— Ну и пусть. Я готов погибнуть за идею!
— А в чем идея-то? — осведомился я. — В разрисовывании стен человечками с большими баклажанами?
— Император Романов — тиран и деспот, и люди должны об этом узнать. Пусть я погибну, но погибну ради блага народа!
— Чем тебе Император не угодил? Вполне приятный человек, — удивился я. — Не всегда, правда. Ладно, даже не часто. Зато он искренне любит своих рыбок.
— Он деспот и тиран, — упрямо повторил малец, очевидно, на случай, если с первого раза я не понял. — Да здравствует демократия!
— А ну не ругайся в печатном доме, паршивец! — возмутился главный редактор. — Где ж ты таких слов набрался? Рот бы тебе прополоскать!
— Все в порядке, демократия — нормальное слово, — успокоил я Ефима.
— А я уж подумал, какая болезнь срамная. Звучит похоже.
Я усадил мальчишку на стул.
— Тебя как звать-то хоть?
— Радомир.
— И давно ты, Радомир, эти картинки рисуешь? Выходит неплохо.
— С детства, — признался тот. — Всегда любил намалевать что-нибудь. И присочинить тоже любил. — Пойманный вандал помедлил. — А вы меня правда в тюрьму посадите?
— Зависит от тебя. Можешь пойти в камеру, а можешь — ко мне на работу. Будешь нашим художником.
— На работу? — удивился тот. — А зачем я вам, барин?
Я тяжело вздохнул.
— Видишь ли, у нас есть журнал. Который по каким-то неведомым причинам никто не покупает. И нам очень нужно повысить интерес к нему среди местного населения. А потому нам нужен тот, кто будет рисовать красивые картинки.
— Так это ж вам не только художник нужен, — рассудительно заметил Радомир. — Вам надо писать про что-нибудь эдакое. Что убили кого-то, или барышня знатная оскандалилась, или из-за моря что интересного привезли. И приврать еще при этом для красного словца, но так, что вы будто бы и не приврали. Как будто правду сказали, но такими словами, за которыми той правды и не видно. У меня у друга раньше тетка в газете работает, он мне рассказывал.
Я внимательно посмотрел на Радомира.
— А ты соображаешь. Вот что, будешь нашим художником и креативщиком.
— Кем? — удивился Радомир.
— Это уж точно слово неприличное, — пробормотал Ефим себе под нос.
— Тем, кто сочиняет всякое разное, — пояснил я. — Нам надо писать интересные статьи. Заодно сам же их и проиллюстрируешь.
Мальчишка повеселел.
— Только не так, как ты обычно делаешь, — предупредил я, мысленно прикинув, как можно изобразить турнепс в непотребном виде, и не обнаружив опасности.
— А про что сочинять-то?
— Про турнепс.
— Про что? — спросил ошарашенный таким поворотом Радомир.
— Про турнепс.
— Про что⁈
— Знаешь, каждый великий журналист с чего-то начинал.
— Да я ж про турнепс ничего не знаю. Я даже не знаю, что это!
— Репа такая, — объяснил я. — Значит, придется узнать. Назначаешься нашим начальником креативного отдела. Правда, пока отдел состоит только из одного тебя. Картинок похабных не рисовать, стишков про Его Величество не сочинять, в остальном тебе дается полная свобода. Решай: либо турнепс, либо тюрьма.
Радомир ошалело смотрел на меня. По лицу было видно, что он всерьез задумался над выбором.
— А платить будут? — наконец выдавил мальчишка.
— Первое время немного. Потом, если будешь хорошо работать, повышу жалованье.
— Это что ж, его и в журнал нанимать? — возмутился Ефим. — Как можно! Это ж шпана уличная.
— Зато у этой шпаны есть воображение. Хоть какое-то, — резонно возразил я. — Ну так как, Радомир, ты согласен?
Тот кивнул.
— Отлично. Игорь, после моего отъезда остаешься здесь за главного. Навещай периодически печатный дом, следи за процессом. И за тем, чтобы новый креативный директор не слишком креативил. — Я покосился на мальчишку.
Некромант смерил меня хмурым взглядом.
— По-твоему, у меня мало дел в усадьбе? Таскаться сюда полтора часа в одну сторону мне как-то не улыбается.
— Ну так не каждый же день, — резонно возразил я. — Возьми какого-нибудь себе в помощники. Тут мне пришла в голову гениальная идея. — Припаши Дарью, в конце концов, это же ее папаша наградил нас сим подарком.
Аристократические черты лица Игоря приняли выражение человека, приговоренного к смертной казни. Работать вместе с моей хоть и умной, но взбалмошной невестой ему явно не улыбалось.
— И ответственной за результат тоже назначим ее, — невинно уточнил я. — В конце концов, это же ее папаша. И, если моя благоверная не справится с таким плевым делом, как придание журналу про турнепс всеимперской популярности, наложу санкции, как глава Рода. Будет Лазаря выгуливать.
Игорь хмыкнул. Перспектива ему явно понравилась.
— Ты же говорил, главным тут буду я.
— Ну так все правильно. Ты главным, а она ответственной. По-моему, прекрасное распределение обязанностей.
— В общем, так. — Я снова повернулся к своим немногочисленным сотрудникам. — С завтрашнего дня вы подчиняетесь лично Игорю Лазареву и Дарье Турчаниновой, ее вы наверняка знаете. Они будут к вам периодически приезжать, а я осуществлять общее руководство по мобису. Отныне мы начинаем делать новости. Новости, понимаете? Интересные новости, а не про деревню Нижняя Кучка.
— Нормальная деревня, я в ней родился, — пробурчал себе под нос один из братьев Мартыновых.
Я вздохнул, смиряясь с тем, что Нижняя Кучка пользуется здесь удивительной популярностью.
— Ладно, будем писать и про Кучку тоже, но интересно. Нам нужно привлечь читательскую аудиторию. Любой ценой. Особенно я рассчитываю на Радомира. — Я кивнул мальчишке. — Фантазия у тебя, как я успел заметить, весьма богатая. Будешь рисовать картинки, придумывать заголовки и в целом генерировать идеи.
Я оглядел свою братию. Мальчишка чему-то хитро улыбался, очевидно, пытался придумать, как нарисовать турнепс в виде любимого им органа. Ефим вытянулся по стойке смирно и смотрел на меня преданными, хоть и ничего не понимающими глазами. Братья Мартыновы синхронно ковыряли пол носком сапога.
Что ж, могло быть и хуже. Наш турнепс еще разойдется по всей Империи.
Глава 5
Вернулись в усадьбу мы под вечер. Поболтав немного с женой и невестой и поужинав, я направился к себе в покои. Сейчас, конечно, еще не ночь, но два дня в печатном доме изрядно меня вымотали. Пойду спать.
У дверей моих комнат, переминаясь с ноги на ногу, ждал кто-то из слуг. Завидев меня, он открыл было рот, собираясь что-то сказать, потом смутился и промолчал. В голове рослого плечистого мужика явно шел мыслительный процесс. Выражался он простой фразой: если сейчас потревожить барина, прибьет он али нет?
— Ты меня ждешь? — Я подошел к слуге. Не помню, как его зовут, но, кажется, он работает на кухне. Тот радостно поднял на меня глаза.
— Вас, Ваше Сиятельство. Боялся идти, но вы ж у нас барин добрый. Просьба у меня к вам будет, вы только не обессудьте.
— Говори, — разрешил я. — Что у тебя случилось?
Детина замялся.
— Голубь ваш курлычет у себя на чердаке, сил нет. Я прям под ним сплю. С вечера как начнет, так до утра и не успокоится. Иногда такое ощущение, что их там целая стая. Всю ночь не спал вчера. Вот и сейчас слышал, уже начали. Вы б сходили, посмотрели, что он там делает. А то я ж так работать не смогу. Да и другие жалуются, только сказать боятся.
— Каладрий? — удивился я.
— Какой-какой дрий? — переспросил слуга.
— Неважно. Ладно, схожу проведаю его, сегодня будешь спать спокойно.
Слуга просиял и тут же удалился. Я вздохнул и поплёлся на чердак. Чем там занимается этот негодник?
Бодрое курлыканье я услышал еще на лестнице. Каладрий восседал на потолочной балке, выпятив грудь, и что-то вещал. Причем, похоже, на голубином языке, поскольку слов я не понимал.
Я кашлянул.
— Каладрий, это что за музыкальные эксперименты? На тебя жалуются.
Голубь даже не повернул головы.
— Отстань, я занят. Приходи позже.
