— Было, — согласился он, — но сейчас стоит ли возвращаться к той системе?
— Для начала, — ответил я мрачно. — Для начала, граф. На той стороне Хребта я поспешу в Гандерсгейм. Там наши войска. Пусть их немного, но все же... И, главное, подумываю отыскать адмирала Ордоньеса, он не мог уплыть далеко, а у него на корабле король Кейдан.
Он расширил глаза.
— А Кейдан... зачем?
— Надо использовать, — объяснил я. — Победу можно получить в долгой и кровавой резне, а можно и пройти фуксом. Если объявить в Сен-Мари, что мы явились возвращать трон законно избранному правителю, которого, все знают, ненавижу, моя репутация упадет или подпрыгнет?
Он поморщился.
— Понятно, подпрыгнет, но стоит ли восстанавливать на троне осточертевшего Кейдана?
— А репутация? — повторил я.
Он буркнул:
— Не представляю, зачем это в долгой перспективе.
— А зря, — сказал я наставительно, — вы знаете, как часто идиоты твердят фразу: «Я ненавижу ваши убеждения, но готов отдать жизнь, чтобы вы могли их высказывать свободно». Даже не представляете, сколько на свете тупоголовых!
Он посмотрел с великим удивлением:
— Чё, правда?
— А вы сами с дураками не сталкиваетесь на каждом шагу?
— Нет, — сказал он, — я о фразе. Что, в самом деле есть такие, что готовы отдать жизнь...
Я отмахнулся.
— Нет, конечно! Зато звучит как красиво. И чем человек глупее, тем чаще повторяет. И напыщеннее. А так как дураками мир заполнен, то надо делать вид,
что и сам такой, живешь их заботами, радостями, чаяниями, любишь пиво и ходишь на футбол... в смысле, на турнирные бои... К тому же дураками управлять легко, нужно только почаще говорить им, что они свободные и демократичные, живут своим умом... ха- ха, у муравья ум помасштабнее!.. А мы, короли, лишь выполняем их желания. И можно запрягать этих остолопов, как хотим.
Он вздохнул.
— Да понимаю, что когда вроде добровольно, то работают лучше, чем когда из-под палки. Но все-таки вторгаться в Сен-Мари под лозунгом восстановления на троне...
— ...демократии и общечеловеческих принципов, — подсказал я. — В лице его величества короля Кейдана!
Он сказал безнадежным голосом:
— Это Кейдан демократ и этот, как его...
Я отмахнулся.
— Граф, а наша пропаганда на что? Народ поверит во что угодно, он дурак, если все подадим правильно.
Он покачал головой, сказал совсем тускло:
— А Кейдану хоть скажем?
— Что идем восстанавливать его на престоле? — спросил я. — А нужно ли?.. Пусть себе остается там, где и прячется.
— Ну да, — пробормотал он, — что заслужил, то и получил. Хотя, понимаю, под такое знамя на вашу сторону сразу встанут все сторонники Кейдана.
— Это же хорошо!
— А как с ними?
— После победы? — спросил я деловито. — Полагаю, большая часть погибнет в процессе восстановления демократических основ и восстановления легитимности. Остальных объявим врагами народа или шпионами, это по выбору, и вышлем...
— Куда?
Я подумал, сказал с неуверенностью:
— Например, на острова... Австралию уже открыли?
— Какую еще Австралию?
— Понятно, — сказал я, — ничего, у нас такой флот, все откроем, потом хрен закроешь. Главное, агентов влияния выявить вовремя и обезвредить. Мелких тихо и бесшумно в темных подворотнях, крупных — со скандалом и разоблачениями. Мы строим демократичное и правовое государство, у нас все будет прозрачно и как бы доступно!..
Он пробормотал:
— Это если Кейдан еще жив...
Я подумал, кивнул.
— Да, конечно. Некоторые мои противники исчезают как-то тихо, даже и не поймешь, погибли где-то или затаились, тот же Хоффман исчез без следа... Но Кейдан, думаю, так просто не исчезнет.
— Слишком крупная фигура?
— Не слишком, но короли так просто не исчезают. Потому лучше мы его используем в своих интересах, чем кто-то против нас. В общем, граф, вы поняли все, по хитрым и блудливым глазкам вижу. Потому... встретимся на той стороне Хребта. Вас там будут ждать люди Норберта.
«Что-то уже перебор, — мелькнуло у меня, — ношусь, как мартовский заяц, а гонцы на что. Но, с другой стороны, я вот так выигрываю даже не часы, а ценные дни и недели».
Брата Отто, который граф Шварцбург-Рудольштадт из рода Кенисбергов, не видно, но среди рыцарей я заметил брата Клаура, этот по неспешности движений, исполненного достоинству облику и внимательному взгляду тянет на герцога, но герцогов, насколько знаю, в Ордене пока только трое: Готфрид, Ульрих и некий герцог Зальм-Райнграфенштайн, но тот возрождает отделения Ордена в северных королевствах.
Я издали поприветствовал рыцарей взмахом руки, Бобик ринулся выискивать тех, кто будет бросать ему до позднего вечера бревнышко, а я поймал взглядом лицо брата Клаура.
— Не слишком рутинная работа?
— Всякая работа в радость, — ответил он с достоинством, — если идет на пользу людям и человекам.
— И все-таки жаль, — сказал я, — что не можете пропустить меня с армией. Это излишнее рвение.
Он сказал почтительно:
— Брат Ричард, мы все знаем, как много вы сделали для нашего Ордена. Знаем и то, что благодаря вам удалось вывести его на свет божий.
Я перекрестился.
— Все в руке Господа.
Он кивнул.
— Да, конечно. Однако устав есть устав. Даже Господь Бог не смог бы изменить, если бы захотел даже. Да мы бы ему и не позволили...
— Если бы Господь жил на земле, — пробормотал я, — Ему бы не поздоровилось.
— Брат Ричард?
Подошел еще рыцарь, крупный, в дорогих доспехах, кивнул мне, приветствуя, и сказал примирительно:
— Брат Ричард, меня зовут брат Ральф, я барон Эт- тинг Гогенцоллерн-Зигмаринген. Спешу уточнить, вам никто не мешает ездить через Тоннель, хотя вы и при оружии. Только держитесь правой стороны. Этот само- беглый паровоз так быстро не остановишь, а под левой стеной набросано всякого хлама, никак не уберем.
Брат Клаур поколебался, но зыркнул на сэра Эт- тинга и сказал нехотя:
— Да, один человек — не армия, хотя мы вообще- то знаем, что если речь о вас, то... вы стоите целой армии. Вы, как и упомянул брат Ральф, свободны ездить через Тоннель в любую сторону и провозить с собой личное оружие, но, уж простите, ваше войско мы пропустить не имеем права.
Я кивнул.
— Спасибо за точное следование правилам.
Они с недоумением смотрели вслед, а я подумал, что если следовать не букве закона, а духу, то обязаны были не пустить, сами же сказали, что я — армия, но сделали вид, что строго следуют правилу, и потому мы сейчас втроем мчимся по Тоннелю, справа и слева рельсы, если появится паровоз, успеем отскочить к правой стене, там струится живой поток торговцев, ремесленников, охотников за поживой...
Впереди блеснул, засиял и распахнулся яркий свет. Мы выметнулись в солнечный мир, справа и слева от дороги массивные башни с узкими бойницами в виде крестов для стрельбы из луков и арбалетов, ибо для луков достаточно вертикальных. Внизу не то вымощено камнем, не то убран тонкий слой земли до гранитной плиты, что при разломе чуть разошлась и снова столкнулась с такой мощью, что выдавила наверх то, что называем Большим Хребтом.
Стражи с этой стороны не успели охнуть, как я пронесся с заготовленной радостной улыбкой и приветственно вскинутой дланью, как же, нате, я вернулся, щасте ваше.
Арбогастр, умница, все понимает, останавливаться не стал, только свернул в сторону Гандерсгейма и понесся, наращивая скорость, а впереди мчится Бобик и радостно оглядывается: ага, я угадал, я все понял, я умница!
Вдали показались высокие башни крепости Брабанта, я успел увидеть на дороге цветное пятнышко, торопливо придержал арбогастра, тот уперся в землю и пропахал четыре глубокие и длинные канавы.
Цветное пятнышко распалось на десяток ярко разодетых молодых дворян, одежда явно не маскировочная, хотя едут с охоты, к седлам приторочены крупные птицы.
Я выловил взглядом знакомое лицо, видел этого сен-маринского лорда при дворце в Геннегау, не самый крупный из вельмож, но пару раз появился при дворе, а с моей памятью этого достаточно.
Издали широко улыбнувшись, я подъехал ближе, они тоже придержали коней, на всякий случай окружив своего лорда полукругом, еще не признав меня издали.
— Приветствую, — сказал я и широко улыбнулся. — Рад вас видеть, барон Карберидж.
Барон замедленно поклонился и ответил с предельной осторожностью:
— Приветствуем вас, ваша светлость...
Я небрежно отмахнулся.
— Уже мое величество. Я король таких земель, где может поместиться четыре Сен-Мари!.. Не знаю, насколько вы, сэр Бенедикт, рады моему возвращению, но я безумно счастлив войти в Сен-Мари со своей северной армией, разгромившей Мунтвига и подмявшей под себя весь север.
За его спиной начали переговариваться, не спуская с меня настороженно-удивленных взглядов.Барон спросил невольно:
— Мунтвиг... потерпел поражение?
— Не ожидали? — спросил я.