, тапки и чистую тунику, она побежала к водопаду.
– Да ты, Елька, совсем ума лишилась? – встретила её Морна. – Да где это видано – брачную простынь на утирку брать? Это же после свадьбы с мужем на ней спать будешь. Подай сюда, дурища, сама схожу, принесу, что потребно. Дров, вон, подкинь. И тапки давай отнесу, чай, не ристократка, босиком походишь.
– Нет, Морна. Простыню забирай, мне все равно, чем вытираться, лишь бы чистое было, а тапки я носить буду. Я, может, и не аристократка, но простыну не хуже любой барыни, если по холодной земле босиком бегать.
– Да это приданое твоё!
– Ну и что? Если я от простуды помру сейчас – оно мне без надобности будет.
– Ну смотри, девка. Сама решай. Но положено в приданное сапоги и двое туфлей – столько у тебя и будет. Со свекрухой и мужем сама будешь потом объясняться. И меня не позорь потом. Я все что положено тебе справлю, а уж как распорядится – сама решай.
Забрав простынь она ушла к дому.
Вера подкинула в костерок под котлом дровишек и отошла к воде.
Морна вернулась скоро, принесла кусок чистой ветхой ткани – вытираться. И вроде как мялась. То посмотрит на Веру, то отвернется. Губами мнет, думает. Молчит, а сама все искоса посматривает.
– Да что случилось-то, Морна? Я же вижу... Говори уже.
– Зеркало там...
