– На севере нам делать нечего, – ответил я сварливо. – И вовсе не потому, что где-то там империя Вильгельма Блистательного! Просто на юге нас ждут великие дела.
Он кивнул, спросил с разочарованием:
– Всего лишь великие?
– А что вам еще?
– Ну… а когда будут величайшие?
– Будут, – ответил я мрачно, сердце сжалось, величайшим делом будет схватка с приближающимся Маркусом. – Ох, граф, все бы вам драться, подвиги совершать, по колено в крови бродить… Брали бы пример со своего сюзерена! В монахи чуть не подался…
Он отшатнулся, перекрестился в непритворном испуге.
– Сэр Ричард! Хватит с нас одного Карла!.. Два – это перебор, это ни в какие ворота не лезет. Народ не любит повторов, мы от них как бы скучать начинаем. Лучше уж послушать женщину…
– …и поступить наоборот?
– Да, – подтвердил он. – Мало ли что она говорит, что надо идти на юг! Ничего подобного, мы вот считаем, что все наоборот: на юг идти надо! И в этом будет ваша государственная мудрость: поступить вопреки женщине, но – правильно!
Я посмотрел на него с подозрением.
– Что-то как-то странно звучит, и вообще я ничего не понял. Но это не важно, для политика важнее инстинкт и близость демократических ценностей, а они у демократа всегда ниже пояса, чтобы чесать можно было через карманы. Так что да, дождемся схода снегов, а потом… потом… потом будем ждать, пока все подсохнет.
Он отхлебывал с явным удовольствием, а на меня посматривал с двусмысленной улыбочкой.
– Сэр Ричард, не ревнуйте. Ее приказы выполняют только потому, что связывают ее с вами.
Я сказал резко:
– Да что за хрень? Я ни с кем не связан!
– Да-да, – согласился он, – кто спорит? Вы не связаны с принцессой Джоанной, хотя спите в одной постели, не связаны с королевой Мезины, хотя весьма и крепко, хоть и сбоку, в ее мужьях… так кто посмеет пикнуть, что связаны с Аскланделлой?
Я сказал сварливо:
– Вы и говорите, граф!
– Это другое, – пояснил он. – Им так хочется, ну что поделаешь?.. Честно говоря, нашим лордам ни одна из принцесс, что попадались по дороге, не пришлась так по душе, как Аскланделла.
– Да? – спросил я. – А Лиутгарда?
– Это огонь, – согласился он. – Это необыкновенная женщина!
– А ваша Аскланделла?
Он взглянул на мое лицо, чуть смутился.
– Ну, конечно, ваше высочество, мы восхищались всякими женщинами, что естественно… как умными, красивыми, так и особенными, как принцесса Лиутгарда, но когда появилась Аскланделла, все ощутили разницу.
Я сказал язвительно:
– Еще бы, дочь императора!
– Нет, – возразил он, – в ней есть, как бы сказать мягче, чтобы не задеть ваше и без того поляганное самолюбие, подлинное величие.
– Ого!
– Это важнее, – сказал он, – даже императорского титула. Остальные принцессы перед нею, что воробьи перед гусем. Даже лебедём. Наши все чувствуют, вот и Норберт к ней прислушивается весьма почтительно.
– Норберт? – переспросил я в тревоге. – Вы все с ума посходили. Где она сейчас? Я хочу прямо сейчас задушить ее собственными руками!
Он, отставив кубок, правда уже пустой, с готовностью поднялся, учтиво поклонился.
– Ваше высочество, она с утра ведет прием.
Я спросил с тяжелым сарказмом:
– Послов?
– И послов тоже, – ответил он, – но по большей части местной мелочи… Все-таки у нас армия, равновесие в королевстве нарушено, то и дело происходят некоторые… я бы не назвал их бесчинствами, а так, пустяковые эксцессы…
– Например?
– То таверну разнесут, – объяснил он, – то городишко какой сожгут, то чью-то дочь от знатных родителей умыкнут…
Я рыкнул:
– А почему не, скажем, Клемент разбирается?.. Ладно, сам знаю, он всех поубивает для торжества справедливости. А вы, граф?
Он ответил с достоинством:
– Я же вице-канцлер вашей милостью, как я могу?.. У меня другие дела. Хотя пока еще и не понял, какие… Так вы идете, ваше высочество? Или же в благородной задумчивости…
Я наконец отставил кубок и поднялся.
– Идемте, граф. И не вздумайте меня хватать за руки! Это будет государственная измена, предупреждаю по своей непонятной доброте.
По роскошным и празднично освещенным залам барон Герберт Оберштайн, явно исполняющий роль секретаря, хотя и непонятно почему и с какого перепугу, ведет за собой богато и со вкусом одетых лордов, полных еще не спеси, но осознания своей значимости и могущества.
Я остановился и придержал Альбрехта, наблюдая, как у входа в малый кабинет их встретил слуга в одеждах королевских цветов, поклонился и сказал негромко:
– Она вас примет.
Сэр Герберт обернулся к лордам.
– Минутку, я представлю вас.
Я подумал с одобрением: хорошо, обходимся без церемониймейстера. Правда, теперь поневоле…
Сэр Герберт исчез на несколько мгновений за дверью, затем вышел с сияющим лицом и гордо объявил:
– Ее светлость принцесса Аскланделла Франкхаузнер, дочь императора Вильгельма Великолепного!
Через широко распахнутые двери я видел Аскланделлу, стоит ровно и величественно, за нею три скромно, но с богатством одетые фрейлины, я узнал мордочки Джоанны, Хайдиллы и Рианеллы.
Аскланделла хороша, на этот раз ее голова, как дивный цветок, поднимается на тонкой шее из высокого кружевного веера воротника, лицо смотрится еще изящнее, хотя куда уж больше, над чернющими бровями нависает копна блестящих, как воронье крыло, волос.
Вообще она показалась мне дивным цветком, ярким и непривычным для тех, кто привык к ромашкам да лютикам, а еще к клеверу, который так обожают кони.
Сэр Герберт поклонился ей и сказал торжественно:
– Ваше высочество, послы из королевства Тер-Овенс!
Он еще раз поклонился, уже в сторону двери, одновременно протянутой рукой плавно показывая послам, что да, могут войти, бить не будут.
Оба лорда прошли под высокой аркой, разом снимая шляпы с перьями, грациозно и с явным удовольствием поклонились, молодым красивым женщинам всегда поклониться приятно, преклонили колена и опустили головы.
– Сегодня вернулся принц Ричард, – произнесла она доброжелательно-нейтрально, – потому все ваши вопросы отныне к нему. Я же принимаю вас лишь согласно договоренности… вместе с тем я рада, что ваше королевство отстраивается после разрушительной войны с королевством Алемандрия. Надеюсь, наши страны заключат союз.
Союз, мелькнуло у меня в голове, это ладно, общие слова, но о каких странах она говорит? И вообще, кто ей дал право принимать послов…
Оба коленопреклоненных лорда смотрят на нее влюбленными глазами, по их рожам вижу, что готовы вот так простоять перед ней хоть целый день.
Однако счастье когда-то да кончается, по царственному мановению руки оба послушно встали, медленно и с достоинством поклонились, на таких приемах каждый жест выверен и просчитан, суетиться нельзя ни в коем случае, ибо сейчас блюдется не только их достоинство, но в первую очередь принимающей стороны и королевского двора.
Сэр Герберт покосился в мою сторону, почуял присутствие грозного зверя, я кивнул и прошел к тронному креслу. Аскланделла перевела царственный взгляд в мою сторону, мягко улыбнулась, мне даже показалось, что искренне, хотя кто женщин поймет, а императорских дочерей и подавно.
Я шел через зал к пустому трону, но смотрел на Аскланделлу и тоже держал на лице застывшую улыбку радости и чуть ли не ликования. При закрытых дверях и наедине могу хоть морду бить, но на людях только предельная учтивость, вежливые слова и вообще галантерейность во всем, мы же интеллигентные… эти самые, нет, пока еще рыцари, а это повыше, чем эти самые, у интеллигенции только манеры, а у рыцарей еще и внутреннее достоинство, гордость, честь и верность слову, привычные пока что понятия, что станут дикими и пинаемыми в просвещенное время разгула демократии и всеобщих свобод. Всяких. Разных.
Аскланделла чуть повернула голову и просто смотрела на меня, но мне почудилось, что во взгляде, пусть и самым краешком, проступила радость или хотя бы слабое удовольствие, что это я, а не кто-то из назойливых обожателей.
Я ощутил, что моя улыбка превращается в довольно глупую, шел широкими шагами, сам чувствовал, что убыстряю движение, но остановиться не мог, а когда оказался перед нею, мою морду растягивала улыбка от стены до стены, а челюсть отвисла до пояса.
– Ваше высочество, – проговорил я. – Ваше высочество!
Все повернулись к нам, я чувствовал, что смотрят во все глаза, но сам смотрел только в ее чистое безу-коризненное лицо.
Она поинтересовалась хрустальным голосом:
– Ваше высочество?
Я опустился на сиденье трона, возложил загребущие на широкие подлокотники, как раз по мне, хотя этот скотина Мунтвиг делал под себя.
– Аскланделла, – повторил я, бросил взгляд на ее фрейлин, сказал с восторгом: – Вы не представляете, какое это удовольствие видеть вас… после постных монастырских рож!..
