как можно быстрее!
Меня в четыре руки подсадили на спину здоровенного зверя, я расслабленно откинулась на твердую грудь одного из орков и прикрыла глаза, стараясь не заснуть. Предложили поесть, но я лишь покачала головой. Не хотелось. Хорошо хоть в воде нужды не было — я тянула за собой целую вереницу водных шаров. Полуорки, правда, сказали, что можно и поменьше, но я решила перестраховаться. По дороге мы делали привалы, мои спутники наполняли фляги, и все пили без ограничений.
Меня тошнило от всего: от случившегося, от совершенного мною, от этого мира, от Халифата. Я хотела уехать, прочь, как можно дальше, лучше — вообще домой, или хотя бы оказаться в подводном Храме.
Сколько человек еще предадут меня? Сколько матросов, оставшихся на корабле, затаят злобу? Хоть Пхимарс и сказал, что о его делишках никто не знал, включая Дорфа, но так ли это на самом деле?
То, что я убила человека, не укладывалось в голове. Я ведь не хотела, не нарочно… это была самооборона — хотелось кричать об этом, хотелось доказать!..
Но меня никто не обвинял, никто не выглядел недовольным. Для всех было бы нормально, даже если бы я поубивала там вообще всех людей. Такова была их жизнь. Даже полуорки не боялись смерти, потому что в их контрактах была прописана страховка — в этом случае их семьи оказались бы свободны. Поэтому им не о чем было бы жалеть. Они были в восторге от того, как все сложилось, от того, что я сумела выкупить их семьи и еще поиметь денег с жадного купца.
А меня мутило. От самой несправедливости мира, от этой реальности, от этих людей и нелюдей.
Мы торговались со стариком долго, наверное, несколько часов. Пришлось выкупить у наглого урода четверых верблюдов, и теперь каждый из них нес двоих всадников. Да, пришлось захватить еще секретаря старика, он кинулся мне в ноги и упросил выкупить его мать из рабства — она работала кухаркой и стоила недорого, но парень не мог заработать и этого. Я не смогла отказать, парой монет больше — парой меньше, разве людские жизни могут того стоить? Тем более, когда я выторговала двадцать тысяч золотых.
Да, всего-то двадцать, те самые, в которые он в начале оценил мою жизнь, мое рабство. С этой цифры я не сошла ни на монету, это было дело принципа, и старик отступил. Получилось, что в документах мы указали сорок тысяч за источник, восемьдесят в сумме мне стоили все рабы, и девятнадцать тысяч девятьсот двадцать монет за четверых верблюдов. Почти по пять тысяч за каждого. Конечно, они того не стоили, на базаре в Хелменте их продавали по сто-двести монет максимум, самых молодых и породистых. Но я согласилась, просто устав торговаться. Пусть ему это золото душу греет, пока будет сидеть в своей пустыне.
Да, это был мой последний сюрприз уже после подписания договора. Кто сказал, что я выведу его из пустыни? Вот вам источник, у вас есть еда — так сидите и ждите каравана, а я, так и быть, сообщу родственникам старика о том, где его искать, когда освобожденных рабов буду забирать. Нет уж, не войдем мы вместе в город, чтобы он успел где-нибудь нагадить.
По дороге назад полуорки, наконец, рассказали мне, в чем же их сила, что за способность, кроме власти над ошейниками, привлекает в них халифатцев. Мало того, что они все как один сильны и выносливы, как верблюды, так еще и способны поддерживать силы животных, с которыми контактируют, так что те способны бежать по самой жаре на максимальной своей скорости целыми сутками и не уставать, тем самым преодолевая за день расстояние в несколько дневных переходов.
Благодаря этой способности в своих степях орки-кочевники разводят самый разный скот от лошадей и верблюдов до самых дивных тонкорунных овец, лучших пастушьих собак, охотничьих соколов и многого другого — в зависимости от племени. Орки делают животных более сильными, более крупными, выносливыми, и в целом развивают в зверях те качества, которые им нужны.
Рассказали мне странноватую историю о том, что когда-то, когда Халифата еще не существовало, а на этом месте росли густые леса и богатые урожаями поля, жители степей и будущей пустыни были одним народом. Все они были наделены силами Земли. Но со временем племена степняков стали развивать скотоводство, а в этих местах занимались земледелием. А затем произошла ужасная катастрофа, которая превратила зеленый край в пустыню.
Как при этом могло быть, что орки — зеленые здоровенные существа и люди — вполне обычные, только более смуглые, чем Имперцы могут быть одним народом я понимала слабо. Но кивала вежливо — мало ли, какие у кого легенды. К тому же, было очевидно, что орки не являются отдельным видом, а только расой ведь у них с людьми есть общее способное к воспроизводству потомство, значит мы один вид, пусть орки и выглядят своеобразно. Я вон и сама русалка, так что чья бы корова мычала.
В город мы приехали поздно ночью, и ворота были уже закрыты. Пришлось скандалить и будить стражу, но, когда я швырнула в них шаром воды, оставшимся про запас от нашего перехода, они сообразили, что магу перечить не следует и пропустили. Дальше уже мои компаньоны по договоренности должны были справиться без меня — во главе с Рохеисом съездить в дом купца, забрать усыпленных охранников и слуг, освободить выкупленных путем взаиморасчета рабов и получить мои деньги. Для этого, конечно, они должны были подключить все связи Рохеиса: стражу, чиновников, судейских. Разумеется, так в Халифате не делалось, ночью все должны были спать по своим домам, но, если достаточно заплатить, можно было организовать.
Занеся меня на борт корабля, Рохеис сообщил Дорфу только, что Пхимарс погиб и что на рассвете мы уже отплываем, а потом ушел с орками. Въехав в город, он вновь стал собой — невыносимым, наглым, самоуверенным типом со связями и гонором. Что ж, к лучшему, я устала уже быть мужиком в нашей паре. Сказала только, что, если он не вернется к рассвету, я затоплю к чертовой матери весь этот город. Он хмыкнул, кажется, решил, что я шучу.
Корабль ожил, готовясь к отплытию, а вот я ушла спать. Закрылась на
