11
Богом быть не трудно. Главное — принимать поклонение верующих, как должное. Я напрактиковался в этом в бытность шумерским лугалем. Можно было ничего больше не делать, но я напрягся еще раз.
Часть таино, человек сто, была на месторождении обсидиана. Скорее всего, к ним прибежали те, кто уцелел во время сражения на пляже, и предупредили об опасности. Им кровь из носу надо будет пробиться к своим лодкам, которые горожане переместили на пляж под утесом, или выйти к морю севернее или южнее Самы и там выдолбить новые, что займет много времени. Скорее пойдут на север, поэтому мы решили встретить их. Неподалеку от города сакбе метров двести шел по заболоченному месту. Обитавшие там крокодилы порой вылезали на него, чтобы погреться. Приходилось сгонять их жердями, которые были заготовлены специально для этого на обоих берегах болота. Я хорошо знал это место, потому что мое охотничье угодье находилось примерно в километре дальше.
Большой отряд под командованием накома Камона перешел на противоположную сторону болота и спрятался там. Второй, поменьше и под моим командованием, остался на ближнем к городу берегу. Теперь я не боялся, что майя сбегут, если погибнет Камон, потому что у них есть кое-кто поглавнее.
Таино шли плотной группой. Впереди самые крепкие воины. Отряд Камона они не заметили, спокойно начали пересекать болото. Когда прошли две трети, загудели трубы майя, и из зарослей тростника на сакбе вышел я. Одни, совсем один. В левой руке щит с новой кожаной обивкой, в правой — сабля. Воины моего отряда прятались в джунглях по обе стороны сакбе, чтобы выскочить в нужный момент на помощь, если она потребуется. Я был уверен, что справлюсь один. Точнее, мне не придется ничего делать. Хватит того, что я, выйдя один навстречу целому отряду, спокойно жду, когда приблизятся. На противоположной стороне болота к сакбе выбежал целый отряд майя и приготовился к бою.
Завидев меня, таино остановились. Кто-то из них, наверное, один из уцелевших на пляже, крикнул то же слово, после которого наши враги сбежали с поля боя. Таино буквально оцепенели, будто я смотрел на них немигающим, гипнотизирующим взглядом анаконды. Хотя, судя по перекошенным рожам, двадцатиметровая анаконда показалась бы им белой и пушистой. Если бы они по команде ломанулись толпой вперед, то просто сшибли бы меня с ног. Команды никакой не было, но таино все вдруг развернулись и понеслись в обратную сторону. Смерть от копий и макуавитлей показалась им слаще. Кое-кто даже сиганул в болото, потревожив острорылых крокодилов, которые безмятежно кемарили на мелководье. Большая часть врагов была перебита отрядом Камона, а человек двадцать, бросив оружие, встали на колени и склонили головы, сдаваясь на милость воинам майя, и при этом испуганно оглядывались, не приближаюсь ли я.
К тому времени я был на середине этого участка сакбе. Поняв, что майя и сами справятся, остановился, а потом и вовсе пошел в обратную сторону. Бог сделал свое дело, бог может уходить. Впрочем, до города меня несли на руках воины отряда «ягуаров». Так обычно несут с поля боя накома-победителя, но все жители города знают, кто на самом деле одолел таино.
Командира вражеского отряда перед самым заходом солнца принесли в жертву богам на верхней площадке зиккурата. У живого вырезали сердце и положили еще бьющееся на алтарь. Его кровью обрызгали обоих накомов и всех «орлов» и «ягуаров». Предлагали и мне, но я отверг, чем еще раз подтвердил, что не обычный человек, который ни за что бы не отказался от такой чести. Не взял я и лучший кусок мяса из тела жертвы, которую порезали и запекли на горячих камнях. Бедолагу сожрали без меня, причем печеное мясо досталось только знатным людям. Безродным беднякам ни к чему удаль в бою и прочие плюшки от богов. Его голову накололи на копье, которое подтоком воткнули между камнями на верхней площадке зиккурата. Как мне сказали, после того, как боги, приняв облик птиц, склюют всё съедобное, в черепе будет сделано сквозное отверстие, и его нанижут на деревянный шест, в компанию к захваченным ранее, и спрячут в храме, чтобы каждый год в военный праздник пронести по городу за временным накомом.
Остальных пленников сделали рабами. На этот раз я не стал выпендриваться, выбрал самого молодого, лет четырнадцати, по имени Гуама. Привык я к слугам. Когда их нет, кажется, что меня никто не любит.
12
Теперь мне не надо ходить на службу. Иногда по ночам по привычке наведывался к ребятам, чтобы поболтать. Права, прежних душевных разговоров не получалось. Воины относились ко мне даже с большим уважением, чем к главному жрецу города. Мне предложили перебраться в каменный дом, который быстро возвели бы, но я остался в казарме, потому что боги майя не имеют жен на земле, а если нет семьи, то и отдельное большое жилье ни к чему. Продолжал обитать в своей келье, а в соседнюю поместил Гуама. Каждый день мне приносили лучшую еду и всё, что попрошу. Я просил редко. Более того, почти каждый день ходил на охоту и, если удача сопутствовала мне, угощал свежим мясом бывших сослуживцев.
Запредельный социальный статус лишил меня возможности стать накомом. Выбрали одного из знатных молодых мужчин. Камон с радостью передал ему обязанности и вернулся к семье. Однажды я встретился с ним на пляже под утесом. Я там загорал и купался, удивляя этим необычным поведением аборигенов. Какой нормальный взрослый человек станет купаться вместе с детворой, ведь есть дела поважнее. Бывший наком пришел туда, чтобы выбрать пару трофейных лодок, на которых собирался отправиться по торговым делам.
— Куда поплывешь? — поинтересовался я.
Камон ответил, что собирается обогнуть полуостров Юкатан с севера и достичь западного берега Мексиканского залива, чтобы обменять там соль, вяленую рыбу, хлопок, мёд, воск, морские раковины на жадеит, какао, сплав золота и меди. За время службы он сильно поиздержался.
— Возьмешь меня с собой? — спросил я.
— Конечно! — радостно согласился он.
Здесь уже есть морские разбойники, если можно назвать пиратством нападение одной лодки на другую. Значит, купцам нужна охрана. А кто сможет защитить лучше бога⁈
Оправились по утреннему холодку на следующий день после летнего солнцестояния, которое в Саме отметили очень пышно, с принесением в жертву большого количества собак и индюков. Чему именно посвящен праздник, догадался по тому, что начался он в «обсерватории» — небольшом домике с входом с северной стороны и небольшой круглой дыркой в плоской каменной крыше, назначение которого я раньше не мог понять. В полдень солнечный луч впервые за год упал через дырку вертикально вниз на пиктограмму, обозначавшую солнце. От этой даты я перешел на привычный мне европейский календарь. Не знаю, правда, зачем.
Караван был из пятнадцати пар трофейных лодок: одна лодка с гребцами тащила на буксире вторую, нагруженную товарами. В первой паре на буксируемой под невысоким навесом возлежал я на тюках хлопка и рулонах тканей. Не божье это дело — грести. Шли с раннего утра и примерно до полудня, потом делали перерыв часа на три-четыре, вытащив лодки на берег и спрятавшись в тени деревьев, и после отдыха продолжали плавание до вечерних сумерек. Ночевали тоже на берегу. С нами были три собаки, которые достойно несли службу. Людей встретили всего раз, двух рыбаков, которые, завидев нашу флотилию, устремились к берегу, бросили лодку и спрятались в джунглях. Мы не стали их грабить.
На второй день миновали остров Канкун. Где-то с час шли мимо него. В двадцать первом веке здесь будет известный курорт с тем же названием. Когда проходил мимо на контейнеровозе, казалось, что шеренга многоэтажных отелей на любой вкус и кошелек вырастает прямо из моря. Пиндосы будут прилетать сюда, чтобы отдохнуть от мексиканцев, наводнивших их страну.
Кстати, «мексиканские» мексиканцы сильно отличаются от «американских». Такое впечатление, что, пересекая границу, легально или нет, они всё хорошее оставляют на родине. В Штатах мексиканец — это ленивое, скандальное, агрессивное, нечистоплотное во всех отношениях существо, которое начинает шевелиться, только когда появляется возможность что-нибудь украсть. Такими же, за редчайшим исключением, вырастают и почти все их дети и внуки, словно у мексиканцев прививка от культуры гринго. Насмотревшись на них в Майами, по прибытию в Кампече я приготовился к подобному и был сильно удивлен. Милые, улыбчивые люди, общительные, отзывчивые, гостеприимные. Да, с типичной латиноамериканской ленцой, но и русские тоже не дураки повалять дурака.
