Дома Сэдрику и в голову бы не пришло думать о том, как славно было бы жить по-королевски, тем более — в другом, чародейском мире, но здесь… Его взяли, его впустили, он целый день прожил слишком близко к благому королю — и чувствовал, что обнаглел до крайних пределов, что перестал видеть собственное место, что забыл о проклятой крови… Белый король вёл себя с Сэдриком, как короли и с фаворитами себя не ведут.
Дал забыть. О незаконнорожденности, плебействе, изгойстве и проклятии. Такие вещи слишком дорого стоят, за такие вещи делаешься обязанным пожизненно — особенно если они бескорыстны, а они бескорыстны. Сэдрик шёл сюда, чтобы найти короля и притащить домой за шиворот, ткнуть носом в кровь и грязь — но он не мог вести себя так с Эральдом. Доброго, чистого, светлого государя хотелось защищать, как невинное дитя.
Ах, у него Дар и долг⁈ И что? Против — целый ад. «И зачем, зачем нам это нужно? — думал Сэдрик, глядя на спящего государя. — Мы никому ничего не должны. Мы не выбирали, у кого нам родиться. И этот младенец не требовал, чтобы ради него жертвовали жизнью. Оно само так вышло…»
И тут король всё-таки проснулся.
— Сэдрик, — пробормотал он сонно, — ты что тут сидишь? Иди спать, не надо меня охранять, я не сбегу, и ничего мне не сделается. Там будешь охранять, дома. Подвиги временно откладываются…
— Ты что, решил? — спросил Сэдрик.
— Угу, — сказал Эральд удивлённо. — Конечно. Мы же договорились. Иди, поспи. Тебе неудобно на диване, что ли?
— Мне ужасно удобно на диване, — сказал Сэдрик. — Мне слишком удобно. Лучше бы ты мне кинул попону на пол, под дверью.
— Зачем? — удивился Эральд ещё больше.
— Затем, что я думаю о вашем мире, — огрызнулся Сэдрик. — О движущихся картинках и музыке! О ванне! О постели этой! О твоём городе — мне же интересно, я бы прокатился на такой повозке, хоть раз! Тепло! Свет! Ты меня ни разу не пнул! И мне не хочется возвращаться в моё родное дерьмо, мрак подери!
Эральд окончательно проснулся и сел. Зажёг крохотную лампу, горящую уютным лунным светом. И сделал жест, приглашающий Сэдрика сесть рядом.
Сэдрик придвинулся ближе. Внутреннее сияние, исходящее от короля, грело, как майское солнце — и Дару это почему-то нравилось, хотя все и всегда говорили, что рядом с белым государем жар проклятой крови должен выжечь её обладателя изнутри.
А вот ничего подобного. Сэдрик не чувствовал боли. Вообще. Зато он чувствовал жалость и мучительную тревогу.
— На повозке ты прокатишься, — пообещал король. — Завтра погуляем по городу, хочешь? До полуночи.
Сэдрик вздохнул.
— Может, поживём тут пару дней хотя бы? — спросил он без особой надежды.
— Сэдрик, — сказал Эральд таким тоном, что у некроманта вспыхнули щёки, — ты ведь рассказал мне правду? О моих родителях, о своих родителях, о нашем… третьем? И ты за мной пришёл, верно?
— Я тебя не знал, — буркнул Сэдрик хмуро. — Был уверен, что ты — как… Да ну! Святое дерьмо! — вдруг взорвался он. — Я думал, что ты — как все, а в нашем мире таких нет — или я таких не видел! Ты возишься со мной, а я за тебя боюсь! Я чего хотел: я решил, что притащу тебя домой, заставлю тебя хотя бы чуть-чуть осветить Святую Землю, чтоб ад почувствовал… потом, думаю, тебя всё равно грохнут, но на пяток минут будет посветлее. Но сейчас я не хочу, понимаешь ты⁈ Ради чего⁈ Чтобы ад мою поганую страну не поглотил⁈ А что мы сделаем⁈ Что мы вдвоём сделаем против целого ада⁈ Я хотел их пугануть тобой — но вот сейчас смотрю на тебя, беленький малютка, и вижу, что ты им не игрушка! Мне жалко! Я не люблю, когда убивают детей!
Он был уверен, что Эральд вспылит, но государь выслушал всё это спокойно и смотрел с сочувствием. И запнувшись об этот сочувственный взгляд, Сэдрик замолчал.
— Я понимаю, — сказал король, и его тон пронял Сэдрика до дна души. — Сэдрик, дружище, ты ведь будто с передовой в тыл попал… из окопов… ну, как тебе объяснить… Из чумного города — в чистый и здоровый. Из осаждённого города — в свободный. Ты устал, я вижу. По уму, надо дать тебе отдохнуть. Моя бы воля — я бы тебя оставил здесь. Но…
— Ага, — перебил Сэдрик, которого несло. — Сам сделаешь этот шаг, да? Ну-ну, давай, белый, обратись к аду, попроси у них разрешения пройти, а я посмотрю.
Король не разозлился, а рассмеялся.
— Я хотел сказать: «но ты же — мой проводник», — пояснил он. — Я не смогу ничего сделать без тебя. Поэтому тебе придётся идти со мной и воевать за Святую Землю… Мы с тобой — белые рыцари, — сказал он, смеясь.
— Это ты — белый король, — поправил Сэдрик. — А я — тёмная тварь, сын шлюхи и некроманта, такой прямо рыцарь…
— Ты ведь собираешься сражаться с силами ада…
— Срань господня, да кто тебе сказал, что я собираюсь… — начал Сэдрик, но снова запнулся, теперь — о насмешливый взгляд. — Ну — собираюсь, — сказал он вызывающе. — И что?
— Ты — мой рыцарь и проводник, — сообщил Эральд, улыбаясь. — Сделал выбор — теперь соответствуй. И послушай меня, некромант.
— Валяй, говори.
— Понимаешь, — сказал король, — я тебя ждал…
— Врёшь! — не выдержал Сэдрик. — Ты ещё вчера даже не знал, что приёмный сын купца!
— Я тебя не перебивал.
— Прости.
— Ну, так вот, — продолжал Эральд, по-видимому, превращая в слова и раскладывая в должном порядке собственные мысли. — Умом не знал. Но — ты же знаешь, что можно чувствовать Даром?
Сэдрик кивнул.
— Я — как заряженный аккумулятор… а, это не ваше, то есть, не наше слово… Я хотел сказать, что переполнен энергией, в смысле — силой, Сэдрик. Она из меня выливается, как из слишком полной чашки, через край течёт. И она здесь никому, по большому счёту, не нужна, понимаешь? Мне тут некого вдохновлять, спасать и защищать. Из-за каких-то местных обстоятельств все несчастные в зоне действия Дара превращаются в зажравшихся, понимаешь? А я готов лезть на стенки и мычать, как недоеная корова!
Сэдрик восхитился. Эральд смотрел на него — и видел что-то, недоступное смертным глазам.
— Ты лучше, чем мне бы хотелось, — сказал Сэдрик.
— Да ничего подобного! — возразил король. — Меня просто распирает от этого света, который здесь не нужен, даже, кажется, вреден, всем, даже мне самому! Я хочу его отдать. Знаешь, мне очень приятно с тобой общаться: ты — мой подданный из мест, где у людей есть иммунитет… привычка к свету. Тебе не хочется облизывать меня, как мороженое — зависнуть в полном благополучии, ничего не делая…
— Да кто тебе сказал, что мне не хочется⁈ — начал Сэдрик, но король снова рассмеялся.
— Всё. Хватит валять дурака. Мы с тобой родились не здесь — и нам нечего тут делать, братишка.
— Ка-ак ты меня назвал⁈
— Брат. Соотечественник. И родился ты в один день со мной. И наши души связаны магическим узлом. И наших отцов убил один человек. Я всё правильно понял?
— Ох, государь…
— Чудесно. А теперь иди спать. Завтра развлекаемся. А ночью — делаем шаг. Через ад. Домой.
Впервые Сэдрик услышал приказ короля — и не посмел перечить. Он пошёл к дивану, застеленному чистым бельём с запахом цветущих лугов, и улёгся. Не споря.
Через пять минут он тоже уснул, и ему снилось высокое небо в грозовых облаках.
* * *
Кирилл проснулся — или выпал из тревожного сна — когда за окном было ещё совсем темно. Девятый час.
Он зевнул, поёжился от утреннего озноба и потянулся.
— Доброе утро, король, — сказали из сумерек.
От неожиданности Кирилл чуть не подпрыгнул, но вовремя сообразил, что это Сэдрик.
— Ты чего в темноте сидишь? — спросил он и включил маленькую лампу.
Сэдрик, одетый, сидел на диване, довольно неуклюже застеленном одеялом, и ласкал Клёпу, которая блаженствовала у него на коленях. Похоже, за ночь кошка к Сэдрику попривыкла и сменила гнев на милость.
— Я не понимаю, как зажигаются эти светильники, — отозвался Сэдрик, почёсывая Клёпе шейку. — И не уверен, можно ли мне их трогать. Я чувствую, что в них идёт… — и скользнул взглядом вдоль провода, а потом — вдоль проводки, скрытой в стене. — Оттуда идёт, в лампу… Опасная сила, по-моему.
