— Ой, перестань паясничать, доиграешься. Ужинать будешь?
— Нет, но спасибо за заботу, — я улыбнулся еще раз в ответ послал воздушный поцелуй.
Аня раскраснелась
— Да ну тебя!
Хорошая, по своему простому внутреннему миру, деваха. Просто не в моем вкусе. Жаль, остервенеет здесь со временем. При такой стрессовой нагрузке.
В это время на посту зазвонил телефон
— Я пошла. Зови, если что.
Анечка помахала ручкой, развернулась на пятках и выпорхнула из палаты. Доброе слово и кошке приятно. Мне кажется, что в этой жизни я буду легко сходится с людьми.
* * *
В воскресенье я с утра снова сходил на турник. Но вчерашнего доктора, Бориса Самсоновича, на этот раз не было. Я прозанимался в одиночестве. А потом целый день валялся и читал книжку. В столовой меня теперь считали за бывалого и накладывали как положено.
Я пытался найти Наталью Филипповну, но выяснилось, что она в краткосрочном отпуске. Надо было брать номер домашнего телефона. Давать ее номер в приемном мне отказались.
Вечером приехал генерал, и все также сухо кивнув мне головой в знак приветствия, стал раскладывать свои вещи из небольшого дутого кожаного портфеля.
Портфель имел как бы полукруглую пузатую форму, кожаную ручку и длинный язык застежку, напоминающую по форме мужской галстук.
После пушистого махрового полотенца, немецкой электрической бритвы, очков, умывальных принадлежностей он извлек из портфеля небольшие шахматы.
Доска была нестандартных размеров. Она была меньше обычных турнирных деревянных, но намного превосходила по площади дорожные комплекты.
— Играть умеешь? — спросил меня генерал глубоким хрипящим басом.
Глава 6
— Играть умеешь? — спросил меня генерал глубоким хрипящим басом.
Он внимательно наблюдал за мной будто бы от моего ответа зависела моя дальнейшая жизнь.
Я подумал о том, как много мы растеряли в новой России, раньше в шахматы играли везде. Во дворах, подвалах, парках.
Эта игра объединяла миллионы мужчин по всей стране. Она развивала у детей интеллект и способность думать, прежде чем действовать.
Даже те, кто не играл испытывали глубокое уважение к этому виду спорта и заядлым игрокам-любителям.
Шахматное войско на доске генерала имело необычную форму. Они скорее походили на солдатиков, нежели на классические игровые фигуры.
Я молча кивнул. Я не мог отказать себе в удовольствии сразиться с настоящим генералом КГБ.
— Раскладывай, — не оборачиваясь ко мне и не обращая внимания на меня обратился ко мне генерал.
Я расставил фигуры на доске, которую установил между нашими кроватями на белый больничный табурет.
Закончив со своими делами и переодевшись в больничную пижаму, генерал уселся напротив, и, взяв две фигуры разных цветов, «перемешал» их за спиной.
Он вытянул в мою сторону две руки с зажатыми в кулаках пешками. Я легонько указал на его правую руку. Мне достались белые.
Поначалу он высокомерно смотрел на меня, как на представителя поколения не нюхавшего пороху, а, следовательно, как на ненадежное, подрастающее племя, которому нельзя доверять.
В его тяжелом взгляде читалось многое.
Генерала явно не радовало увлечение «вещами» моих сверстников, в которых уже прорастал интерес к жвачкам, джинсам, кроссовкам, импортной аудио и видео аппаратуры.
Вне всяких сомнений, он был боевым ветераном, прошедшим ад Великой Отечественной.
Как и все люди войны, он ждал от нынешней молодежи такой же самоотдачи и жертвенности в повседневной жизни, какую демонстрировали те, кто сражался и погибал в боях за Родину.
Эх, если бы этот старик знал, что не мы, не молодежь восьмидесятых, проявим мягкость и малодушие. А поколение их детей, рожденные в тридцатых и сороковых двадцатого века, отдаст страну на растерзание.
Поколение Горбачевых, Рыжковых и Шеварднадзе предаст и продаст. Если не продаст, то сдаст по кускам великую страну в аренду на долгих тридцать с гаком лет.
Страну, которую они так берегли и защищали.
Первоначальная неловкость от несоответствия нашего положения в социуме и разницы в возрасте, сменилась глубоким уважением, к этому суровому старику.
Мне очень захотелось обнять его и поговорить о его жизни.
Но я не стал ничего комментировать и спрашивать.
Знал, что он не подпустит ни к объятиям, ни к сердцу. Я тоже играл молча. И старался играть красиво.
Это произвело на него впечатление. Генерал был сильным игроком. Откуда ему было знать, что в своей прошлой жизни единственной компьютерной игрой, в которую я играл был шахматный симулятор на сайте «личесс.орг».
К концу первой партии я впервые увидел эмоции на лице генерала. Мне показалось, что старик почувствовал себя счастливым оттого, что он, наконец-то, обрел достойного соперника.
Мы практически не разговаривали, но шахматы стали нашим языком общения.
Эта удивительная игра, если играть в нее достаточно часто, дает тебе возможность познавать игрока напротив без слов.
Существует сигнальная система шахматной позиции, которая рассказывает всё про нервную деятельность партнера, про его логику и умение мыслить.
Первую партию я ему уступил в честном бою. Вторую выиграл в упорной борьбе. Третью нам не дала доиграть Аннушка, пришедшая ставить генералу вечерние уколы и капельницу.
— Андрей Викторович, прошу на процедуру!
Мы так и уснули с ничейный счетом, надеясь доиграть незавершенную партию потом.
Моя позиция виделась нам обоим сильнее.
* * *
В понедельник с утра генерала увели на процедуры. После обхода зав.отделением посмотрел результаты моих анализов, послушал легкие, заглядывал в зрачки и сообщил мне, что я полностью здоров.
На мой вопрос стоило ли держать меня в больнице все эти дни он ответил, что советская медицина несет ответственность за каждого человека, попавшего в беду.
Его слова показались мне искренними, похоже на то, что он сам верил в то, что говорил.
Внутренне, я все больше сживался с Максимом Бодровым. Мой опыт предыдущий жизненный опыт никуда не девался.
При том, что он был несравненно богаче, чем опыт предыдущего хозяина тела. И все же, я не мог сказать, какой из них доминирует.
Похоже они гармонично срослись внутри. Я с удовольствием наблюдал за окружающим меня миром и людьми.
Я стал подмечать детали, которые не особо интересовали в прошлом воплощении. Например, я подметил что соответствующие настоящему времени архитектурные формы и строения были как бы устремлены в будущее.
При этом совсем не было рекламы, если не считать киноафиш, вывесок, названий магазинов и гостиниц. Это совсем не мешало.
Мне было с чем сравнивать. То тут, то там на глаза попадались советские лозунги. Они встречались намного реже, чем реклама, которую я перестал
Я смотрел на тумбу инсталляцию из окна, которая сообщала окружающим, что конституция СССР гарантирует человеку право на жилище и право на труд.
И к моему удивлению я заново открывал эти слоганы. Когда-то давно они казались мне ложными.
Теперь же я снова понимал, что это часть мировоззрения большинства советских людей.
В этом времени, в восьмидесятых в нашей стране было приятно так думать и жить.
Страна расслабилась после тяжелейшей войны и годов восстановления, где каждому нужно было предпринимать нечеловеческие усилия для того, чтобы страна выстояла, выжила и снова расцвела.
Казалось, что теперь наступило благоденствие. Люди стали ездить отдыхать на курорты, играть в драмкружках, рисовать, писать стихи, массово заниматься спортом и ходить в турпоходы. Расцветало творчество: театр, кино, телевидение, музыка и культура.
Наука и медицина, разогнавшись, достигли невиданных высот.
Все вокруг строилось. Дороги, заводы, жилье, школы и сады, парки стадионы.
Страна дышала полной грудью. Страна развернулась. Я видел все это вместе с великолепными морскими пейзажами из больничного окна.
