Я встал со стула, собираясь для пущего эффекта забраться на него с ногами. Потом решил не пачкать мебель, пнул стоящее рядом ведро, перевернул и встал на него. Настало время произнести перед моими новыми сотрудниками мотивирующую речь.
— Ефим! Дмитрий! Василий! — я поочередно оглядел мужиков. — Вы знаете, кто вы такие? Кто МЫ такие?
— Не знаем, Ваше сиятельство. Прошлый барин говорил, что дармоеды.
— Забудьте о прошлом барине. Мы — типография, дорогие мои друзья. Мы — труженики пера и печатной машинки, что денно и нощно сидят за печатным станком. Мы — те, кто дает людям информацию, кто все время в курсе последних событий, кто первыми рассказывает все новости. Те, кого должны читать и покупать. А для этого нам нужны интересные новости, понимаете, интересные! Новости, чтобы узнать которые, горожане выстроятся к нам в очередь. Вы меня понимаете?
Все трое дружно кивнули. По лицам я видел, что нет, не понимают.
— Деревни, посев, урожай, все это скучно! Да, может быть, важно, но скучно. На этом мы не озолотимся. Слушайте и запоминайте, как надо делать новости! Нужно событие. Нужен заголовок, посмотрев на который, люди бросятся скупать наш журнал. Я вам сейчас продемонстрирую. — Я спрыгнул с ведра, уселся за стол и стал быстро строчить пером по бумаге. — Вот например… Например…
— Генномодифицированный турнепс напал на собственного хозяина. Подробности в следующем выпуске, — заглянул мне через плечо Игорь. — Я даже не буду спрашивать, о чем здесь речь.
— Ваше Сиятельство, — Ефим Иваныч смотрел на меня так, как будто я своими речами пытаюсь вызвать дьявола. — А что такое геннамацицицированный?
Я понял, что несколько переборщил с новаторством.
— Ладно, возможно, не настолько интересные новости. Но название надо поменять. Особенности выращивания турнепса где-то там нам точно читателей не привлекут.
— Да на что ж поменять? — удивился Ефим. — Всю жизнь такое название было, и ничего.
— Вот именно, что ничего. Нужно что-то более лаконичное.
— «Полный турнепс»? — предложил Игорь.
Я помотал головой.
— Тогда «Турнепс для всех».
— О, это уже лучше. Со следующего же номера название сменить.
— Да как же так? — расстроился Ефим. — Всегда ж оно было, и вдруг…
— Надо идти в ногу со временем, — отрезал я. — И сделайте колонку про эксклюзивные заграничные сорта турнепса.
— Зачем заграничные, когда у нас своих полно? — удивился Ефим Иваныч.
— Потому что, когда к названию любого товара прибавляешь слово «заграничный», он тут же становится в три раза интереснее.
Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
— Нам нужен кто-то, кто будет придумывать темы для статей и сочинять заголовки. Не вы, потому что, уж извините, вы для этого не годитесь, и не я, поскольку меня иногда заносит. К тому же, я слишком занят. Нам нужен… нужен креативный директор.
— Я могу, — тут же вызвался Ефим. — Хотя я и, Ваше Сиятельство, не знаю, что это такое. Но вы ж мне объясните.
Я оглядел Ефима, в котором креативной была разве что дырка на штанах. И то, подозреваю, потому, что ее проделал не сам Ефим, а какой-нибудь гвоздь.
— Ты и так очень занят, думаю, не стоит нагружать тебя такой ерундой, — дипломатично ответил я. — Тебе я доверяю исключительно важную работу.
Надо найти кого-нибудь в это царство овощей, кто способен писать нормальные статьи. И найти желательно сейчас же, потому что впереди у меня новое поручение от Романова, потом свадьба, мне явно будет не до журнала. Но где, где?
— И художник, — дополнил я. — Статьи с картинками всегда продаются лучше. Тем более, в деревнях половина народу и читать-то не умеет. Художник у нас есть?
— Был. — Ефим смущенно пожал плечами. — Под лошадь попал, а нового искать не стали, все равно рисовать нечего.
Я вздохнул. Можно было ожидать.
— Итак, у нас две проблемы. Человек, который будет сочинять новости, и художник.
Решив, что на свежем воздухе лучше думается, я вышел на крыльцо. Игорь, которому пребывание в здании типографии явно надоело, последовал за мной, Ефим увязался следом. Кажется, главный редактор все еще пытался сгенерировать какую-нибудь идею.
— Что, опять?
Я оглядел бывшую чистой перед тем, как мы зашли в здание, стену. Ее украшало новое художество.
Ефим посмотрел туда же и густо покраснел.
— Ах он паршивец! Хулиган местный, Ваше Сиятельство. Спасу нет, вечно все стены поганит. Месяц уже поймать не можем.
Я оглядел очередной шедевр неведомого мастера.
— Какие анатомические подробности. Точнее, их отсутствие. Нет, я понимаю, бывают большие экземпляры, но не настолько же. Он тут прям как…
— Как победитель конкурса «Морковка года», — подсказал Ефим. — Проводят такой во Владимирском княжестве. Уж мы про него писали каждый год, и фотографии делали, людей даже отправляли специально, чтоб своими глазами посмотрели. А потом барин все, закрыл журнал морковный. Где ж люди теперь про конкурс прочитают?
— Да это уже не морковка, а скорее целый кабачок. И как он только не перевешивает. У того, кто это рисует, явно какие-то комплексы. А это еще что такое?
Я так увлёкся экзерсисами загадочного художника, что не заметил расположенный прямо под ними стишок. Впрочем, стишок тоже от темы не отходил.
— Фу, как грубо. И вот этот вот пассаж про огурец.
— Куда-куда его вставили? — заинтересовался Игорь.
— Тебе нельзя такое читать, ты же у нас ратовал за приличное общество. Хотя хочу заметить, что с рифмой здесь уже лучше. Но кто здесь имеется в виду, не могу понять.
— Да вот же, читай дальше. Тут опять про некоего господина и женщину-оборотня.
Я прочитал. Действительно, наша стена возмутительно подрывала государственные устои.
— Ого, да у него не только комплексы, но и ярко выраженные суицидальные наклонности, — умилился я.
— Барин. — Ефим, тоже прочитавший шедевр, аж заикаться начал. — Да как же можно. Да ежели кто увидит, мы ж под суд пойдем! Это же ужасно! Подождите, сейчас я за тряпкой сбегаю.
— Ужасно, — оценил я. — Но не могу не признать, что нарисовано талантливо. А этот неведомый вандал часто сюда заходит?
— Да постоянно, — пожаловался Ефим. — Утром придешь — уже новое непотребство. Сотрешь, вечером домой соберешься, на улицу выйдешь, а там опять, спасу от него нет.
— Это хорошо, — улыбнулся я. — Пожалуй, я его тут подожду. Хочу, так сказать, проучить паршивца лично.
Ждать пришлось не слишком долго. Когда время подошло к обеду (которого в типографии у нас, само собой, не было), я заметил за окном какое-то движение.
Чумазый паренек осторожно подошел к печатному дому и огляделся по сторонам. С минуту постоял и, убедившись, что все чисто, быстро достал из-за пазухи кусок угля и принялся разрисовывать стену.
Я на цыпочках подошел к двери, которая была предусмотрительно приоткрыта. Понаблюдал немного за тем, как на нашей стене появляется очередной обладатель исполинского достоинства, а затем резко выскочил и схватил паршивца за ухо.
— Ай, больно! — тут же заныл тот.
— Мне тоже больно. У меня душа болит, когда поганят стены моей собственности. — Я кивнул на незаконченный шедевр. — А ну пошли внутрь.
Схватив мальчишку еще и за руку, чтобы не удрал, я втащил его в здание типографии и захлопнул дверь. Ефим, увидев его, только что от радости не запрыгал.
— Попался, скотиненок мелкий! А ну сымай портки, я тебе сейчас ремня всыплю. Будешь знать, как стены поганить.
— Да ладно, Ефим, не трогай его. — Я остановил праведный гнев редактора, который и правда принялся вынимать из штанов ремень. — И так в тюрьме получит по первое число.
— В тюрьме? — Глаза паренька стали круглыми, как блюдца. — Да за что ж в тюрьму-то⁈
— Как за что? — удивился я. — За оскорбление Его Величества и порчу чужого имущества. Да за то, что ты там про нашего самодержца понаписал, тебя вообще в петлю засунут.
На мгновение в глазах мальца отразился страх, а потом он плотно сжал губы.
