— Патроны свои доставай!
Кряхтя как старик, молодой боец выгреб из кармана десяток патронов, которые и впрямь были перемешаны с каким-то сором. Лежащему Лёхе было снизу плохо видно, но публика засмеялась.
— Во время боя такой грязный патрон может и не стрельнуть и застрять наперекосяк. И — прощай жизнь молодая! А вы все — не подумали, схватили винтарь — и рады по уши.
— Без боеприпаса любое оружие — кроме топора — не работает. У нас красноармеец Леселидзе так немецкий миномет после боя притащил. Хорошая штуковина, а мин к нему не было. Прострелили трубу, да и выкинули — мудро заметил Середа.
— Вот! Потому — думать надо! Иначе будете как уркаганы какие таскать пистолеты без кобуры, патроны без подсумков и обоймами не озадачитесь! Это ясно?
Опозоренная молодежь невнятным шумом дала понять, что да, ясно.
— Обоймы все-таки обычно в подсумках. У кого есть обоймы, тот и о подсумках озаботится — влез Середа и разведчик кивнул в ответ.
— Едем дальше! Товарищ старшина, встаньте пожалуйста! Смотрим все! Фляга нужна? Штык — нож нужен? Лопатка нужна, а?
Молокососы молча кивали.
— И на чем все висит? Правильно, на ремне. Ремень всегда пригодится — навешай на него подсумков и повесь через плечо. А если как эта система — с плечевыми ремешками — и того лучше. И штаны не оттянет и патроны по карманам не трутся. Один ремень штаны поддерживает, второй воинский вид придает, а третий носимый боезапас при отсутствии «сидора» делает гораздо больше штатного.
— А четвертый? — попробовал схохмить Азаров из чувства уязвленного мальчишеского самолюбия.
— А четвертый ты вон Гнидо подаришь а то у твоего друга витая подпояска, как у графа Толстого, а ремня и нету. Ходит тут, как великий писатель!
— Сколько времени понадобится, все это снимать — уперся Азаров.
— Так вот, чтоб вы знали — снимается все это одним махом. Товарищ старшина, повернитесь — ка. Вот, глядите и учитесь — расстегиваешь вот так ремень поясной — тут в пряжке крючок — и всю сбрую мигом стягиваешь. Оп! Готово!
Выглядело это и впрямь, словно цирковой фокус.
— А теперь давайте по очереди делайте сами. Оно, конечно, сложнее, когда тело на земле лежит — но не намного. Сейчас со стоячего тела снимать будем — а то неровен час порвете китель или синяков товарищу старшине наставите.
Лёха чувствовал себя довольно глупо, но терпел, пока юнцы сдергивали с него всю сбрую. Получалось довольно просто — как пиджак снять. К удивлению потомка и некоторые взрослые бойцы попробовали, даже — чем немало менеджера озадачил — и Семенов подошел. И не только он. Даже Бендеберя влез, наглядно доказав, что мародерство — тоже своего рода искусство.
— Коль пошла такая пьянка — режь последний огурец! — заявил ефрейтор достаточно громко.
— Это ты про что? Про китель, портки и сапоги? — догадался Киргетов.
— Точно так! И ранец не забыть! Там могут быть запасные носки и портянки.
— Вроде, немцы ж портянок не носят? — спросил Лёха.
— В ту войну носили и сейчас никуда не денутся. Носков не напасешься, а в сырое да холодное время — и тем более — уверенно возразил Бендеберя.
— С мертвяка одежку одевать — брезгливо перекосился Сиволап.
— Погоди, побегаешь зимой с голой задницей и босиком — мигом передумаешь — возразил мудрый ефрейтор.
— А ты, дядя, бегал? — вроде и ехидно, но с живым интересом спросил один из школяров.
— А ты как думаешь? Те же снятые с убитого сапоги, если тебе не подойдут, можно с кем-нибудь поменять. Скажи ему, что с живого снял — и нет вопросов. Не босиком же по лесу, хоть сейчас и тепло еще. Запасные портянки нужны обязательно. У пехоты ноги иной раз важнее рук. Ты и сам это должен знать. Сухие портянки при мокрых сапогах тоже лучше мокрых. Так что бери все — пригодится. И вот еще что хотел сказать. раз уж все собрались — по оружию. В полевых условиях ружжо надобно обиходить ежедневно. Пыль, грязь, ставишь и кладешь где ни попадя, факт. Это и понятно — пирамиды и прочая в партизанском отряде противопоказано, всегда оружие должно быть под рукой, как в окопе, а потом отказы, заедания ударно-спускового, утыкание патрона в патронник и так далее. Пружины магазинов «садятся». Потому переснаряжать магазины надо, давая распрямиться пружине.
— Точно сказано. Вот и смотрите, как жить дальше. И помните — что не только тебе может что пригодится, а и товарищу твоему. Потому с битых фрицев надо все забирать. Им-то уже ничего не пригодится, а партизанам немца бить будет сподручней. Какая убитому разница — в сапогах его закопают или без. Это реалии войны. Все понятно? Тогда — разойдись и тренируйся.
Лёха оказался в центре внимания, всем загорелось понять как и что на немецкой сбруе крепится, но менеджер, взял и свалил на Середу болтологическую часть. Впрочем, артиллерист не стал откручиваться и внятно с прибаутками растолковывал пейзанам-партизанам что да как.
— Все — таки жизнь манекенщика тяжела — думал Лёха, покорно дергаясь в очередной раз, когда с него сдергивали снарягу. Потом он подумал, что вполне мог бы назвать себя и стриптизером, передумал, потому как это показалось неуважительным, а когда решил, что скорее он — учебное пособие, то, в общем, решил, что пора и кончать. Но отпустили его еще нескоро. Чертов Середа — не заткнуть его было, особенно когда девахи с кухни стали на него смотреть восхищенными круглыми глазищами. Так они потом вместе на кухню и ушли, только тут Лёха перевел дух. Вернулся в шалаш, где стал снимать с себя амуницию и сбрую германского производства.
— Я тут тебя хотел вот о чем попросить — начал издалека потомок, сдавая Семенову на хранение комплект мундира покойного фрица, но дояр глянул на него, хмыкнул и молча протянул два простеньких дермантиновых подсумка. Они, конечно, смотрелись куда хуже, чем кожаные, немецкие и немного дисгармонировали с роскошным чешским ремнем, но Лёха благодарно кивнул. Так уж получалось, что боец понимал его если и не с полуслова, то, во всяком случае — очень быстро.
— От Усова остались — пояснил Семенов.
— А как он?
— Пока живой. Может — и выкарабкается. Но ему пока они всяко без надобности.
Боец Семенов
— Отчего сосна стоит? — громко спросил Середа и этим разбудил красноармейца.
— Вот черт неугомонный — проворчал боец.
— Нет, а все таки? — уперся привычно хохол.
— Какая еще сосна, Ирод ты бессонный?
— Со сна, бестолковщина! Просыпаешься — а он стоит. И снов вроде не видал. А он — стоит. Вот что значит: режим дня и мясная пища! — сказал, широко зевая, артиллерист.
Тут наконец для бойца дошло о чем толкует товарищ, и боец покраснел. Он не любил говорить о всяком этаком с посторонними и привычка некоторых толковать все время о бабах, девках и греховных делах его смущала.
— И что хорошо — еще на дней пять мяса хватит, что лично меня весьма радует! Да ладно тебе, день на дворе, кто рано встает…
— Тот спать не дает! — раздался голос лейтенанта.
— Тому и глаз вон! — поддержал и Лёха.
— Да бросьте, весь лагерь уже на ногах — беспечно отмахнулся Середа. Все завозились, на своих лежанках, заведомо зная, что шебутной артиллерист все равно спать не даст, если сам встал, характер такой у человека. Вот бурят — тот тихо выскальзывал из шалаша, сидел, курил, еле слышно бурча какие-то заунывные мелодии, никому не мешая храпеть и посапывать.
— Репродуктор!
— Граммофон!
— Вы вставайте, вставайте, умываться самое время! Тарищ летнант, а что на сегодня с верхов слышно?
— Да все то же — работать будем. Ночью обещали на склад налет сделать, немцы там пьяные будут до удивления. Эх, жаль начальство не дает добро на то, чтоб этих алкоголиков вырезать к черту! — искренне огорчился кровожадный лейтенантик.
— Бросьте, от таких служак ихнему Рейху вреда больше, чем пользы! Они же что угодно пропьют! — заметил Бендеберя.
— Киргетов откуда-то вынюхал, что их отделенный Железным Крестом награжден еще в ту войну.
— А тогда да, могут и опасными быть. Что со склада потянем?
— Все! С четырьмя подводами пойдем.
— Ого!
— Именно! Так что, что успеем — то и потянем.
— Смело! И фрицы — ни гугу?
— Я так считаю — между нами только — что скорее всего в их компании есть тельмановец, который работает на нашу победу — заговорщицким мальчишеским голосом сказал лейтенант. Лёха скорчил с чего-то постную морду, пошел наружу чистить зубы трофейной щеткой.
— Что-то не заметно у них тельмановцев, факт — буркнул Бендеберя.
— Ничего, когда возьмем Берлин — тут же появятся. Спорить готов, что никаких партизан у гансов не будет в принципе. Особенно таких героических, как мы — пробулькал снаружи Лёха.
— Это бы хорошо. А пока придется опять картошку собирать, да на зиму припрятывать. И свеклу с репой. Жрать народ повадился — страх берет. Жрут и жрут! Слыхал, тащ летенант, опять сегодня молокососов днем дрессируете?
