ко мне голову он и шутит. — Считай, будет почти как заграничное турне.
С сомнением смотрю на громкоговорители. Что-то мне эта затея не нравится…
— Чего? — спрашивает мой собеседник, видимо, по выражение моего лица поняв, что эта новость меня не обрадовала.
— Что хорошо в том, что моими песнями будут бесить людей? — задаю вопрос я. — Я, вообще-то, рассчитываю от них на совершенно обратный эффект.
ЧжуВон смотрит на меня с непониманием.
— Это же… ты же помогаешь стране! — удивлённо восклицает он. — Ты должна гордиться, что твои песни будут вызывать у врагов головную боль!
— Сомнительный повод для гордости, — честно говорю я, то, что думаю. — А можно как-то отменить эту ерунду? Я имею в виду вещание на сопредельную территорию?
ЧжуВон недоумённо смотрит на меня. Кажется, думает, что я его как-то подкалываю, что ли?
— Ты что? — спрашивает он. — Это приказ высшего военного командования. Хочешь, чтобы по твоей просьбе его отменили?
— Почему бы и нет? — пожимаю я в ответ плечами. — Я плачу налоги, на которые существует это высшее командование. Почему бы ему взять и не прислушаться к человеку, который помогает ему заработать на хлеб насущный себе и своей семье? У нас как — армия для народа или, народ для армии? А?
Смотрю на собеседника. Собеседник, похоже, в ступоре от постановки вопроса.
— С ума сошла, чусан-пурида?! — наконец справившись с удивлением восклицает он. — Думаешь, школьница умней генерального штаба?
Я опять пожимаю плечами.
— У меня может оказаться сторонний свежий взгляд на старую проблему, — отвечаю я. — В бизнесе такое сплошь и рядом, когда для решения сложной ситуации приглашают человека со стороны. Подобное здесь тоже может сработать. Законы управления в организациях примерно одинаковы.
— Не вздумай сказать это вслух, — оглядев меня и видимо придя к мнению, что я говорю серьёзно, даёт мне указание ЧжуВон. — Приехала петь патриотические песни, а сама говоришь такие непатриотичные вещи. Подставишь и меня и себя. Ты — военнослужащая и должна выполнять приказы старших по званию. Забыла, как в уставе написано?
— Да помню я, — с лёгким пренебрежением говорю я. — Только пытки гражданского населения — это военные преступления, которые попадают под действия международного трибунала. Почему бы нашему военному руководству не подумать об этом?
— Какие ещё — пытки?
— Музыкой. Когда постоянно, днём и ночью играет одна и та же музыка, это пытка.
— Почему, постоянно? — удивляется ЧжуВон. — В десять часов вечера установки выключают. А включают, в девять часов утра. Никаких пыток.
— Мда? — отзываюсь я на это. — Даже так? Ну тогда ладно. Пусть играет. Я не против.
— Пфф! — с облегчением выдыхает ЧжуВон. — С тобой запросто можно сойти с ума. С серьёзным видом говоришь такие вещи, что просто волосы дыбом встают!
— Где именно — встают? — интересуюсь я у него. — На заднице? Или, в целом, по всему организму?
— Не нужно уходить от разговора, — требует ЧжуВон. — Я ещё не закончил с тобой говорить. У меня внезапно возникло ощущение пробелов в твоём мировоззрении. Ты вообще понимаешь, что такое — патриотизм?
Пфф… ну вот ещё пафосной беседы мне сейчас не хватало. Особенно, на такую тему…
— Это достаточно объёмное понятие, чтобы обсуждать его вот так внезапно, без подготовки, — пытаюсь я не углубляться в этот разговор, действительно не желая вести разговоры «за жизнь».
— Ты не знаешь, что это такое? — пристально смотрит на меня ЧжуВон. — Это из-за твоей амнезии?
— Нет, — отрицаю я. — Знаю. Просто не хочу сейчас об этом говорить.
— А когда ты захочешь? Когда тебя спросят, а ты не сможешь ответить?
— Любой может наболтать много всяких слов, объясняя, что такое патриотизм и в итоге окажется прав. Скажут — «просто у него мнение такое». Личное.
ЧжуВон с осуждением смотрит на меня.
— Глупости говоришь. У патриотизма есть чёткое определение. Слушай меня, — говорит он. — Я сейчас объясню, что это такое. Патриотизм, это верность и преданность к своей стране, и её народу. Гордость за неё и готовность пожертвовать своими интересами и собой, ради неё. Поняла?
— Доставлять неудобство жителям других стран, это тоже является патриотизмом? — интересуюсь я. — И в чём именно здесь гордость?
ЧжуВон задумывается над вопросом.
— Это показывает наше превосходство над ними, — подумав, объясняют мне. — Мы можем поступать так, как считаем нужным.
— Ага, — киваю я. — Итог. Насмотревшись нашего «превосходства», соседи склепали себе ядерную бомбу и готовы решить вопрос с музыкой радикально. Раз и навсегда.
— Ну и кто теперь дурак? — спрашиваю я у ЧжуВона. — Сколько денег было вбухано в эти передвижки, в их обслуживание? И чего? Получили теперь проблему ставящую под вопрос существование всей нации. Зачем? Лучше бы эти деньги бабам отдали, у них детей рожать не на что. Нация на пути к вымиранию, а они к-поп на границе крутят! Охренеть…Тут конец скоро всем настанет, а ты мне про патриотизм рассказываешь!
ЧжуВон, похоже не находя слов, смотрит на меня вытаращив глаза. Что-то я разухарился… Это не мои проблемы. Живут они так, пусть живут себе дальше! Нужно как-то закончить этот разговор и… И всё!
— Предпочитаю вместо «патриотизма» использовать в жизни понятие — «целесообразность», — говорю ему я. — Когда принимаются разумные решения в рамках целесообразности, то жизнь автоматически становится лучше. Например, элементарное посещение спортзала позволяет сэкономить на врачах и лекарствах, продлить жизнь, а также повысить работоспособность, что несомненно положительно скажется на личном благосостоянии и благосостоянии близких. И не нужно будет никакой жертвенности. Типа, превозмогая боль, хромая или ползком добираться до работы.
— С чего это вдруг — нация на пути к
