мешал высыпаться своему хозяину.
Марк нащупал телефон на полу и набрал номер Лины. Она ответила после минуты затяжных гудков.
– Только проснулся? – вместо приветствия сухо пробубнила в трубку Лина.
– Да, – с улыбкой кота, который вылакал банку сметаны, ответил Марк. – Спасибо за завтрак!
– Нормально себя чувствуешь?
– Разумеется, моя королева!
– Хорошо. Давай.
– Целую тебя во все вообразимые и невообразимые места!
Телефон издал сигнал отбоя.
Чувствуя себя выспавшимся, причём, как никогда в жизни, Марк потянулся, и рывком встал с кровати. Сердце ныло от одной мысли, что его любимый кот сидит в кухонном заточении, с полной миской корма и воды, но без лотка. Наверняка зверюге давно приспичило, и он, бедняга, терпит из последних сил.
Но всё оказалось не так печально. Открыв дверь на кухню, Марк обнаружил беззаботно спящие шесть кило пушистой кошатины. Солнышко пригрело длинношёрстый кошачий живот, который Барсик беззастенчиво выпятил, завалившись на спину. При этом лапки он сложил на груди, точно пародировал суслика.
– Тяжела ли жизнь, пролетарии? – обратился хозяин к коту, просто чтобы привлечь внимание. Барсик, бессовестно разбуженный в столь ранний час, повернул голову на звук. А вот глаза открыть поленился.
– Ладно, спи! Через час пылесосить будем. То-то же набегаешься.
Оставаясь дома в одиночестве, Марк брался за бытовые хлопоты. Мог выполнять чисто мужскую работу: чинить краны, смазывать дверные петли, приклеивать отошедшие стыки на обоях. Но мог взяться и за стирку, уборку и готовку. Получалось у него это из рук вон плохо. Но Лина умела держать язык за зубами. И умела благодарить за помощь, хоть и оказанную неумело.
Сегодня Марк решил побыть за хозяюшку. Быстро покончив с оставленным ему завтраком, он принялся перемывать посуду.
На тыльной стороне тарелок оставались жирные пятна даже тогда, когда они отправлялись в сушку. Кружки, испачканные бурыми кольцами от травяного чая, так и не дождались чистки содой. На сковородке остался кусочек засохшего яйца. Пригоревшее к эмали молоко ушло в полочку вместе с кастрюлей.
Затеянная стирка увенчалась куда большим успехом. И только потому, что большую часть работы взяла на себя стиральная машинка. Впрочем, на этапе сушки снова возникли недочёты. Развешанное на сушилке бельё местами было скомкано, как следует не вывернуто и не расправлено.
Уборка квартиры оставила куда более приятную картину. Кровать была заправлена без единой морщинки, ни одной вещи не валялось на полу и не висело на стульях. Книги стояли на полочках, как солдаты по команде смирно. Ни на одной поверхности не было ни пылинки. На ковре не осталось ни пучка женских волос, ни клочка кошачьей шерсти. И воздух пропитался влажностью и свежестью. Пусть и с химозным привкусом средства для мытья полов. Но всё же свежестью.
Довольный собой Марк развалился перед телевизором. Ему захотелось полчаса «потупить в ящик», прежде чем приняться за готовку. На ужин планировалась запечённая в духовке курица – единственное блюдо, что у Марка получалось.
На экране запрыгали рекламные ролики. Их должна была сменить юмористическая передача, что-то вроде стендап-шоу. Марк её не сильно любил, однако предпочёл мыльным операм, заполнившим эфир остальных каналов.
Но дождаться окончания «короткой» рекламы Марк не сумел. Глаза сами собой слиплись, и он снова провалился в сон.
3
Марк совсем не удивился, когда проснулся на железнодорожной насыпи. Никуда не делась вырытая им ложбинка, и постеленная куртка осталась на месте. Даже сумка вместо подушки осталась прикопанной в гравий. И солнце на прежнем месте.
– Кажется, этот сон будет продолжаться, пока я не дойду до цели. Знать бы ещё, что за цель, и куда топать? Мир, сдвинувшийся с места, спасать? Тогда где мои револьверы из Экскалибура?
Голод дал о себе знать. Помимо урчания в животе, появилась тошнота и слабость. А ещё фантомное чувство холода – организму нужно топливо, чтобы согреться.
Марк достал нож из сумки и уставился на него как зачарованный. Он был настоящим произведением искусства для человека, далёкого от кузнечного дела. Рукоятка выполнена из морёной акации, с изящной впадиной под мизинец. Между рукоятью и лезвиям стоял широкий больстер из оленьего рога. Под больстером, в несколько слоёв, чередовались обоймицы из бронзы и рога. Лезвие из воронёного металла, длинное и тонкое, с широким ребром. Совсем как новое, будто его ни разу не точили.
Его сделал отец Лины. Это был своеобразный подарок ко дню рождения. Своеобразный, потому как ножи дарить не принято. Марк купил его за символическую цену – две шведские кроны. Просто не оказалось других денег с собой. А ту монету он таскал везде, на удачу.
Сейчас он тоже носил с собой монету – сто франков Руанды. Гостья из маленького государства в восточной Африке покоилась под чехлом смартфона.
Марк разрезал яблоко пополам. Половину спрятал в сумку, половину съел. Полностью, вместе с косточками. Последовавшую затем жажду скупо притупил глотком чая и отправился в путь.
– В термосе меньше половины. Если не найду воду до послезавтра – мне конец. Без воды я даже корм кошачий жевать не смогу. Впрочем, от жажды скончаюсь быстрее, чем от голода.
Но равнина даже не думала меняться. Ни холма, ни впадины, ни гряды деревьев, ни спасительной полоски камышей. Ровная плоскость, покрытая бурой травой. От горизонта до горизонта. Куда ни глянь.
Идти дальше совсем не хотелось. Не было ни чёткой цели, ни уверенности в выбранном направлении. Но оставаться на месте в ожидании неминуемой смерти – тоже не было желания.
Слева, у самой кромки видимого мира, показались тучи. Можно было надеяться, что ветер принесёт их сюда, и они разразятся дождем. Но Марк не спешил радоваться. Тучи были далеко и могли пройти стороной. А если бы и не так, то могли принести с собой не ливень, а мелкую морось, от которой он вымокнет, простынет, но воды получит едва ли на глоток.
За спиной осталось ещё два часа безостановочного пути. Километров восемь, едва ли больше. Но с вершины насыпи не было видно ничего нового. Разве что железная дорога теперь уходила влево и по дуге возвращалась вправо.
– Что она могла огибать? Тут нет ничего особенного.
Ответов не было. Да откуда им взяться в такой пустыне. Тут даже солнце подсказок не даёт. Не разберёшь – день сейчас, или ночь. Про время и говорить нечего.
С очередной досадой, Марк начал спускаться с насыпи. Но не успел ступить на мягкую траву, как вдруг почувствовал сильный прилив усталости. Внезапный, нестерпимый, непобедимый. Такой, какой
