вылизываю ей обе дырочки, но и по очереди засовываю туда язык — мне нужно понять, где граница, за которой ей будет неприятно. К моему удовольствию и удовлетворению — она стонет и от того, и от другого!
Потом я подключаю к языку и пальцы. Чувствую, как начинают дрожать ее колени.
— Юра… давай я встану… вот так…, — она становится на четвереньки на диване. Очень удобно получается — ее попа как раз напротив моего лица. Продолжим…
Постепенно она опускается плечами и грудью на диван. У нее и прогиб получается очень… эротичный. Я добавляю интенсивности и амплитуды движениям пальцев и языка. Какой кайф — Надюшка вновь заходится в стонах, а потом и крике. Благо, что утыкается лицом в диван. Потом медленно опускается на бок, поджимает ноги к груди и так лежит, чуть подрагивая и всхлипывая.
Я пристраиваюсь за ее спиной и поглаживаю ей бока, бедра, спинку, перехожу на живот.
Потом она ложится на спину, открывает глаза:
— Слушай, я никогда не знала, что можно там… что можно так кончать! Ты — противный чердынец, Юрка! Где ты был раньше! И что я теперь буду делать? Вот сомневаюсь, что кто-то еще может так…
Я ничего не говорю, только нежно целую ее в губы.
Через некоторое время она как будто о чем-то вспоминает и широко открыв глаза, поворачивается ко мне:
— Постой… а… а как же ты? Ты же… ты не кончил что ли?
— Не помню, вроде бы кончил, когда первый раз тебя ласкал… Об ногу придавил, наверное. Да ладно тебе! Не думай об этом. Тебе же хорошо?
— Нет… Я так не могу. Так неправильно. Подожди.
Надя поднимается на колени, посмотрев на меня, улыбается, видя, как я ее разглядываю:
— Вот же ты бессовестный, Юрка. Пялишься и не стыдишься…
— А чего я должен стыдиться, Надюшка? Ты такая красивая, я любуюсь тобой — и должен этого стыдится? Не понимаю…
— Ну… хоть бы вид сделал, что ли! Ну… чтобы я не чувствовала себя такой бесстыжей, — женская логика, ага…
Она протягивает руки за спину и потянувшись, расстегивает лифчик, спускает его, и прикрываясь руками, говорит:
— А вот сейчас — правда не подглядывай… Я стесняюсь… у меня груди… обвисли после родов, вот…
— Глупая ты девчонка! Ты — моя прелесть и красивая, как… вот не знаю — как сказать, насколько ты красива. А груди… я же не мальчишка, и понимаю, что к чему. Перестань, любимая, делать проблему из ничего.
— И вовсе это не «не из ничего»! Знаешь какие у меня титьки были лет в восемнадцать? Мне все девчонки завидовали, вот!
— Прелесть моя… мне кажется, что, если бы твои девчонки видели бы, как ты сегодня кончала — они бы завидовали не меньше. И про груди твои не думали бы.
— Ну… это так, конечно… я как вспомню… у меня дыхание прерывается… как же ты… вот где ты такому научился, маленький засранец?!
Я смеюсь, следом за мной, поняв, что она только что сказала, хохочет и Надя.
Потом, отсмеявшись и пару раз ущипнув меня за бок, погладила то же место, где ущипнула и сказала:
— Ты такой худой, и в то же время, как из канатов таких свитый, странно как-то… Так, ты сейчас не смотри… ну… то, что я делать буду… а то я стесняюсь… и вообще стесняюсь вот так — при свете вот это все…
— Подожди, радость моя. У меня другое предложение. Давай ты перестанешь меня стесняться и сделаем мы вот что: ты будешь делать, что задумала, и смотреть мне в глаза. А я буду смотреть тебе в глаза.
— Ты сдурел что ли! Я так не смогу! Стыдоба-то какая. Нужно было еще простынь вытащить, хоть укрылась бы…
— Надя… Вот — я жалею о том, что напротив нас сейчас нет зеркала. Чтобы ты видела себя и видела — какая ты красивая!
— Скажешь то же — красивая! Вон — толстая какая, — было видно, что Наде приятны мои слова и она тщетно попыталась найти жирок под своей кожей на животе или боку.
— Знаешь, красавица, стыд — он, если его по-другому развернуть — он тоже возбуждает.
— Ну, ладно… Но ты все равно глаза прикрой, и так — вроде подглядываешь, а…, — меж тем Надя взяла в руку мой член, и стала потискивать его. Он и так уже давно стоял колом, но от этого напрягся и даже стал немного ныть… такая тянущая небольшая боль. От того, что Надя ничего про него не сказала, я понял, что размеры ее не вдохновили. Пичалька… Но что уж поделать, придет время — вырастет.
Потом она сдвинулась ниже, чуть взглянула на меня, вздохнула, увидев, что глаза закрывать я не собираюсь, и прильнула к нему сначала щекой, потерлась, а потом взяла его в рот.
Ох ты ж! Я, конечно, не в первый раз испытывал это ощущение. Хотя… чего я вру-то — в этом теле — как раз впервые! И как током по всему телу! Я, кажется, охнул, потому что Надя приподняла голову, взглянула на меня удивленно, потом, выпустив его из рта, улыбнулась и взяла снова.
Я бы не сказал, что она была мастерица в минете, но вот сейчас ее мягкие и нежные губы, и язычок — просто творили чудеса. Я поплыл, и ничего не мог с собой поделать!
Она снова приподняла голову, выпустив его из рта, тихо сказала:
— А в этом что-то есть — вот так смотреть, как ты трясешься! И правда — очень возбуждает. Я, кажется, снова потекла. И вообще, я с тобой только и делаю, что теку, как сучка распоследняя. И еще… он у тебя какой-то… вкусный что ли… прямо вот нравится мне это делать… не укусить бы…
Она стала активно качать головой, чуть наклоняя ее по влево, то вправо. И язычок я ее тоже чувствовал отчетливо.
— Надюшка… о-о-о-о-х-х-х… я сейчас кончу…, — не всем же нравится принимать в рот сперму, я — хоть предупредить… хочу… хотел… у-у-у-ф-ф.
Она не собиралась его вынимать. Придерживая меня одной рукой, а не дергаясь — у меня не вышло — она полностью взяла его в рот и продолжала работать языком все время, пока я… выстреливал…
Дождавшись окончания «стрельб», она еще несколько раз сделала посасывающие движения, выдаивая меня до
