— Это проявление типичной мизандрии — оголтелого мужененавистничества. Мишенька, — сказал я сладким голосом, — так сказать, дочь морского офицера и убежденная профессиональная крымчанка, ты хочешь сказать, что не все так однозначно, и тебе по прежнему нравятся женщины?
— Да, варена пельмень, — наш уникальный транс скромно опустил глаза и стал ногой ковырять землю, — очень. Они все здесь такие симпатичненькие. Мягкие. Пухленькие. Сочные. Чистые. Непорочные. Неиспорченные. Неизбалованные. Притягательные. Нежные. Ласковые…
— Да он же законченный и неисправимый лесбиян! — ахнул Жорка, — здесь за это статья есть. Ой, загремишь ты Мишка в лагеря! И будет тебе счастье. Мужиков нет, а ковырялки и сосалки требуются, эрзац — самцы. Факт.
— Стоп, — прервал я друзей, — толпа, еще не ставшая народом, слушай очередной актуальный и злободневный тезис; если мы хотим свою невыполнимую миссию выполнить, то никаких извращений. Не воровать без меня. Не пить без меня. Не разлагаться морально без меня. Запомни Мишка, без меня сексом не заниматься! Узнаю про твой блудоход— все наружу лично выверну самым извращенным способом. Не посмотрю, что ты у нас ортодоксальная девственница, и, садист — жмурорез в одной инкарнации. Только под моим неусыпным контролем и строгим руководством. Всем понятно?
— Ясно, варена пельмень…
— Не дураки, факт….
— Я одного не пойму, — вздохнул Мишка, — почему вы в традиционном виде оказались, а я один в женском. Понимаю, что у барана свой взгляд на шашлык, не совпадающий с мнением большинства, но все же, хотелось бы узнать количество рецептов приготовления этого блюда.
— А нечего было в своем морге на разделочном столе баб иметь. Временами я в сердцах думаю, неужели нельзя было другого места найти, а? — спросил Жорка.
— А я причем? Чуть что — Мишка, Мишка! Это партнерша экзотики захотела. Да, и, пьяные были оба. Здесь смена обстановки, ну, и жутики всякие. Сумрак подвала. Скрип несмазанной…, ну, вообще, двери. Приятный запах формалина, загнивающих органов. Накрытые жеванными простынями тела жмурей. Романтика! А на лоток, между прочим, она только попой прижималась. Ах, как она кричала! О-о, братцы, как ее плющило! Как ее колбасило! Признаться, такого эффекта я не ожидал. Какой поразительный результат от смены обстановки!
— Ой, да ты еще и тайный некрофил!
— Да, ну вас, варена пельмень. Вот этого не было, с трупами я пока еще не спал. Чего вы понимаете в современном сексе! Вы полные дилетанты в тонкой женской психологии. Мужланы, вам никогда не узнать всю нежную женскую душу…
— Ну, да, конечно. Кто мы, а кто ты. Только одного понять не можем. Это положительный результат произошедшей с тобой антропрогрессии, или же инволюционный путь развития отдельно взятой личности в новом теле?
— Как это низко завидовать более удачливому товарищу, находящемуся на высшей ступени духовного развития, в отличие от вас, похотливых самцов скорострелов — пулеметчиков. Только и можете с линейками бегать, да и меряться, варена пельмень…
Наши встречи в больничном парке мы старались проводить тайно. Тем более, несколько скамеечек располагалось в укромных уголках. Обговаривали все возможные варианты действий. А потом нас начали выписывать одного за одним. Первым вышел на волю МишаТаня. За ним приехали родители. Я наблюдал, как ему пришлось изображать из себя любящую дочь, скромницу, отличницу и будущую звезду медицины. Вскоре со свистом вылетел Жорка, и через два дня свободной птицей в ново — старую реальность я. Как я и предполагал, вся наша тройка полностью влетела в это время по родовым линиям. По непонятным причинам мы заняли тела наших родственников, которые погибли в войну. Танюшу в том варианте зверски замучили, изнасиловали каратели. То ли прибалты, то ли бандеровцы. Жорка, погибнет в начале войны, практически не успев выстрелить по врагу. Моя судьба мне тоже была известна. И от этих знаний нам было все же не по себе. Жить хочется всем, невзирая на времена и эпохи. Инстинкт самосохранения намертво вморожен в нашу генетику. Поэтому изменение первого печального варианта стало нашей главной задачей. Как говорится, жить захочешь, и не так раскорячишься. Смысл жизни в том, чтобы умереть молодым, но, как можно позже, хотя бы лет через сто.
Честно говоря, волновался. Хотя мы и научились за эти дни действовать в рамках прежних матриц личности, точнее говоря, чувствовать привычное поведение, и отображать. Но ляпы случались на каждом шагу. Не так просто было врасти в иные времена. Да и знания будущего давили. Войну, разумеется, все ждали. Но никто и предполагать не мог, что все пойдет совсем не так.
Почти все лето я провел у бабушки в небольшом поселке Светлом, что находился в сорока километрах от Смоленска. После войны от него остались лишь одни фундаменты, и ни одного жителя. Мой младший братишка и будущий отец Вовка оказался порядочным сорванцом. Пару раз за проказы я, исключительно по сыновьи, отвесил будущему моему предку, пару лещей. А нечего было в будущем меня за двойку ругать и за разбитое соседское окно. У меня после этого на всю жизнь, может быть, стресс приключился. Я, может, ночами с тех пор под себя писаю, и матом ругаюсь, когда выпью и закурю. Не могут родители воспитывать своих детей, ой не могут! Хотя порой мне психологически было не по себе. Тем не менее, согласно наставлениям прапорщика Будды, я сгреб известную часть мужского организма в горсть, и усиленно готовился. Бегал. Подтягивался. Отжимался. Развивался физически. Метал ножи. До опупения изучал немецкий язык. Копал в лесочках схроны и убежища. Больших лесов у нас не было, поэтому, насколько я помнил из будущего, в данной местности широкого партизанского движения не было. Прятаться было негде. Действовали лишь небольшие группы. И одной такой боевой единицей решил быть я. Бабушка, как человек наблюдательный сразу заметила изменения в характере. Пришлось ссылаться на последствия тяжелой производственной травмы. Тут уж, как говорится, спасибо, что живой.
Здесь я понял, как был прав бывший «протогитлер» горячий корсиканский парень Бонапарт. На войне нужны три вещи; деньги, деньги и еще раз деньги. В моем случае не хватало не только финансов, но и материальных ресурсов. Все жили бедно, в том числе и мы. Бабушка продолжала работать уборщицей в местной школе. Платили копейки. Выручал огород и усад. Мне же требовалось огромное количество материалов для убежищ. Ладно, в лесу можно найти без проблем бревна. Пила, топор, лопата, кирка имелись. Но ведь требовалось оружие для тайной войны, ПБС и прочее имущество. Кое что будем изготавливать, и, подворовывать недостающее.
Несколько раз выезжал в Смоленск, где в пригороде в большом частном доме жил пока еще не признанный властью гений Палыч. У него в полуподвале была расположена лаборатория, где он и проводил опыты по варке оптического стекла. В свою очередь я делился с ним информацией из будущего, и прорабатывал варианты дальнейших действий. Потом вместе с Жоркой и Мишкой провели боевое испытание ночезрительных очков. Для этого организовали полуночный налет на контору облпотребсоюза. Изъяли печатную машинку, с порядочным запасом лент и писчей бумаги. Ночной акт экспроприации нам очень понравился. Война войной, но воровство по расписанию. На мой взгляд, следов взлома мы не оставили, а для всех мы были просто невидимками. Пришли к выводу, что очки открывают фантастические возможности. Жорка, как и подобает настоящему чиновнику — экономисту, в запале даже предложил взять сберкассу, так как средства для подготовки к войне, нам были ой, как нужны. Решили этот вариант отложить до весны, чтобы не возбуждать НКВД на активные поиски. Жорка, как истинный чиновник эпохи варварского капитализма, предложил считать наши кражи временным арестом активов на неопределенное время без возможной отдачи с процентами. Поэтому наши совести имеют спать дальше на законных основаниях.
Ну, и, кроме праведных дел, нам удавалось отдыхать на берегу небольшой речки, которая впадала в Днепр. Мы нашли в густых зарослях уютную полянку. Старательно околачивали груши, и от этого процесса наши отдельные органы становились только мозолистее и крепче. Нам процесс обивки нравился. Жгли костер, купались, загорали, в чем мать родила. А кого нам было стесняться? Кругом только свои. Мишку мы по прежнему воспринимали прежним охломоном, не смотря на новые приобретенные половые признаки. Правда, он не одобрял наши низкопробные шутки, хотя еще не так давно крепко соленые слова употреблял с превеликим удовольствием. Видите ли, сейчас они ему карябают слух и вызывают неприятные ассоциации. Чует мое сердце, ох, и получится из него стерва еще та. Только держись. Правда, однажды случайно на наш самопальный нудисткий пляж вышел, то ли рыбак, то ли грибник. Увидев Мишку во всей первозданной красоте, вытаращил глаза. Пришлось популярно, в пределах строгих правил русского языка, объяснять подглядывающему элементу, как нехорошо он ведет себя. А девственник Мишка разухарился, обворожительно улыбнулся, и скромно предложил провести операцию по принудительному удалению семенников у бедняги в полевых условиях. После этого минут пять слышали, как трещали ветки деревьев, и ломались тонкие березки. Наверное, зря мы так. Не дорос народ до таких шуток ниже пояса. «Комеди клаб» не смотрели с голливудским ширпотребом. Не окультурены еще. Темнота провинциальная. Вот и начнем просвещать аборигенов. Тяжело, но надо.
