Та уже не спала. Похоже, что и не засыпала, а просто притворялась от неловкости. Слишком быстро она проснулась, вскочила и кинулась одеваться.
Я подхватил коробку с вещдочной бутылкой водки, попробовал натянуть штаны, но с коробушкой в руках никак не получалось. Плюнул, положил ее на пол, быстро оделся. Света уже тянула меня за руку прочь из домика. Я еле успел подхватить коробку, внутри которой трепыхалась бутыль. Билась о стенки и пыталась выскочить. Вот дурочка, сгинешь же. Только о стенки так не бейся! Пальчики на себе сохрани.
Мы выскочили на улицу. Ночь рассыпала звезды над мирным дачным поселком, посреди которого полыхал хищным пламенем несчастный домишко Дубова. Ненадолго пережил хозяина. Жаль.
То, что строение скоро сгинет — сомнений нет. Вся боковая стена полыхает. Вон как голодное пламя с треском и шипением лижет сухие доски и уже подбирается к крыше.
— Нас подожгли? — Света так и держала мою руку.
— Похоже на то, — процедил я, вглядываясь в темноту, но ни одной двуногой “крысы” поблизости не видно. — Стена облита горючей смесью. Судя по очагу возгорания — полыхнула сразу и на большой площади.
— Домик облили бензином? Это хочешь сказать? — Света сжала мои пальцы до хруста, я расцепил ее руку и прижал девушку к себе, будто пытаясь согреть.
Хотя очень скоро от жара с нас полился пот.
— Или чем-то подобным, – как мог спокойно ответил я.
— Нас хотели убить?
— Надеюсь, что нет, иначе бы дверь подперли снаружи. Скорее всего, поджигатель не знал, что в доме люди…
— Но кто это может быть? Кому надо сжигать полузаброшенную дачу. Я ничего не понимаю.
— Если мы это выясним, возможно, мы раскроем и убийство Дубова…
— Караул! Горим! — блажил дед Семен, он, оказывается, несся к нам с деревянной шайкой, болтая трусами-парашютами как колоколом на тонких ногах.
— Чего встали? — прокричал он, пробегая мимо нас. — За водой давайте!
Бесстрашный огнеборец в экипировке из майки-алкоголички и седой поросли на груди уже почти добежал до огня, как вдруг неожиданно споткнулся и, теряя тапки, с криками, обращенными к каким-то непутевым девкам и к их матерям, зарюхался мордой в лебеду, опрокинув на себя лохань.
Мы со Светой кинулись к нему и помогли подняться.
— Едрить меня в дышло! — выдохнул дед. — Скорее в баню, там еще вода есть.
— Ага, — кивнул я. — Сколько? Два ковша да два таза? Дом не спасти, поверь мне, Семен. Я много пожаров видел.
Мне действительно в прошлой жизни частенько приходилось выезжать по дежурным суткам на еще дымящиеся пепелища с неопознанными трупами. Всякого насмотрелся. Опознать таких найденышей трудно. Конечности, как правило, сгорают дотла. Голова наполовину, превращаясь в уголек. По таким останкам до появления ДНК-экспертизы вообще было невозможно установить личность. Все основывалось на предположениях и опросах родственников и соседей. И потому после похорон случались казусы. Какой-нибудь гражданин, бывало, спустя через несколько дней после пожара возвращался домой после затяжной рыбалки, а соседи от него бежали как от черта. Потом он узнавал, что похоронен уже третий день как, и не один, а вместе с супругой, в объятиях которой его и нашли сгоревшим. Мы, естественно, после такого открытия проверяем список без вести пропавших – и, конечно, находим заявление об исчезновении какого-нибудь Иванова Ивана Ивановича, что состоял в служебной связи (хотя, теперь получается, не только в служебной) с его покойной женой. С одной стороны, повезло мужику, что на рыбалке был, а с другой, его самого пожалеть хочется…
Тем временем поселок ожил. Из домов повыскакивал народ в простынно-белых одеждах. Все, конечно, с ведрами и с тазами. К нам кинулись, но толку уже мало. Полыхал домик пламенем таким, что на несколько шагов не подойти.
— Ой, беда! Беда! — причитал Семен. — А ты что такой спокойный? — вдруг старик с подозрением уставился он на меня. — Будто сам подпалил?
— Ну да, сам бензин у себя слил, сам хату подпалил… А спокойный я, потому что уже ничего не вернешь. Строение не спасти. И голова у меня другим занята — как гада этого найти. Наверняка он даже может быть среди всех этих людей. Пришел, для виду побегал, посуетился. Плеснул пару раз из чайной ложки и стоит злорадствует.
— Какого гада? – не понял дубовский сосед.
— Ну, не от кары же небесной заполыхало? Кто-то руку приложил, – веско пояснил я.
— Да ты что, Андрей? — хлопнул себя по голым ляжкам дед. — Думаешь, кто-то из наших? — Семен с тревогой обвел взглядом суетившийся возле нас разношерстный люд в калошах, сапогах, а то просто босопятых.
— Нет, блин, из Парижу примчались дачку жечь.
— Тогда внимательнее смотри, Андрюша. Внимательнее… Излови ирода.
— Да, смотрю я, Семен, аж в глазах слезится. Хотя его, может, и нет здесь…
— Все-таки из Парижу, значит?
— Нет, из Новоульяновска, например… Но я это выясню. Обещаю. Сегодняшний пожар — этому подтверждение. Можешь все дачникам так и сказать, что, дескать, милиция уже на след напала.
Пожар — дело страшное, но сосед уже явно начал получать удовольствие от того, что оказался в самом эпицентре такого события.
— Скажу, я обязательно скажу. — Семен умчался вздыхать и причитать к соседней группе огнеборцев, раз больше ничего не поделаешь.
Телефонов, чтобы вызвать пожарных, в дачном поселке не было.
— Зачем ты это сказал Семену? — нахмурилась Света. — Что мы на след напали? Преступник может залечь на дно.
— Что-то мне подсказывает, что он, наоборот, дров наломает с перепугу. Если, конечно, Семен пустит нужные слухи – и они до него дойдут.
— В том, что пустит, — кивнула Света, — нисколько не сомневаюсь. А вот что дойдут…
— Попытка не пытка, нам пока только ждать остается.
Домик героически догорал еще несколько часов. Мы были заняты тем, что для предосторожности раскурочили ближайшие пролеты заборов и оттащили подальше, чтобы огонь не перекинулся на соседние домишки, а мирно увяз в лебеде и глине с навозом.
Утром, наконец, приехал дачный автобус и увез нас в город. Я сделал сообщение в дежурку о поджоге, проконтролировал, чтобы его зарегистрировали, тогда точно группу направят. Пусть-ка местные порасследуют. Пока поджог мы всё равно не можем связать с убийством.
Потом быстро отловил Погодина. Он взял служебку, и мы вернулись в дачный поселок с канистрой бензина. Я всю дорогу ерзал на чуть продавленном сиденье. Надеюсь, мою ласточку не сожгли, пока меня не было, и колеса не стырили. Но опасения оказались напрасны. Егорка сдержал слово. Все сделал на совесть, и даже помыл машину из лейки.
— Спасибо тебе, Егор, — я протянул ему руку.
Тот аккуратно ее пожал, будто хрустальную:
— Гражданин начальник, мы в расчете? Заявления на меня писать не будете?
— Не буду, только ты бы в город лучше перебирался. На работу бы устроился.
— Да я и так скоро в город, — махнул лапищей здоровяк. — Надоело кочаны да лопаты тырить… Там хоть развернуться можно.
— Э-э… Ты смотри, я тебе развернусь.
— Да я не в плане воровства, гражданин начальник. Я ж про работу.
— А-а… Ну это другое дело. Только когда пойдешь устраиваться, побрейся и перегар петрушкой зажуй. А лучше вообще завязывай с выпивкой.
— Это можно, — кивнул Егорка, – петрушки здесь полно…
***
— Предлагаю возбудить дело о покушении на сотрудников милиции! — громыхал Горохов. — Совсем охренели! Среди бела дня!
— Ночью это было, Никита Егорович, — пытался я урезонить праведный гнев шефа.
— Да какая разница? Я бы их всех!
Бам! Карандашница на столе следователя подпрыгнула от удара кулака. Бам! От второго — вжалась в угол, грозя свалиться на пол.
— Никита Егорович, — продолжал увещевать я Горохова. — Скорее всего, поджог не связан с покушением на наши жизни.
