Я оглядел его с ног до головы. Шестое чувство категорически не желало помогать мне в этом вопросе. Может, Челдонин не врёт, а может ломает спектакль, и это у него неплохо получается.
— Сделаем так, Макар: мы отвезём тебя в город, допросим как полагается. Если невиновный — отпустим, ну, а если…
— Я не убивал! — сказал как отрезал он.
— Тогда тебе нечего бояться. И да, если не будешь упрямиться, сделаем вид, что ты в нас не стрелял… С Гриценко я договорюсь.
Лицо Макара исказила гримаса. Он принимал непростое решение.
— Дашь слово, что не засудишь меня, коли я не виноват?
— Я должен найти убийцу, а не спихнуть вину на кого-то. Если это не ты, значит, настоящий преступник останется на свободе и снова будет убивать.
Губы Макара задрожали.
— Убедил, начальник. Ты меня — как, вязать будешь?
— Придётся, — вздохнул я.
Его лицо вдруг просияло.
— Если бы сбрехал «нет», я б тебе не в жисть не дался. А так вижу, ты, начальник, честный, слову твоему верить можно. Делай, что собирался.
— Сделаю. Только ты сначала потеплее оденься. Не май месяц.
Он усмехнулся.
— Заботливый какой…
После того, как он переоделся, я завёл Макару руки за спину и связал их верёвкой. Потом крикнул своим, чтобы ненароком не пристрелили, когда будем выходить из дома.
Геройским героем при этом я себя не чувствовал. Работа как она есть.
Челдонин спустился по ступенькам крыльца, бросил тоскливый взгляд на безоблачное небо и медленно похромал к Петру и Гриценко.
Что-то меня напрягло в его походке, только я не сразу понял что…
— А ну постой! — чуть не заорал я.
Арестованный замер и удивлённо оглянулся.
— Что ещё?
— Сейчас узнаешь.
Я обошёл его и встал напротив лицом к лицу.
— Ты на какую ногу хромаешь?
— На правую. Осколок в неё прилетел, с той поры и припадаю.
— Петь, — попросил я, — а ну закатай гражданину Челдонину правую штанину.
Напарник понимающе кивнул и выполнил мою просьбу.
На ноге арестованного я увидел то, что хотел: огромный безобразный шрам.
— Теперь левую.
Левая нога выглядела совершенно здоровой.
Я попросил Петра нож и разрезал ими верёвку на руках Макара.
— Гражданин Челдонин, вы свободны.
— Как это? — растерянно замигал Гриценко.
— Наш преступник хромал на другую ногу. Это не Челдонин.
— Здрасьте — приехали! — усмехнулся Пётр. — По горячему, значит, не раскрыли.
— Не раскрыли, — согласился я.
Мы вернулись к телеге, оставленной на околице села.
— А где ваш подозреваемый? — удивился Нефёдов.
— Наш московский Пинкертон опытным путём установил, что тот не виновен, — поддел меня напарник.
— Ну, в квалификации товарища Быстрова я не сомневаюсь, — не поддержал его шутку эксперт. — Кстати, пока вы ходили, я кое-что припомнил. Надеюсь, информация вам пригодится.
— Что вы вспомнили? — заинтересовался я.
— Это не первое подобное убийство. Где-то месяц назад я уже сталкивался с похожим. Только там убили мужчину.
— Что объединяет эти убийства?
— Мужчине размозжили голову. Удар нанесли предметом, завёрнутым в мешковину. Даст бог памяти, тело мы нашли верстах в пяти от Алексеевки.
— А почему вы только сейчас вспомнили об этом убийстве?
— Вы бы знали, сколько трупов проходит за неделю через мои руки, — вздохнул Нефёдов. — Человеческая жизнь нынче не стоит даже ломаного гроша.
— Это временно! — воскликнул Пётр.
— Всё на этом свете временно, — философски протянул эксперт.
Видя, что Пётр уже начинает заводиться, я остановил его:
— Так, Петь, давай обойдёмся без диспутов. У нас, между прочим, два трупа и, похоже, будут ещё, если мы не найдём убийцу.
— Аполитично рассуждаешь, Жора! Ты ведь комсомолец!
— А ещё без пяти минут член партии. Только сейчас надо сконцентрироваться на другом. Поехали в город, будем поднимать все аналогичные убийства, скажем, за весь год.
Напарник насуплено кивнул.
Глава 10
И опять мы с Петром засели в архиве уголовного розыска, перелопачивая покрытые толстыми слоями пыли документы. Первым делом, конечно, подняли убийство, о котором упоминал эксперт Нефёдов. Далеко по нему ростовские сыщики не продвинулись, даже личность погибшего не установили. Аналогичная история была и по другим смертям, которые походили на недавнее происшествие возле Алексеевки.
По сути уголовные дела представляли собой скупую выдержку из протоколов осмотра, другой полезной информации в них не было, при этом не сказать, что сыщики действовали спустя рукава. Работы проделывалось много, но зацепиться хоть за что-то так и не удалось.
Увы, мне это тоже было хорошо знакомо.
Пётр раздобыл детальную карту города и его окрестностей, мы отмечали на ней карандашом места, где были найдены трупы.
Некоторых мертвецов обнаружили слишком поздно, практически в скелетированном виде, объединял их всё тот же изуверский удар по голове. В ранах тех, кто сохранился лучше, была обнаружена мешковина и частицы бумаги.
— Упасть и не встать, — ошалело протянул я.
Пётр посмотрел на меня красными от воспаления глазами.
— Это Ростов, Жора. Поверь, ты ещё и не такого у нас насмотришься.
— В Москве и Петрограде тоже всякого хватает, но у вас реально творится такая жесть…
Напарник удручённо кивнул.
Результаты расследований не радовали, за двенадцать календарных месяцев произошло одиннадцать зафиксированных случаев, погибло три десятка человек, что самое страшное: почти половина — дети.
Я человек нечувствительный, но даже у меня волосы стали дыбом от масштаба происходящего. Где-то под Ростовом орудовала тварь, которую уже было нельзя назвать человеком.
— Нелюдь! — ударил кулаком по столу я.
Если верить в предопределённость и судьбу, быть может именно поэтому жизненные перипетии занесли меня сюда, в Ростов-на-Дону, чтобы найти и поймать этого гада.
Я понимал, что у него могут быть какие-то помощники, однако убивал всегда один, об этом свидетельствовал характерный почерк преступления. И речь уже шла по сути о промышленных масштабах. Я должен остановить эту проклятую фабрику убийств.
— Есть какие-то мысли? — спросил Петя.
— Давай рассуждать вместе. Ни один из трупов не опознан… О чём это говорит?
— Приезжие.
— Точно. Логично предположить, что преступник каким-то образом выходил на них на вокзале.
Я вспомнил дело московского маньяка — Упаковщика, и ощутил приступ вдохновения.
— Что если наш злодей — извозчик? В таком случае, он уже успел примелькаться на вокзале и не вызывает ни у кого подозрений. Люди выходят из поезда, у многих куча вещей, багаж, садятся к нему, он везёт пассажиров и по пути убивает, — продолжил размышлять я.
— Не забывай, что ему почему-то хватает всего одного удара, чтобы лишить человека жизни. Нет никаких следов борьбы, а убитыми порой бывают и двое и трое… Что, он опаивает жертв какой-то гадостью?
— Не исключено, — подтвердил я. — Но мне кажется верным иной вариант: убийца устраивается вместе с будущими жертвами на ночлег. Как только жертвы засыпают, он проламывает им голову с помощью какого-то предмета, завёрнутого в мешковину.
— А бумага зачем?
— Зачем… — Я задумался. — Знаешь, это, может, звучит дико, но что если он так помечает жертву в темноте… Кладёт на голову листок бумаги, она даже в темноте видна, затем бьёт по голове. Отсюда и запредельная меткость.
— У меня прям мороз по коже после твоих слов, — признался Пётр.
— Да я и сам себя не в своей тарелке чувствую. Это ж каким надо быть хладнокровным ублюдком, чтобы творить такое!
— Может собрать всех наших и устроить на вокзале облаву среди извозчиков? — сходу предложил Пётр. — Вдруг удастся расколоть гада?
— А если нет — тогда что? Спугнём, — вздохнул я.
— Так мы в первую очередь хромых проверим! — продолжил гореть напарник.