– Стоп! Врача на ринг!
Позняк даже не стал отсчитывать нокдаун, наверное, ему, как опытному боксёру, сразу всё стало ясно. Я для проформы отправился в нейтральный угол, откуда глядел, как Володю приводили в чувство. Спортивная злость уже сошла на нет, сейчас я искренне переживал за состояние здоровья недавнего оппонента. К счастью, всё обошлось. Не прошло и минуты, как оренбуржец уже стоял на своих двоих, хоть и не очень уверенно, дёргая головой, когда врач подносил к его носу пузырёк с нашатырным спиртом. Далее в нос ему были засунуты ватные шарики, чтобы остановить кровотечение, после чего Виктор Петрович занялся моей губой.
– Немедленно ехать в травмпункт, пусть зашивают, – говорил он, снова прикладывая к ране смоченную в перекиси водорода ватку. – А говорили, будете беречься. Видел я, какое вы с соперником на пару с соперником побоище устроили. Вон ещё и гематома под глазом наливается, в раздевалке лёд приложите.
– Обещаю, после церемонии награждения еду зашиваться, – кое‑как пролепетал я, почти не открывая рта.
Награждение победители и призёров (проигравшим в полуфинале ради этой церемонии пришлось остаться на лишние пару дней) проводил президент всесоюзной Федерации бокса Георгий Свиридов.
– Да, ребята, здорово вы покромсали друг друга, – осуждающе покачал он головой, разглядывая наши физиономии. – Словно профессионалы какие‑нибудь. А ведь советский бокс – он интеллигентный, игровой.
Чернышёв виновато улыбнулся, а я, не сдержавшись, ляпнул:
– Так ведь победителей не судят, Георгий Иванович.
Тот даже опешил. Потом хмыкнул:
– Покровский, я смотрю, ты молодой, да наглый. Нагибайся уже, медаль буду вешать.
– По‑кров‑ский! По‑кров‑ский! – кричал в этот момент с трибуны неугомонный Антипов.
Он потом поджидал меня на выходе из спорткомплекса.
– Ух ты, вот тебе досталось, – посочувствовал Антипов.
– Это бокс, главное, что я снова чемпион. А ты неплохо за меня болел, – я изобразил подобие улыбки. – И знаешь что… Ты неплохой парень, прошу, не связывайся с криминалом. Женись, воспитывай своих детей, работай, можешь подать заявлению в партию – уверен, ты сможешь получить партбилет. Только не связывайся с криминалом.
И оставив Сергея удивлённо таращиться мне вслед, я двинулся прочь в сопровождении не менее удивлённого Лукича.
В травмпункте на распухшую губу мне наложили пять швов, велели, как и Виктор Петрович, поменьше открывать рот. А швы мне снимут в поликлинике по месту жительства уже в Свердловске, только нужно, чтобы я сразу по возвращении записался на приём к хирургу, а тот уже будет контролировать состояние моего здоровья.
Подходя к дому, увидел на нашем заборе надпись белой краской: «Полина – ты мой кумир!» Вот те раз, откуда эти долбаные поклонники её адрес узнали? Ну всё, конец спокойной жизни…
Дома я оказался раньше Полины, та вернулась из филармонии только в десятом часу вечера. Увидев меня, расцвела, кинулась ко мне:
– Женька, ну у тебя и губа! – сказала она, осторожной целуя меня в больное место
– А ты думала, легко золотые медали достаются?
Я непроизвольно начал было растягивать рот в улыбке, но опухшая губа тут же дала о себе знать короткой вспышкой боли, и я поморщился.
– Ты снова победил?! Ах ты мой чемпион! За это тебя ждёт награда.
– Хочу получить её прямо сейчас!
И в следующий час окружающий мир перестал для нас существовать. А когда мы, взмокшие и уставшие, лежали в постели, она сказала:
– А у нас в «Свердловчанке» новая программа готовится. Думаешь, почему я так поздно пришла? Потому что репетируем каждый день чуть не до ночи. Но из старого репертуара твои песни всё равно берём, публика их на каждом концерте требует.
– Может, вам подкинуть какой‑нибудь новый шлягер?
– А что, у тебя есть?
В её глазах загорелся огонёк надежды. Вот же, блин, теперь с меня не слезет.
– А давай мой успех в ресторане отметим, – предложил я. – У тебя когда ожидается свободный вечер?
– В это воскресенье нам выходной дают.
– Вот и отлично, сходим в ресторан ОДО.
В ресторане Окружного Дома офицеров у меня вот уже второй месяц имелся блат в лице Серёги Зинченко. Тот всё‑таки принял предложение руководителя ресторанного ансамбля и перебрался в Свердловск. Там уже, как выяснилось, мои песни исполнялись вовсю, впрочем, и остальной репертуар был Серёге знаком. В ресторане ОДО мы с Полиной успели разочек побывать, как раз перед моим отъездом на чемпионат, так её посетители сразу же узнали. Стали подходить за автографами, а столик с кавказцами передал ей через официанта бутылку шампанского. Честно говоря, находиться в центре внимания было немного некомфортно. С другой стороны, благодаря своему человеку в ансамбле ресторана мы могли туда проходить практически без проблем. К тому же в прошлый раз я познакомился с администратором заведения, сунул ему в карман десятку, и тот определил нам лучший столик из числа якобы забронированных – в углу, но недалеко от сцены. Да и официант, нас обслуживавший, не оказался внакладе, чаевые составили трёшку, надеюсь, в следующий раз он также обслужит по высшему разряду.
– А надпись на заборе видел? – спросила она.
– Видел, – вздохнул я. – Придётся в хозяйственный завтра за краской идти. Тем более мне этот ядовито‑зелёный цвет давно не нравился. Только, боюсь, как бы твои поклонники снова всё не исписали. Хоть милиционера выставляй. Откуда они только твой адрес узнали?!
В институте уже знали о моём успехе в Казани, и снова моя физиономия (естественно, с нормальной губой) украсила собой стенгазету, а по мою душу на следующий же день заявились корреспонденты местных изданий «На смену!» и «Уральского рабочего».
Ещё до воскресенья у меня случилась встреча с Хомяковым. Тот заявился ко мне в гости после предварительного звонка, выгадав, чтобы Полины не было дома. Первым делом поздравил с победой от лица руководства «Динамо» и себя лично, напомнил про премиальные за победу, не забыв упомянуть, что это станет хоть какой‑то, но прибавкой к моим музыкальным гонорарам.
– Язвите всё, Виктор Степанович, – не сдержался я, притворно обидевшись.
– Извините, язык мой – враг мой, – покаянно тряхнул головой Хомяков.
– Да обращайтесь уж на «ты», я же вижу, как вам некомфортно мне выкать.
– Действительно, каждый раз тянет на «ты» обратиться, но приходится себя окорачивать.
– Вот и договорились, только я к вам по‑прежнему буду на «вы» обращаться, мне так комфортнее. Вы всё‑таки и старше, и должность у вас серьёзная. А я всего лишь обычный студент.
– Да ты уж свои заслуги не принижай, – хмыкнул Хомяков. – Тоже, скажешь – обычный студент… Обычные студенты двукратными чемпионами страны не становятся и их песни на правительственных концертах не исполняют.
Я осторожно отхлебнул из чашки тёплого чаю – горячий пить опасался из‑за заштопанной губы. Вчера только сходили в поликлинику, хирургом оказалась немолодая женщина, после осмотра констатировала, что заживление проходит очень хорошо, и в следующую среду она меня ждёт, чтобы снять швы.
– Может, вам всё‑таки чего покрепче? – предложил я, глядя, как гость тоже отпивает из чашки.
– Не надо, а то моя унюхает, скандал ещё закатит. В служебные задания, где приходится выпивать, она у меня почему‑то не верит. Да я и сам не большой любитель, мне хороший чай больше по вкусу, чем хорошая водка… Кстати, тебе благодарность от моего руководства. Устная, правда, но передаю.
– За победу на чемпионате?
– Ну это само собой. А благодарность за наблюдательность, проявленную во время поездки в стан потенциального врага. Помнишь Морриса Чайлдса и его спутника? Подробностей сказать не могу, тем более сам в них не посвящён, но твои показания очень пригодились. Молодец!
– Рад, что оказался полезен своей Родине и в таком качестве, – совершенно искренне ответил я.
– Ну а у Полины как дела?
– Да вроде ничего, тьфу‑тьфу, работает в филармонии, выступает на правительственных концертах. Недавно из Москонцерта звонили, спрашивали, как она относится к идее перебраться в Москву и работать в их системе? Обещали на первых порах комнату в общежитии. Заманчиво, но Полина пока не хочет никуда уезжать. То есть она бы в Москву уехала, но я‑то здесь. Мы вообще жениться по весне собираемся, будет жить тут на законных основаниях. А то она там, я тут – что это за семейная жизнь?! А если дети появятся?
